Чарлз Тодд - Испытание воли Страница 28

Ратлидж приказал выстроиться в линии по шестерым, чтобы произвести расстрел. Казалось, дрогнула земля, так все были потрясены, так громко стучало в висках, что растворились все мысли. Он должен был кричать, тащить их, сопротивляющихся, на снег, расставить по местам. А затем он должен был привести Хэмиша.

Он снова в последний раз обратился к нему:

— Еще не поздно, парень!

Хэмиш улыбался:

— Вы же боитесь моей смерти, правда? Не понимаю почему; они же все умрут до конца дня! Что значит еще одна кровавая смерть? Боитесь, что она будет на вашей совести! Или боитесь, что я буду вам являться?

— Идите к черту! Выполняйте свой долг — присоединитесь к своим. Сержант погиб, они в вас нуждаются, через час начнется мясорубка.

— Но без меня. Лучше я умру сейчас, чем окажусь там снова! — Хэмиш поежился и закутался в плащ.

Их окружали тьма и снег. Но близился рассвет, у Ратлиджа не было выбора, пример должен быть подан. Он взял Хэмиша за руку и повел по скользкому скрипучему снегу туда, где была выстроена расстрельная команда.

— Хотите завязать глаза? — Ему нужно было наклониться к самому уху Хэмиша, чтобы тот его услышал. Они оба тряслись от холода.

— Нет. Ради бога, развяжите меня!

Ратлидж поколебался, затем сделал так, как просил капрал.

Он слышал ропот солдат, странным образом хорошо различимый. Он не мог их видеть, но знал, что они наблюдают за происходящим. Шестеро солдат выстроились не в линию, а держались кучкой.

Ратлидж пошарил в кармане. Нашел там конверт, чтобы отметить центр груди Хэмиша, подошел к нему, двигаясь механически, ни о чем не думая. Прикрепил конверт булавкой к его шинели, последний раз взглянул в его спокойные глаза и отошел.

Он слышал, как Хэмиш произносит слова молитвы, почти не дыша, потом имя девушки, и, подняв руку, резко взмахнул ей. Было мгновение, когда он подумал, что солдаты не подчинятся ему, и его охватило страшное облегчение, но потом сверкнули выстрелы, слишком яркие в темноте. Он повернулся, посмотрел на Хэмиша. В первый момент не смог ничего увидеть. Потом разглядел съежившееся тело на земле.

Он быстро подошел к нему. Стрелявшие тут же разошлись, гонимые чувством стыда. Опустившись на колени, он смог увидеть, что, несмотря на белый квадрат в центре груди Хэмиша, выстрелы пролетели мимо. Хэмиш истекал кровью, но был еще жив. Кровь текла у него изо рта, он пытался что-то сказать, темные запавшие глаза на бледном неподвижном лице, в которых был написан конец, о чем-то просили.

Наступление начиналось — немцы отвечали, раздавались отдельные выстрелы. Но Ратлидж стоял на коленях на темном снегу, стараясь найти слова, чтобы просить о прощении. Рука Хэмиша вцепилась в его руку мертвой хваткой, его глаза умоляли, но милосердия в них не было.

Ратлидж вытащил пистолет, приставил его к виску Хэмиша. Он мог поклясться, что губы капрала скривились в улыбке. Он ничего не сказал, и все же его голос звенел где-то в голове у Ратлиджа: «Кончай! Ради всего святого!»

Пистолет выстрелил, запах пороха и крови накрыл Ратлиджа. Умоляющие глаза широко раскрылись, а затем ушли в темноту, покой и пустоту.

Последовавшее сражение с немцами ослепило его, сбило с ног густой вязкой волной грязи и жара, которая поглотила его полностью.

Последней четкой мыслью перед тем, как он погрузился в темную удушливую вечность, было: «Прямое попадание… о господи… если бы только… чуть раньше… это было бы концом для нас обоих…»

А потом… а потом в Лондоне ему вручили эту чертову медаль…

Глава 10

Примерно час спустя Ратлидж отправился в ресторан гостиницы обедать. Он не помнил, как добрался до своего номера, кого встретил по дороге. Это была самая тяжелая вспышка памяти, которую он пережил с тех пор, как покинул госпиталь. Она его расстроила, вывела из состояния хоть какого-то равновесия. Но как доктора ему и говорили, она, подобно другим вспышкам, наконец закончилась, оставив чувство усталости и опустошенности.

Слегка взбодрившись, он настроился на встречу с Редферном и другими обедающими, которые наверняка уставились бы на него с отвращением. Но обеденный зал был почти пуст, а Редферн погружен в себя. Его хромота казалась более заметной, когда он подошел к столу Ратлиджа за указаниями и оперся о стол.

— Слишком много ходил, — сказал он, заметив сочувственный взгляд Ратлиджа, и пожал плечами: — Тяжелее всего лестница. Доктора сказали, что со временем пройдет.

