Галина Черная - Отель «У призрака» Страница 42

В полицейском участке я оказался первым, даже капрал ещё не пришёл, видимо, наш герой отсыпался после вчерашних трудов. Записей на автоответчике не было, неотвеченных звонков тоже. Нужно подготовиться к отчёту перед шефом по вчерашнему делу. Хотя все бумаги я заполнил ещё ночью, но устного доклада это не отменяло.

Новых дел пока не предвиделось, и хорошо бы так оставалось до конца праздников. Я начинал чувствовать чисто профессиональное удовлетворение от того, что, кажется, старый год заканчивается без хвостов. Но тьфу-тьфу-тьфу! В этом городке никогда не знаешь, что может свалиться тебе на голову в следующую минуту.

Я прочитал вчерашний отчёт, внёс несколько дополнений и исправлений. Не фактических, конечно, честность в нашем деле приоритетна, а стилистических.

Уже почти закончил редакцию, когда пришёл Чунгачмунк, как всегда аккуратный и собранный. И ни одна чёрточка его лица не выдавала, что он мало спал. Индейцы они к такому привычны.

– Привет. Как вчера всё прошло, без эксцессов? – Меня ещё немного волновал тот момент, что с призраком всё держится на добровольных началах.

Хотелось верить, что в Станиславской проснулось устойчивое законопослушание, обычно присущее всем призракам. И её добровольная сдача не временная блажь эксцентричной дамы.

– Хук, Блестящая Бляха. Да, всё прошло, как запланировали вы со Скользким Братом. Он умеет хорошо врать незамужним скво. Теперь я буду звать его Змеиный Язык.

Я покосился на Чмунка. Вождь не смотрел мне в глаза. Ну вот, опять честный индеец осуждает меня за нечестную по его понятиям игру. Он считает, что полицейские должны быть оплотом морали, подавая пример всем гражданам. Но ведь без определённой доли хитрости с преступниками просто нельзя.

– Не было у нас другого выхода. Скользкий Брат выиграл эту битву, – постарался твёрдо сказать я, однако уже сам не мог при этом смотреть в глаза напарнику. – Преступник должен сидеть в тюрьме. Не помню, кто это сказал. Но это так.

– Он обманул бедную скво-убийцу.

– Я думаю, что не всё так просто. Пусть они сами разбираются, – слегка покраснел я, заканчивая вносить правки в свой отчёт. – Напиши вот здесь, во сколько и кому вы передали мадам Станиславскую, и поставь подпись.

Пока Чмунк был занят делом, пришёл Флевретти. И это был совсем другой капрал Флевретти, которого я ещё не знал. Куда пропала всегдашняя сутулость? Хитрый заискивающий взгляд? Где его вечная щербатая кривая улыбочка, которой он пугал детей? Куда исчез его потёртый мундир с пятнами от томатного сока и вечно не хватающими двумя нижними пуговицами, больше похожий на клоунский пиджак? И его знаменитые, до щиколотки укороченные брюки, из-под которых выглядывали цветные полосатые носки, какие обычно носят ведьмы. Мы подозревали, что достались они от бывшей девушки, но это не факт.

Сейчас перед нами стоял полный достоинства, высокий и опрятный чёрт с расправленными плечами, горделивым взглядом и задранным вверх длинным носом.

– Так у тебя есть другой мундир? Ты же всегда говорил, что он у тебя один и даже постирать некогда.

– Неохота было искать, – небрежно передёрнул плечами капрал, вешая куртку. – Он слишком далеко лежал, на дне сундука, я его лет десять не видел. А вот сегодня решил достать, и оказалось, что костюмчик ещё вполне ничего себе. Правда, пришлось поискать по соседям утюг и прогладить стрелки. Ну что, много ли было звонков от журналистов?

Ого, похоже, пошла вторая серия профессионального зазнайства. Наш тихий Флевретти опять возгордился и возомнил себя великим героем.

– Что вы так смотрите? У нас вести быстро расходятся. Кстати, сержант, Эльвира не звонила?

– Нет, ещё рано, – соврал я.

– Когда позвонит, передай трубку мне, пожалуй, я дам ей эксклюзивное интервью, – великодушно решил он.

Я сдержанно покивал. Когда под потолок снова взвился вой Уфира, мы услышали шаги шефа. У него был слегка опухший и заспанный вид. Разумеется, вчера он позволил себе неслабые возлияния с мэром, но нам в конце концов удалось с ним связаться и рассказать об аресте Станиславской.

Шеф рассеянно ответил на наши приветствия. Флевретти вместо пожелания доброго утра одарил начальство слегка презрительным взглядом, конечно, теперь у шефа был самый грязный мундир. Базиликус это заметил и с недовольным фырканьем скрылся в своём кабинете.

Я взял готовый отчёт и зашёл к нему, прикрыв за собой дверь.

