Алексей Макеев - Плата за вседозволенность Страница 7

– Проходите, Владимир Михайлович. Присаживайтесь, – пригласил Гуров. – Разговор у нас будет долгим.

– Что-нибудь случилось, Лев Иванович? – насторожился Геращенко, присаживаясь на край стула. – Я чем-нибудь могу вам помочь?

– Я вызвал вас по поводу вашей дочери, – проговорил сыщик, проклиная себя за то, что так и не научился тактичности.

– Что с ней? – майор подался вперед.

– Она мертва, – глядя Геращенко прямо в глаза, ответил Гуров. – Я очень сожалею…

Майор побледнел, хотя казалось, что это уже невозможно. Он судорожно сглотнул слюну и растерянно огляделся, словно ожидая, что кто-нибудь появится в кабинете и скажет, что это шутка. Руки Геращенко затряслись, и он полез в карман за сигаретами.

Гуров налил стакан воды и протянул его майору. Геращенко только отмахнулся и опустил голову. Майор закурил и остался сидеть, так и не подняв головы. Сыщику еще больше захотелось курить, но попросить у Геращенко сигарету он не мог. Тяжело вздохнув, Гуров подумал, что сегодня же купит пачку сигарет и положит ее в стол. На всякий пожарный.

– Как это случилось? – наконец глухо проговорил майор.

Гуров знал, что утаивать какие-то факты от сыщика бессмысленно. И сколь ни хотелось Гурову углубляться в детали смерти Олеси, делать это пришлось.

Сыщик рассказал все, что было известно о смерти его дочери, вернее, почти все. Не сказал Гуров лишь о своей догадке относительно пристрастия убийцы к куреву и то, что маньяк проходил в их деле под кодовой кличкой «Курильщик». Остальное он выложил без утайки.

– А я-то думал, что вы мою просьбу решили выполнить и рассказать о расследовании, – горько усмехнувшись, проговорил Геращенко, едва сыщик закончил свое повествование. – А тут вон, значит, что!..

– Я очень сожалею, Владимир Михайлович, – снова повторил Гуров совершенно банальную фразу. – Понимаю, как вам сейчас тяжело, но мне необходимо, чтобы вы ответили на несколько вопросов.

– Не извиняйтесь, Лев Иванович. Сам в таких ситуациях не раз бывал, – с болью в голосе проговорил майор. – Только разрешите, я вниз спущусь. Стакан водки выпью. А то, боюсь, связно говорить не смогу.

– Не нужно никуда ходить, – мягко удержал Геращенко сыщик. – Есть у меня, что выпить.

Гуров выбрался из кресла и подошел к сейфу, достал початую бутылку «смирновки» и два граненых стакана. Поставив их на стол, сыщик налил один стакан до краев, а второй – примерно на два пальца. Протянув полный майору, сыщик поднял свой стакан.

– Твою мать… – горько выругался Геращенко и одним глотком выпил водку. – Царство тебе небесное, доченька!

Гуров терпеливо ждал, пока майор закурит еще одну сигарету. Руки Геращенко сильно тряслись, и он пытался скрыть это. Собственно говоря, майор держался молодцом.

– Спрашивайте, Лев Иванович, – наконец прервал затянувшуюся паузу майор. – Я готов. Вас, наверное, интересуют связи Олеськи?..

– И не только это, – Гуров убрал бутылку в сейф. – Вы уверены, что ваша дочь собиралась улететь? Она не могла изменить планы?

– Не думаю, – покачал головой Геращенко. – Вообще-то, она у меня девочка своевольная… Была! – с нажимом поправил себя майор. – Мать у нее погибла в автокатастрофе, когда Олесе только исполнилось пять лет. Я ее один растил. Ну, вы понимаете. Работа без графика, редко бывал дома. Соседка за ней присматривала. Добрая старушка. А я, когда выбирал время для воспитания, излишне Олеську баловал. Ну, не мог к ней строго относиться. Помню, как-то раз…

Гуров слушал, не перебивая. Он понимал, что майору нужно выговориться. Не дать внутренней боли захлестнуть душу. Поэтому и терпеливо молчал. К тому же сейчас любая информация об Олесе могла помочь понять ее характер, привычки. И может, это дало бы хоть какую-то ниточку, ведущую к преступнику.

– Владимир Михайлович, – мягко проговорил Гуров, едва майор замолчал. – Вы не ответили на мой вопрос. Откуда у вас такая уверенность, что ваша дочь не решила задержаться в Москве перед поездкой в Сочи.

