Патриция Корнуэлл - Вскрытие показало… Страница 5

Мы исследовали тело сантиметр за сантиметром. Тончайшие волокна вспыхивали под лучом лазера, и я собирала их пинцетом: казалось, это никогда не кончится, я так и буду ходить туда-сюда — от залитого светом стола с телом к контейнерам с вещдоками. Лазер выхватывал то уголок рта, то кровоподтек на скуле, то кончик носа — убитая представлялась какой-то мозаикой, пазлом. Впрочем, я и пальцы свои воспринимала отдельно от себя.

Быстрая смена света и темноты вызывала головокружение: чтобы не упасть, я старалась сосредоточиться на каждой операции, настроить движения и мысли на одну волну.

— Санитар сказал, что она, — Вандер кивнул на тело, — проходила стажировку в хирургии.

— Угу.

— Вы были знакомы?

Странный вопрос. А я-то чего напряглась? Ну да, я читала лекции на медицинском факультете, но там таких студенток и стажерок человек триста. Разве всех упомнишь?

Разговор я не поддерживала, только давала Вандеру указания: «Посвети сюда», «Правее». Вандер был каким-то заторможенным и от этого нервничал. Я тоже была на пределе. Мы оба замучились — от лазера толку оказалось не больше, чем от пылесоса. Я уже смотреть не могла на волокна.

Мы и раньше часто использовали лазер, хотя реально он помог нам всего пару раз. Лазер высвечивает незаметные пылинки и волокна, а также может выявлять частички пота — под лучом они фосфоресцируют. Теоретически отпечаток пальца на коже способен светиться, и за счет этого его можно идентифицировать, если магнитный порошок и другие способы не годятся. Однако в моей практике был только один случай обнаружения отпечатков пальцев на коже — женщину убили в солярии, и преступник вляпался в крем для загара. Вряд ли нам с Вандером снова так повезет.

И вдруг мы увидели кое-что интересное.

Прямо над правой ключицей Лори Петерсен высветились три размазанных отпечатка, да так ярко, точно у преступника пальцы были в фосфоре. Вандер присвистнул, а у меня вспотела спина.

Вандер обработал ключицу магнитным порошком, и отпечатки стали еще заметнее.

Я уже и надеяться боялась.

— Ну что?

— Отпечатки частично смазаны, — отозвался Вандер и стал фотографировать плечо «Полароидом». — Но то, что осталось, прекрасно видно. Думаю, мы сможем их идентифицировать. Я прямо сейчас посмотрю.

— Кажется, мы имеем дело с тем же веществом, — рассуждала я вслух, — которое находили прежде.

Маньяк снова оставил автограф. Нет, не могло нам так повезти. Не стоило и рассчитывать на то, что мы обнаружим отпечатки, — это было бы слишком хорошо.

— Да, очень похоже. Но на этот раз у него, кажется, все руки были в этой дряни.

Прежде убийца не оставлял отпечатков, зато светящееся вещество, «блестки», как мы его назвали, находилось постоянно, так что мы не удивились. Только на этот раз «блесток» было гораздо больше. Вандер нашел их и на шее — в темноте «блестки» сверкали, как пресловутое горлышко бутылки. Вандер отложил шпатель, я потянулась за стерильной тканью.

Количество «блесток» возрастало от жертвы к жертве. На теле первой «блесток» было совсем чуть-чуть, четвертая же просто фосфоресцировала. Мы, конечно, отослали образцы на экспертизу, да их пока не удалось идентифицировать. Эксперты уверяли только, что «блестки» — неорганического происхождения.

У нас уже был длинный список веществ, которыми «блестки» оказаться не могли, но легче от этого не было. В течение последних недель мы с Вандером только и делали, что тестировали все подряд — от маргарина до лосьонов для тела, причем мазались этим сами. Кое-какие вещества светились — мы и предполагали, что они будут светиться, — однако до неопознанных «блесток» им было далеко.

Я осторожно просунула палец под удавку и ощупала ссадину на шее. Края ссадины были неярко выраженные — значит, удушение происходило медленнее, чем я предполагала. Видимо, маньяк несколько раз затягивал и ослаблял петлю, пока наконец не затянул ее окончательно и бесповоротно. На удавке оказалась еще пара «блесток». Все, нам, похоже, больше ничего не светило. Я велела Вандеру проверить провод на лодыжках.

Мы продолжали осмотр. Ниже на теле Лори Петерсен тоже обнаружилось несколько светлых «блесток», но гораздо меньше, чем на шее. На лице, на волосах и на ногах, например, их не было вовсе. Немного «блесток» мы нашли на предплечьях, а плечи и грудь сияли не хуже Млечного Пути. Шнур, стягивавший запястья, мерцал как лунная дорожка. «Блестки» угодили и на распоротую ночную сорочку.

