Максим Есаулов - Старший оборотень по особо важным делам Страница 47

Лысый пистолетом ткнул Стаса между лопаток:

— Звони.

Прежде, чем подойти к двери, Скрябин посмотрел через плечо. Последним шел Петруха, перед ним — адвокат. У Лукошкина тряслись губы. Он понимал, что если не прямо сейчас, то чуть позже его тоже убьют.

Скрябин позвонил. Длинный звонок, короткий, короткий, короткий…

— Рома, это я, Стас. Открой!

И началось…

Дверь сорок первой никто не открыл, зато распахнулись двери всех остальных квартир на площадке. В каждой было по несколько оперативников и спецназовцев, так что на попавших в окружение оказалось нацелено сразу полтора десятка стволов.

— Бросай оружие! — рявкнул Арнаутов, во весь рост стоявший в одном из дверных проемов.

Стас бросился в сторону, но Лысый обхватил его за шею и плечо, прижал к себе, приставил ствол к голове:

— Я убью его! Назад!

С неожиданным проворством Дядя Вася спрыгнул вниз, к двери сорок первой квартиры, и прикрылся Лукошкиным.

— Не стреляйте! — заверещал адвокат. — Не стреляйте, не надо!

— На пол, суки! На пол! — крикнул кто-то из собровцев.

Только Петруха растерянно замер, опустив пистолет и переводя взгляд с Арнаутова на почти не видимого за Лукошкиным Дядю Васю.

— Брось пушку, ну! — скомандовал Арнаутов, и Петруха выпустил «макарова» из руки.

— Мудак! — выдохнул Дядя Вася и, выстрелив из-под руки адвоката, ранил одного из спецназовцев.

По нему дали автоматную очередь. Он пригнулся и, прикрываясь Лукошкиным, сделал еще несколько выстрелов.

Лукошкин заорал — и навсегда замолчал, когда в него попало сразу несколько пуль.

Прикрываясь его мертвым телом и отстреливаясь, Дядя Вася начал отступать наверх, к чердаку.

Под прикрытием Стаса Лысый попятился к лестнице. Их движение отслеживали несколько автоматных и пистолетных стволов, и будь хоть малая возможность, и Лысого завалили бы, но он умело держался позади Стаса.

Петруха сел на корточки и обхватил голову руками.

— На пол! — кричали ему. — На пол ложись, сука!

Но он продолжал сидеть, чуть раскачиваясь из стороны в сторону. Может быть, он молился или рыдал, но из-за грохота выстрелов этого не было слышно.

И вдруг вскочил и метнулся в одну из квартир, как будто хотел головой и руками пробить заслон из спецназовцев. На секунду отвлекшись от прицеливания в Лысого, один из них ударом приклада успокоил Петруху, отправив его лежать к стене лестничной клетки.

Мертвое тело Лукошкина дергалось от попадающих в него пуль, но продолжало защищать Дядю Васю. Оказавшись у чердачной двери, он бросил Лукошкина и нырнул в темный проем. Ударили автоматные очереди, однако он был уже вне пределов досягаемости.

Лысый продолжал пятиться, держа перед собой Стаса. Чтобы нащупать у себя за спиной первую лестничную ступеньку, он замер в неустойчивом положении.

Стас просто качнулся назад — и они вместе упали.

Они скатились вниз на полэтажа. Пистолет отлетел в сторону. Стас вывернулся, оказался сверху противника.

Кто-то дважды выстрелил в них.

— Не стрелять! — заорал Арнаутов, бросаясь на подмогу Стасу. — Это наш!

Арнаутову надо было пробежать не больше десяти метров, но он не успел.

Не успел спасти Лысого.

Оказавшись сверху, Стас ударил его пальцами в глаза, а потом просто крепко сжал его голову и принялся исступленно колотить затылком об пол, не чувствуя ответных ударов и рыча:

— Не трогай мать, падла, не трогай мать! Это я тебе кишки вырву, тебе, тебе!

Звуки от ударов черепа по бетону становились все мягче и глуше.

Лысый был уже мертв, но Стас продолжал бить и бить, не замечая ни смерти противника, ни того, что сам весь перепачкался его кровью. Арнаутов отшвырнул Стаса в сторону.

— Пусти! — орал Стас, вырываясь из рук подоспевших спецназовцев, а они, с трудом удерживая его, успокаивали:

— Все, братишка, все, все…

Увидев вместо затылка Лысого кровавое месиво, Арнаутов коротко выругался. Потом схватил с лестницы выроненный им при падении пистолет с глушаком, и вложил в руку трупа. Сжал пальцы на рукоятке, поправил положение руки так, чтобы вид казался естественным, а пальцы не разжимались, и побежал на чердак, по дороге успев и злобно глянуть на притихшего Стаса, и оттолкнуть двух оперов, пинавших оглушенного Петруху.