– Что это сегодня творится с капралом? – спросил он, кряхтя снимая пальто. – А-а, кажется, понял. Это же он вроде поймал призрака. Ну что, вам удалось довести дело до конца?

– Да, она осталась тверда в своём решении понести наказание. Но и Флевретти действительно помог. У него талант уговаривать женщин. Так что, с моей точки зрения, поощрение он заслужил честно.

– Посмотрим, – скептически усмехнулся шеф, занятый какими-то своими мыслями.

Седьмым чувством я понял, что поощрения не будет. Скорее зазнавшийся капрал получит урок скромности и смирения.

– Да, и ещё, комиссар. Можно, если, конечно, ничего не произойдёт, мне сегодня уйти после обеда? Мама Эльвиры, мадам Фурье, пригласила меня на литературные чтения в клуб любителей поэзии, куда она ходит.

Может, мне померещилось, но вроде бы шеф уставился на меня квадратными глазами, как на сумасшедшего. А ещё мне казалось, что так смотрят на того, кто скоро умрёт.

– Что ж… желаю удачи, – пробормотал он.

– Что это значит?

– Что значит?

– Ваш взгляд.

– Ничего.

– Ничего?

– Совершенно ничего. Идите уже, не задерживайте меня, сержант.

Я не стал настаивать, но вышел в глубокой задумчивости.

До обеда действительно ничего серьёзного не произошло. Если не считать пары-тройки выступлений Флевретти. Он не постеснялся разослать по Интернету письма всем ведущим газетам страны с одним и тем же вопросом: «А вы слышали о новом подвиге этого скромного капрала Фурфура Флевретти из Мокрых Псов?»

Потом при мне дважды звонил Эльвире, ненавязчиво намекая на возможность эксклюзивного интервью, если, конечно, она поторопится, потому что к нему вот-вот должна прибыть толпа корреспондентов из самого Парижска. Он даже попробовал начать набирать текст сценария нового фильма «Флевретти – гордость полиции, кошмар преступности», но застрял в начале первого предложения…

Мы с Чмунком снисходительно наблюдали за потугами капрала. Хвастовство Змеиного Языка ни капли не удивляло вождя, по их индейским традициям бахвальство только приветствовалось. Любой воин должен был умело и красочно рассказать о своём подвиге, другого варианта саморекламы в те времена просто не было. Но это их дело…

Приблизительно в час тридцать я вышел из участка и направился на встречу с Эльвирой в наше любимое кафе «Захер». Мы как раз собирались успеть выпить по чашке густого горького кофе с корицей и пеплом, а потом вместе отправиться в Мокропсинский клуб любителей поэзии. Старинное здание, в котором он располагался, стояло на холме. Дорога туда вела одна, узкая и петляющая, но идти было не слишком далеко, разве что только в гору, поэтому Эльвира сказала, чтобы я не брал машину.

Да и мне самому было неудобно лишний раз по личным делам мотать машину шефа. Наша служебная до сих пор так и не вернулась из ремонта, хотя в автосервисе обещали заниматься только ею. Давно бы надо зайти и наорать на этих автомехаников, но всё время что-то отвлекает. Чунгачмунка к ним надо послать с томагавком!

Чтобы сократить дорогу до кафе, я пошёл через парк. Там уже лежали довольно высокие сугробы, снег шёл всю ночь и ещё сегодня кружил над головами. Только чёрные вязы и сидящие на них нахохлившиеся вороны выделялись на белом фоне, словно нарисованные тушью.

С завтрашнего дня начинаются каникулы, поэтому взад-вперёд по парку с криком и визгом носились неуправляемые толпы детей. Они бросались огромными снежками, заваливали друг друга в сугробы и «закалывали» сосульками, которые отламывали с ветвей деревьев, играя в «убийство» – любимое детское развлечение испокон веков.

– Потеряли перчатки? Вот дурные чертятки! Я за это вам дам по рогам! – раздалось сбоку от меня, и я увидел возмущённую бабушку, претворяющую в жизнь свою угрозу.

Мне на мгновение вспомнилось детство и первое простенькое стихотворение, которое я прочёл, стоя на табуретке на тринадцатиснежном утреннике, под ёлкой, в детском саду.

Эх, поляцкие леса,Где медведя бьёт лиса,А заботливый барсукВяжет ей петлю на сук.

Заяц мыло обещал,И ништо, не обнищал!Белки тоже помогли,Матерились, как могли.

Потому что веселейВместе вешать медведей.Вы спросили, почемуТак досталося ему?

Потому что бурый мишкаНагло спал усю зиму.Вот за это и ответь,Бедный плюшевый медведь.

Настоящего-то фигуКто сумеет одолеть!

Я неожиданно поймал себя на том, что с удовольствием предвкушаю вечер в поэтическом клубе. Странные лицевые судороги шефа быстро стёрлись из памяти.