Оксана Обухова - Пока телефон не зазвонил Страница 38

— Потом Михаил простил отчима?

— Ну так я ж говорю — Мишка с Янинкой сами все порешали. Дочка, правда, плакала потом… Но переступить через родство, так и не смогла.

В мысленном списке подозреваемых Михаил Львов встал у сыщика под первым номером. Детская влюбленность, психическая травма в пубертатном возрасте, Янина, как раздражитель и напоминание, долгие годы была перед глазами.

Вот только постоянные отсутствия Михаила… Влюбленные себя так не ведут. Влюбленные мужчины за девушек сражаются. А Михаил позволил павиану Владику возле Янины отираться.

— А что ты думаешь о Владе, Дима? Мне кажется, что он неровно дышит к Яне.

— О, — откидываясь на спинку стула, произнес хозяин дома, — Владик креатура Евгении Сергеевны. Любимчик и выдвиженец.

— То есть, Евгения с одобрением отнеслась, когда ее помощник увлекся старшей дочерью?

— Здесь, Стас, последовательность была другая. Вначале Владик — увлекся, а уже потом стал помощником.

Сыщик поднял брови, ответ Львова стал неожиданность.

— Объясни.

— А что тут объяснять? Женька с мамашей Влада старые приятельницы. Они как-то всей семьей приехали к нам в Игнатово… Владик тогда, помню, в Лондоне еще учился и собирался там остаться, даже невеста уже была. Англичанка. Но встретил Янку и — запал. Уговорил Женю взять его в помощники, типа, хочет остаться в российской политике.

— Евгения одобряет его увлечение? — повторил вопрос майор.

— Конечно. — Не взирая на убежденность, в тоне Дмитрия сыщику послышался сарказм. И Львов его развил: — Чего же не одобрять-то, — хмыкнул. — У парня, будущее. Женька в него верит, считает, что он отличная партия для Янины. Приваживает Владика.

«А воспитанная дочь с трудом выдерживает ухаживания креатуры», — про себя воткнул майор. Знать он это знал, но решил проверить на сколько близорук и приемный отец:

— Как думаешь, Янина отвечает Владу взаимностью?

— А черт ее поймет. Янинка может и мурыжить парня, не подпускать, типа, поигрывать. Я к ней с вопросами больше не лезу. Сама большая.

— Ну хорошо. — Гущину очень хотелось побольше расспросить Дмитрия о Михаиле. Узнать, почему парень до сих пор не женился. Но останавливала мысль: проявлять интерес придется к родному сыну. И Стас решил пока на нем не сосредотачивать внимание. — Скажи, а кто-то еще из местных ухаживал за Яниной?

Дмитрий поднял глаза вверх, раздул щеки.

— Кто? — спросил себя и ответил: — Лешка Смирнов, помню, из-за Янинки с Витькой Корноуховым подрался…

— Смирнов, это ваш участковый?

— Ну. Но он теперь женатый. А вот Витька, сын Тимохи, до сих пор по девкам бегает…

Дочь Евгении Сергеевны оказалась местной звездой. Перечисляя ее воздыхателей, Львов упомянул половину дееспособных мужиков Игнатово, Заборья и Афанасово.

— Хорошо, что Мишка у нас крепкий, — улыбаясь говорил отец, — ходил с сестрой на дискотеки и отбивал от ухажеров. Янина мягкая, не могла как следует послать…

Гущин мысленно присвистнул. В списке из подчеркнутых Мартыновым фамилий каждый засветился ярким светом. К примеру, Виктор Корноухов, когда строил дом даже говорил односельчанам, что хозяйкой в него войдет только Янина.

— Это потом, когда Янка подросла и перестала каждые каникулы в деревне проводить, все как-то утихомирилось. А раньше бывало ухажеры ночь напролет под окнами фланировали. Дискотеки же не каждый день, где еще с зазнобой повидаться.

— Дим, а кто из ухажеров Янины бывал у вас дома и мог быть знаком с системой видеонаблюдения?

— При нас — никто, — отрезал Львов. — Но, правда, мы на зиму оставляем ключи от дома Глебу и Анфисе, мы приезжаем сюда не только летом, и ребята дом подтапливают. И вот они признались, что пару раз Мишка ключи брал и тут, того — с девушками кувыркался…

— У Миши были девушки? — Стас уже так сосредоточился на сыне Львова, что не смог скрыть удивления.

— А что ты думаешь? — в свою очередь удивился Дима. — Мой сын никому не нужен, что ли?

— Ну… — майор с неловкостью повел плечом. — Он не женат…

— И что? Девчонок у Мишки — пруд пруди. Это сейчас он дом в рыбхозе обустраивает, а раньше — где встречаться? Только здесь, в доме у родного папы. И я был не против, это Анфиса все переживала — хозяев нет, вдруг Мишка что сломает и набедокурит.

— Действительно, — пробормотал майор.

