Карин Фоссум - Не оглядывайся! Страница 26

— Он покончил с собой. А ты сказал, что твои родители развелись. Тебе пришлось нелегко?

— Нормально.

— И поэтому ты скрыл от меня этот факт?

— Тут нечем хвастать.

— Понимаю. Ты можешь сказать мне, чего ты хотел от Анни, — вдруг спросил Сейер, — когда ждал ее у лавки Хоргена в день убийства?

Удивление Хольвара казалось неподдельным.

— Извините, но здесь вы ошибаетесь!

— Люди видели мотоцикл возле магазина. Ты в это время как раз уезжал из дома.

— Найдите этого типа как можно скорее.

— Это все, что ты можешь сказать?

— Да.

— Хорошо. Хочешь чего-нибудь выпить?

— Нет.

Снова наступила тишина. Хальвор прислушался. Вдалеке кто-то смеялся — звуки доносились как будто из иной реальности. Анни была мертва, а люди ведут себя так, будто ничего не произошло.

— У тебя не было ощущения, что Анни была не вполне здорова?

— Что?

— Ты никогда не слышал, чтобы она жаловалась на боли, например?

— Анни выглядела здоровее всех. Она была больна?

— Есть информация, которую мы, к сожалению, не можем тебе сообщить, хотя ты и был ей близок. Она никогда ничего такого не говорила?

— Нет.

Голос Сейера звучал вполне дружелюбно, но он говорил как положено — медленно и отчетливо, — и это придавало его словам вес.

— Расскажи мне о своей работе. По каким дням ты ходишь на фабрику?

— Мы работаем посменно. Неделю пакуем, неделю следим за машинами и неделю развозим.

— У тебя получается?

— Перестаешь думать, — тихо ответил Хальвор.

— Перестаешь думать?

— К механической работе привыкаешь. Она делается как бы сама собой, так что можно переключиться на другие вещи.

— На что, например?

— На все остальное, — был угрюмый ответ.

Хальвор говорил отчужденно. Казалось, он взвешивает каждое свое слово. Может быть, он сам не вполне осознавал это, просто с детства привычка никому не доверять.

— Чем ты занимаешься целыми днями? Раньше ты встречался с Анни, а теперь чем заполняешь это время?

— Пытаюсь выяснить, что случилось, — вырвалось у него.

— У тебя есть способы?

— Я роюсь в памяти.

— Я не уверен, что ты рассказываешь мне все, что знаешь.

— Я ничего не сделал Анни. Вы думаете, я это сделал, да?

— Честно говоря, я не знаю. Ты должен помочь мне, Хальвор. Казалось, что в последнее время Анни стала другим человеком? Ты согласен?

— Да.

— В таких случаях причиной бывают многие факторы. Люди могут, например, резко измениться, потеряв кого-то из близких. Или после серьезных неприятностей, или если они болеют. Порядочные, работящие и прилежные молодые люди могут в одночасье резко измениться, хотя внешне это незаметно. Злоупотребление алкоголем и наркотиками тоже деформирует личность. Или насильственное нападение, например, изнасилование.

— Анни изнасиловали?

Сейер не ответил.

— Ты можешь предположить, что с Анни произошло что-нибудь из перечисленного мной?

— Я думаю, что у нее была тайна, — наконец выдавил из себя Хальвор.

— Ты думаешь, у нее была тайна? Продолжай.

— Что-то, что повлияло на ее жизнь. Что-то, с чем ей не удалось разобраться.

— И ты утверждаешь, что не имеешь представления о том, что это было?

— Именно. Ни малейшего представления.

— Кто, кроме тебя, знал Анни лучше всех?

— Отец.

— Но они ведь не так уж часто беседовали друг с другом?

— И, тем не менее, они знали друг друга очень хорошо. Вопрос в том, сумеете ли вы заставить его рассказать что-нибудь. Попросите его прийти одного, без Ады. Тогда он скажет вам больше.

Сейер кивнул.

— Ты когда-нибудь встречал Акселя Бьёрка?

— Отца Сёльви? Один раз. Мы с девочками ездили в город и зашли к нему.

— Что ты можешь сказать о нем?

— Он был довольно приветлив. Упрашивал, чтобы мы заходили еще. Грустно смотрел нам вслед, когда мы уходили. Ада была категорически против, так что Сёльви ездила туда тайком. И это была последняя поездка, так что Ада, видимо, своего добилась.

— Что за девочка Сёльви?

— О ней мало что можно сказать. Вы наверняка и сами все поняли. Она вся как на ладони.

Сейер опустил голову на руки.

— Может возьмем колы? Здесь такой сухой воздух. Сплошные синтетические материалы, стекловолокно, просто ужас.