Итак, восстановим ход событий, а сигарета нам поможет.

Руки преступника были в «блестках», и они оставались на телах жертв. Сорвав с Лори Петерсен сорочку, маньяк схватил ее за плечо и оставил отпечатки пальцев на ключице. Совершенно ясно, что он прикоснулся сначала к плечу — там концентрация «блесток» оказалась самой высокой.

Но вот это-то и было странно.

Прежде я думала, что преступник сначала запугивал жертву, возможно приставив ей к горлу нож, потом связывал ее, а уж в самом конце своей процедуры распарывал одежду и действовал согласно сценарию. Естественно, с каждым новым прикосновением «блесток» на его руках становилось все меньше. Почему же их так много на ключице? Может, ключицы миссис Петерсен были обнажены? Вряд ли: на ней была ночная сорочка из плотного хлопка, фасоном напоминающая закрытую футболку с длинными рукавами, без молний и пуговиц. Как мог убийца оставить «блестки» на ключице жертвы, одетой в такую «броню»? И вообще, почему на ключице столько «блесток»? В таких количествах они нам с Вандером еще не встречались.

Я вышла в холл и велела полицейским, подпиравшим стены, прекратить травить анекдоты, немедленно связаться с Марино и попросить его как можно скорее мне позвонить. Детектив ответил по рации, но мой номер набирать не спешил. Я ходила взад-вперед по анатомичке, стуча каблуками по кафельному полу. В полутьме поблескивали столы из нержавейки, с каталок скалились скальпели, где-то подтекал кран. Мерзко пахло дезинфектором, но другие запахи, которые он не мог перебить, были еще отвратительнее. Телефон молчал, будто поддразнивая. Ну, не телефон, конечно, дразнил, а Марино — он знал, что я жду, и наслаждался, чувствуя себя хозяином положения.

Я забыла о трупе и думала теперь только о Марино — я всегда о нем думала, когда нервничала. Почему у нас с ним не получалось нормально сотрудничать? Что ему во мне не нравилось? Уж я, кажется, все делала для того, чтобы наладить деловые отношения. При первой встрече я поздоровалась с Марино за руку, вложив в рукопожатие все свое уважение к его заслугам. А он? Он только смерил меня презрительным взглядом.

Наконец он позвонил — я засекла — ровно через двадцать минут.

Марино все еще торчал в доме Петерсенов — допрашивал мужа. Последний, по словам доблестного сержанта, оказался тупым, как дерево.

Я рассказала Марино о «блестках», повторив свои прежние соображения: возможно, «блестки» — это какой-нибудь порошок для чистки плиты или что-то в этом роде, раз мы обнаруживали их на телах всех четырех жертв; возможно, маньяк в своем безумном мозгу разработал целый ритуал убийства, и «блестки» служили обязательным компонентом этого ритуала.

Мы уже протестировали все вещества, которые люди держат в доме, — начиная с талька и заканчивая стиральным порошком. Если «блестки» не используются в хозяйстве — а интуиция подсказывала мне, что не используются, — значит, убийца нацеплял их у себя дома или на работе и, может быть, сам не заметил как. В этом случае мы могли бы напасть на его след.

— Я думал об этом, — перебил Марино. — Только у меня имеются и собственные соображения.

— Какие?

— Этот муженек — он ведь актер, верно? У него репетиции каждую пятницу, вот он и приезжает домой поздно. Провалиться мне на этом месте, если актеры не пользуются гримом! — Марино выдержал паузу. — Что скажете?

— Скажу, что актеры гримируются только для генеральных репетиций и для спектаклей.

— Черт, верно. — Сержант медлил, собираясь, видимо, поразить меня силой мысли. — Все верно. А Петерсен говорит, что именно вчера у него была генеральная репетиция и именно с этой репетиции он якобы вернулся и якобы нашел свою жену мертвой. Короче, мой внутренний голос подсказывает…

— А вы взяли у Петерсена отпечатки пальцев? — резко перебила я.

— Нет, черт побери, я тут всю дорогу спектаклем наслаждался!

— Пожалуйста, положите образец в пластиковый пакет и, как только подъедете, передайте мне.

Марино не понял, куда я клоню.

Я не стала объяснять — настроения не было.

На прощание Марино произнес:

— Не знаю, когда смогу заехать. Работы вагон. Чувствую, проторчу тут целый день.

Все ясно: до понедельника ни Марино (бог с ним), ни отпечатков (а это уже хуже) мне увидеть не светило. Сержант напал на след — на этот след нападают все полицейские, не обремененные интеллектом. Будь муж погибшей хоть святым Антонием, находись он хоть в другом полушарии на момент убийства, для копов он — первый (хорошо, если не единственный) подозреваемый.