— Я Мишке даже ключи сам оставил, да он отказался. Гордый. Весь в меня.

— Я обратил внимание, — бросил ожидаемый комплимент майор. — Но вот скажи, Дима… Прости, конечно, за вопрос… А Миша не обвинял тебя в разводе с Анфисой? Как у вас тогда складывались отношения?

Львов помрачнел и признался:

— Плохо.

Когда-то сын и впрямь считал отца предателем. Глеб и Анфиса к тому же жили в то время довольно туго, денег не на все хватало. Машина была плохонькой и постоянно ломалась, никто не мог возить Михаила каждый день в школу за семнадцать верст и мальчику пришлось оставаться в интернате на пятидневку.

Брать же у Львова денег гордецы Капитоновы отказались, хотя он, к тому времени раскрутился (благодаря второй жене) и предлагал им помощь. Дмитрий даже попросил Анфису позволить Мише переехать к ним в Чистопрудный переулок, где отличная школа в двух шагах. Но Анфиса запротестовала: «Не отнимай у меня ребенка!»

Короче, через пару лет Глеб встал на ноги (не без помощи старинного приятеля), и Михаил проникся уважением к приемному отцу. Какое-то время Львову даже казалось, что сын отдалится от него совсем, полностью переключится на отчима.

Но парень вырос и постепенно все устаканилось, пришло к нынешнему состоянию вещей.

— Знаешь, — рассказывал майору Львов, — позапрошлой осенью мы с Мишкой из Москвы ехали и я нарвался на автомобильную подставу. Ну ты понимаешь… «Задели» представительский «мерс», из него выскочили два бритоголовых и один цивильный дяденька, начали стращать… Так я даже не успел адвокату позвонить, как Мишка выпрыгнул: «Только троньте, уроды! — говорит. — Я за батю всех вас прямо здесь положу!» Камень с обочины схватил и на амбалов.

— И те что? Ретировались?

— А ты бы Мишку видел, — горделиво хмыкнул Львов. — Потолковали, конечно, сразу не уехали. Но я ведь о другом, Стас. Я о том, что Мишка готов был за меня один против троих… даже четверых, включая шофера, выступить. Понимаешь?

— Да.

— А знаешь, что он сказал, когда мы уже в машину сели? Сказал: «Запомни, батя, пока я жив, никто тебя не тронет. Я за всех вас жизнь положу». Вот, посмотри, — Дмитрий протянул вперед руки, — у меня мурашки до сих пор бегают, когда я это вспоминаю. Мишка за меня — в огонь и в воду!

Гущин поглядел на вздыбленные волоски на руках рассказчика. И подозрения в адрес Михаила слегка подредактировал. Убийца оставил Дмитрия в своеобразной позе со спущенными штанами. Так мог ли родной сын раздеть отца, да еще смачно пнуть его по копчику?

Притянуть за уши мотив — возможно. Но подобный поступок попахивает изощренным издевательством, граничащим с моральным садизмом. Львова явно хотели унизить. Способен ли Михаил так поступить с отцом, за которого полез в драку один против четверых?

Н-да, штаны и пинок, похоже, несколько выбиваются из предполагаемой картины. Зарисовка отдает дикой ненавистью к Львову. А Дмитрий, судя по рассказу, всегда за сына заступался: ключи от дома предлагал, приглашал жить к себе в столицу… Здесь Миша, скорее, мог сердиться на Анфису. Как ни обидно это звучит, но его мать значительно проигрывала второй жене отца: Львов перерос Анфису, та же не захотела за ним тянуться, и муж нашел соответствующую возросшим запросам женщину. Михаил уже довольно взрослый, чтобы это понимать — Евгения статусная жена. Такой мачехой гордиться нужно.

— Ну хорошо, — сказал майор. — А теперь, давай-ка, Дима, вспомни прошлую пятницу… Твоя рука была в крови, так? А ссадины на костяшках были? Может быть, ты дрался с убийцей и это была его кровь?

Львов покачал головой:

— Нет. Меня ударили сзади, я никого не видел.

— Или не помнишь… — пробормотал следователь. — А на одежде остались следы крови?

— Не знаю, — поморщился свидетель, — темно было. Я когда домой пришел рубашку и джинсы в стиральную машину засунул… они ж все грязные были, я у самой воды на мокром песке лежал.

— Понятно, — огорчился сыщик. Одежду Евгения наверняка выстирала еще в прошлую субботу. — А ремень на джинсах был?

— Да.

— Тогда вспомни. Ты ж, наверное, вначале оделся, привел себя в порядок, а уже потом стал отмывать руку от крови? Так?

— Так, — кивнул свидетель. — Точно. Я вначале штаны на себя натянул…

— … и брючный ремень застегнул, — воодушевляясь, продолжил Гущин. — То есть… на ремне должны остаться следы крови. И его, Дима, нужно срочно передать экспертам. Как и постиранную одежду, кстати. Ремень, надеюсь, ты не мыл со скипидаром?