Хальвор кивнул и немного расслабился. Но тут же вновь собрался. Его так просто не купишь. Первый слабый проблеск симпатии к седоволосому инспектору наверняка спровоцирован. Этот полицейский ходил на курсы, изучал технику допроса и психологию. Знал, как найти в человеке трещину и загнать туда клин. Сейер вышел, дверь за ним закрылась, и Хальвор решил немного размять ноги. Он подошел к окну и выглянул наружу, но не увидел ничего, кроме серой бетонной стены, здания Суда и нескольких служебных автомобилей. На столе стоял компьютер — американский «Compaq». Может быть, они нашли сведения о его детстве. Наверняка у них везде пароли, как у Анни, расследования ведь очень деликатное дело. Он поразмыслил о том, что за пароли могут у них быть и кто их придумывает.

Сейер снова вошел в комнату и кивнул в сторону экрана.

— Это всего лишь игрушка. Я на него не слишком надеюсь.

— Почему нет?

— Он не на моей стороне.

— Конечно нет. Он вообще не может выбирать сторону, поэтому на него и стоит положиться.

— У тебя такой же, да?

— Нет, у меня «макинтош». Я играю на нем. Мы с Анни часто играли вместе.

Хальвор вдруг приоткрылся совсем чуть-чуть и улыбнулся своей полуулыбкой.

— Больше всего она любила лыжный имитатор. Он настроен так, что можно выбрать снег, крупно- или мелкозернистый, сухой или мокрый, температуру, длину и вес лыж, розу ветров и все такое. Анни была постоянной. Она всегда выбирала самую сложную лыжню, либо «Deadquins Peak», либо «Stonies». Начинала бежать в середине ночи, в самый шторм, по мокрому снегу на самых длинных лыжах и не оставляла мне ни единого шанса.

Сейер непонимающе посмотрел на собеседника и покачал головой. Он налил колу в два пластиковых стаканчика и снова сел.

— Ты знаешь Кнута Йенсволя?

— Тренера? Я знаю, кто он. Я иногда бывал с Анни на матчах.

— Тебе он нравился?

Пожатие плечами.

— Не то чтобы душа-парень, да?

— Мне кажется, он бегал за девочками.

— И за Анни?

— Смеетесь?

— Просто спрашиваю.

— Он не осмеливался. Она была недотрогой.

— Тогда я ничего не понимаю, Хальвор. — Сейер отодвинул в сторону пластиковый стаканчик и перегнулся через стол. — Все говорят о том, какая Анни была красивая, сильная, самостоятельная и спортивная. Не хотела никому понравиться, была неприступна. «Она была недотрогой». И все же она надолго осталась с кем-то наедине в лесу и на берегу озера. Вероятно, вполне добровольно. И потом, — он понизил голос, — она дала себя убить.

Хальвор с ужасом посмотрел на Сейера, как будто абсурдность этой ужасной ситуации только что дошла до него.

— Кто-то должен был принудить ее.

— Но кто мог принудить Анни что-то сделать?

— Я таких не знаю. Во всяком случае, не я.

Сейер отпил колу.

— Удивительно, что она ничего не оставила. Например, дневника.

Хальвор уткнулся носом в свой стакан и долго пил.

— Но могло ли случиться так, — продолжал Сейер, — чтобы Анни ввязалась во что-то опасное? Может, кто-нибудь давил на нее, запугивал?

— Анни была очень порядочной. Я не думаю, что она могла наделать глупостей.

— Человек может наделать массу глупостей и остаться при этом порядочным, — задумчиво сказал Сейер. — Одно-единственное действие мало что говорит о человеке.

Хальвор внимательно выслушал и сохранил в памяти эти слова.

— В вашем городке вообще есть наркотики? — продолжал Сейер.

— Увы. Вы же не зря устраиваете обыск в пивных внизу, в центре. Но Анни туда не ходила. Она покупала все в киоске рядом с домом.

— Хальвор — сказал Сейер проникновенно. — Анни была тихой, сдержанной девочкой, которая любила сама контролировать свою жизнь. Но вспомни: ты никогда не видел, чтобы она боялась?

— Не боялась. Но — закрывалась. Несколько раз — почти в ярости и несколько раз — в отчаянии. То есть, да, я видел Анни по-настоящему испуганной. Не то чтобы это имело какое-то значение, но я припоминаю. — Он забылся и стал многословным. — Мать, отец и Сёльви были в Тронхейме, там у девочек тетя. Мы с Анни были одни дома. Я должен был лечь наверху. Это было прошлой весной. Сначала мы катались на велосипедах, потом долго сидели наверху, до ночи, и слушали пластинки. Было очень тепло, поэтому мы решили лечь снаружи — в саду, в палатке. Мы все приготовили, потом пошли в дом почистить зубы. Я лег первым. Анни пришла позже, села на корточки и открыла спальный мешок. А там была гадюка. Большая черная гадюка, свернувшаяся в мешке. Мы выбежали из палатки, и я позвал соседа, который живет через дорогу. Он решил, что змея заползла в мешок, чтобы согреться и в конце концов решила остаться там жить. Анни так испугалась, что ее тошнило. И с тех пор я всегда вытряхивал ее спальный мешок, когда мы ходили в палаточные походы.