Но голос его звучал невесело, как будто он перестал в это верить.

Ратлидж провел остаток дня в участке, разговаривая с инспектором Форрестом по поводу персон, записанных у него в блокноте. Это было лучше, чем быть одному, лучше, чем общаться с Хэмишем. К тому же таким образом он размышлял вслух, почерпывая сведения, которые местный человек знал, а он нет. Тщетные надежды, заключил он, когда они закончили и Форрест отсел в молчании, почесывая щеку и глядя в потолок, будто надеясь найти там ответ.

— И все-таки что вы думаете? — повторил Ратлидж, стараясь скрыть нетерпение в голосе.

— Вряд ли кто-то из них является вашим убийцей, — ответил Форрест, невольно подчеркивая слово «ваш», как бы оставляя себя в стороне от этого дела. — Возьмем для начала мисс Вуд. Я никогда не видел, чтобы она пререкалась с полковником, не видел и не слышал. Он давал ей все, что она пожелает, ей не о чем было беспокоиться.

— А что, если она хотела получить что-то, что он не мог ей дать?

Форрест засмеялся:

— И что бы это могло быть? Не могу придумать ни одной вещи, которой бы у нее не было! Она любящая девушка, абсолютно неэгоистичная, не упрямая.

— Ну, дальше, Уилтон?

— Он собирается жениться. Вернейший путь потерять невесту — причинить любой вред полковнику, не говоря об убийстве. Здесь, прямо перед свадьбой? Это было бы безумием! И что с того, что они ссорились в ночь убийства? Даже если это так! Вам это много дает? На мой взгляд, для убийства недостаточно! Если нет никаких других улик.

— Тогда почему Уилтон не придет ко мне, не расскажет правду, что было причиной ссоры?

Форрест пожал плечами:

— Может быть, что-то случилось во Франции, о чем знают только они. Может быть, что-то такое, что, как думал капитан Уилтон, полковник не хотел бы знать. Что-то личное.

— Да, он так и сказал, — ответил Ратлидж, поднимаясь и начиная шагать по комнате. — Но мы не знаем сути ссоры, так ведь, и, пока мы этого не узнаем, я не намерен вычеркивать из списка мисс Вуд. Миссис Давенант?

— Очень уважаемая дама. Она вряд ли в принципе могла совершить убийство. И в любом случае, с какой целью?

— Не знаю. Была ли она когда-нибудь влюблена в полковника? Или в Уилтона?

— Никаких слухов на этот счет. Если бы она была влюблена в кого-то, кроме собственного мужа, наверняка хранила бы это в секрете. И вообще я как-то не могу себе представить ее бегающей за полковником с заряженным ружьем в руках. Если бы она ревновала к Леттис Вуд, убийство полковника ей бы все равно не помогло.

— А если бы обвинили в этом убийстве капитана или Леттис Вуд?

— Если бы обвинили капитана, она бы вместо него получила повешенного, так ведь? И я не могу понять, каким образом она могла бы переложить вину на мисс Вуд. Кроме того, если бы над головой мисс Вуд нависла реальная угроза, я думаю, что Уилтон вышел бы и сказал, что это он виновен в смерти полковника, чтобы защитить девушку. И миссис Давенант должна знать это так же хорошо, как и я. Словом, это было бы слишком большим риском, который ей следовало бы принять в расчет.

— А Кэтрин Тэррант?

Форрест неожиданно насторожился:

— А что у нее общего со всем этим?

— Я знаю насчет немца, Линдена. Она хотела выйти за него замуж и попросила Харриса помочь им. Вместо этого Линдена забрали отсюда, и он погиб. Женщины могут убить и за меньшее, а ее чувства к Линдену вовсе не были простым увлечением, это была настоящая страсть.

— Вы на ложном пути! Мисс Тэррант могла бы пожелать страданий кому-то сразу же после того, как узнала, что случилось с немцем, — в таком она была отчаянии. Да, я допускаю это. Но в подобных случаях не медлят, не ждут год или два! А сразу отдаются жажде мести — горячей, бешеной.

— Значит, вы думаете, что она может испытывать чувство мести?

Форрест покраснел, что означало: «Не заставляйте меня говорить о Кэтрин Тэррант! Я сказал, что она была очень травмирована, она могла бы немедленно совершить какую-то глупость, будучи вне себя от горя. Но не убийство».

Ратлидж изучал его.

— Вам она нравится, так ведь? Вы не хотите думать о ней как об убийце.

Форрест ответил сухо:

— Мне всегда нравилась эта девушка, не вижу в этом ничего плохого. Жители Аппер-Стритема демонстративно избегали ее, когда узнали о ней и о немце. Обращались с ней как с грязью, почти все. И моя жена тоже. Как будто она совершила что-то постыдное.