Когда Арнаутов выбрался через слуховое окно, Дядя Вася стоял на краю крыши и, прищурясь, из-под козырька своей вечной кожаной кепки смотрел на окруживших его оперов и спецназовцев. Патроны в двух пистолетах — и своем, и Стаса — закончились, и у него оставалось только два выхода.

— Не валяй дурака, Васильев. Проиграл — плати, — крикнул ему Арнаутов.

Дядя Вася покачал головой:

— Стар я на зону идти!

— Щас подойду — помолодеешь.

— Подойди! Ну, подойди! А то мне одному скучно будет лететь!

— В сына моего ты стрелял? И в ребят из отдела?

— А что делать, Иваныч? Жизнь такая пошла! Либо ты, либо тебя!

— Гнида ты!

— А ты ангел? Тогда догоняй!

Дядя Вася развернулся, и, как со скалы в воду, — головой вниз и с вытянутыми руками — прыгнул с крыши во двор.

Вслед за ним полетели плевок Арнаутова и короткая русская фраза.

27

Несмотря на то, что в ней принимало участие множество специалистов — медиков, криминалистов, следователей, — работа на месте происшествия затянулась.

Надо было осмотреть, сфотографировать и подробно описать в протоколе три трупа, лестничную площадку, крышу и двор. Надо было собрать все гильзы и пули. Осмотреть машину покойного адвоката. Принять письменные рапорта от сотрудников, участвовавших в задержании. Опросить жильцов дома. Надо было сделать много чего, и работа затягивалась…

Стас курил, сидя у стены дома на каких-то поломанных ящиках, и безучастно наблюдал за царившей вокруг него суетой. Время от времени он принимался оттирать кровавые пятна с одежды. А потом снова курил, несколькими затяжками приканчивая сигарету и поджигая новую от окурка.

Подошел Роман с бутылкой водки в руке:

— Будешь?

— На руки полей.

Шилов полил. Потом выпил и сел рядом со Стасом.

Все вокруг были заняты делом, и не обращали на них внимания.

— Трудно было? — задал Шилов дурацкий вопрос.

Самый опасный момент наспех составленного ночью «Плана „Б“» заключался в том, что Стаса могли просто убить, узнав адрес. Конечно, по всей логике получалось, что его обязательно притащат с собой, чтобы использовать как живой ключ для входа в квартиру, но… Могли просто убить. И никто бы этому не помешал. Ведь для того, чтобы все выглядело убедительно, пришлось оставить его без прикрытия, правдоподобно разыграв сцену ухода из-под наружного наблюдения перед встречей с Лукошкиным.

— Не помню, — ответил Скрябин.

— За Карташовым уже поехали.

— Я рад.

— Вот так вот все и закончилось.

— Особенно для Сереги.

Шилов выпил, закурил. Посмотрел в сторону:

— Я в его смерти не виноват.

— Никто не виноват в его смерти… Поеду я. Маму в наш госпиталь перевели. Я этого полгода добивался, а тут за два часа все решилось.

— Правильно, раньше ты был оборотнем, теперь стал героем.

— Невелика дистанция. Увидимся!

— Куда мы денемся?..

Скрябин ушел. Шилов остался сидеть, глядя вниз. По глоточку прикладывался к бутылке. Иногда, ведя с самим собой мысленный спор, качал головой или флегматично пожимал плечами.

Подошел Егоров:

— Дай закурить… Я все узнал, сегодня нас допрашивать не будут. Я к своим поеду, а то они с ума сходят.

— Давай.

— Береги себя! Все, как в кино было… Ладно, пока!

Во двор заехала «Газель» передвижной криминалистической лаборатории, привезшая Юру Голицына. Он бодро выскочил из кабины и пошел к Шилову. Роман поднялся ему навстречу. Голицын лучился энергией:

— Дело мне поручили. Кожурина у меня в бригаде.

— Здорово, — равнодушно прокомментировал Шилов, отворачиваясь, чтобы Голицын не увидел выражение его лица.

Голицын почувствовал его состояние. Замялся, подыскивая нужные слова. Не подобрал и, решив, что поговорят позже, с преувеличенной бодростью махнул папкой в сторону распахнутой двери подъезда:

— Побегу осматривать. Потом все обсудим, ага?

Приехали Арнаутов и Громов.

— Взяли? — спросил Шилов, предчувствуя ответ.

Арнаутов покачал головой:

— Исчез. И еще трое из его отдела. Черт, всегда чувствовал, что этот Карташов — змей.

— Наверное, кто-то страховал этих, — Громов кивнул на лежащий рядом с домом труп Дяди Васи. — Он шефу и позвонил.

— Наверное, — Шилов приложился к бутылке.

— Да, видок у тебя! Ты давай, пока допросы, пока вся эта лабуда, отдохни денька три и — вперед. Работы много.

— Нет, Юрий Сергеевич, с меня все.