– Полетом, – поправил сыщика Геращенко, закуривая новую сигарету.

– Что? – не понял майора Гуров.

– Перед полетом, а не поездкой, – повторил Геращенко. – Я давал ей деньги на самолет, и она утром в день отлета, перед моим уходом на работу, показывала мне билет. Вы можете это проверить в аэропорту.

– Не думаю, что в этом есть необходимость, – покачал головой сыщик. – У вас есть какие-нибудь соображения о том, кому могла быть нужна смерть вашей дочери?

– Лев Иванович, вы же умный человек! – несколько раздраженно ответил майор. – Если я мог хотя бы предположить, кто убил Олеську, то с этого и начал бы разговор с вами. Не было у нее ни врагов, ни завистников. Да и кто может позавидовать дочери мента?..

– Сколько она взяла с собой денег? – задал Гуров новый вопрос.

– Когда это убийства при ограблении совершались таким варварским способом? – Геращенко понял, к чему клонит сыщик. – Да и не было у нее ничего. Ну, дал я девчонке пару тысяч на мелкие расходы. Сочи все-таки…

Майор внезапно замолчал. Впервые с начала беседы он поднял на Гурова покрасневшие глаза. Несколько секунд они смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Затем Геращенко резко затушил недокуренную сигарету в пепельнице и произнес:

– Как же я сразу не догадался?! Ведь, если делом по убийству моей дочери занимаетесь вы, значит, это уже не первый случай? Новый серийный маньяк? Но почему именно мою девочку!!!

– Успокойтесь, Владимир Михайлович, – Гуров снова протянул майору стакан воды. – Я понимаю ваши чувства, но сейчас мы не можем дать волю эмоциям. Не мне вас учить, насколько важно быстрое получение информации. Нам нужны трезвые головы, чтобы не упустить ни малейшей детали. Иначе зверь снова будет убивать.

Геращенко утвердительно кивнул и так же, как водку, одним глотком осушил стакан воды. Сыщик даже засомневался, заметил ли майор разницу. Геращенко аккуратно поставил стакан на стол и, тяжело вздохнув, сцепил пальцы рук.

– Как я понимаю, ваша дочь должна была собрать в поездку какие-то вещи? – вопрос прозвучал полуутверждением. – Чемодана около тела… извините!.. мы не нашли. Вы не можете мне рассказать, что из одежды, украшений и прочего брала в Сочи ваша дочь?

– Нет, – Геращенко с трудом взял себя в руки. – Нужно посмотреть дома. Тогда я скажу.

– Мы не могли бы сделать это сейчас? – мягко, но настойчиво поинтересовался сыщик. – Как вы понимаете, вещи могут попытаться продать. И чем быстрее мы получим их описание, тем больше шансов на то, что наши осведомители сумеют их засечь.

– Да, конечно, – как-то растерянно согласился майор. – Только мне нужно оповестить начальство о своей отлучке. На меня сегодня рассчитывают.

– Если хотите, я могу это сделать, – предложил свою помощь Гуров.

– Нет, спасибо, я сам, – твердо отказался Геращенко. – Можно от вас позвонить?

Гуров показал на телефон и тактично отошел к окну. Но поскольку кабинет был не генеральский, Гуров прекрасно слышал, о чем говорил майор. Геращенко поначалу, видимо, не хотел говорить о гибели дочери. Однако начальник майора оказался человеком упрямым и никак не хотел отпускать его с работы без веской причины. В конце концов майор не выдержал и накричал на своего шефа, сказав, что у него погибла дочь. После этого вопрос с поездкой был улажен.

По дороге к дому Геращенко сыщик продолжал расспрашивать его об Олесе, ее привычках, друзьях. Гуров пытался отыскать малейший след, который мог бы привести к убийце. И в первую очередь сыщика интересовало, почему девушка пошла куда-то с маньяком.

Судя по рассказу Геращенко, Олеся должна была улететь в Сочи четырнадцатичасовым рейсом. Расстались они с отцом утром, и девушка сказала, что перед отлетом забежит попрощаться к подружке. А оттуда – сразу в аэропорт.

Подружка Олеси жила на Театральной улице. Район довольно оживленный в любое время суток. Тем более в середине дня. Выкрасть незаметно девушку оттуда не могли. Если только это не произошло прямо в квартире подружки. Но в этом случае увозить должны были обеих сразу.

Решив проверить и этот вариант, Гуров показал майору фотографию второй убитой девушки. Геращенко покачал головой. Нет, девочка не похожа на Олесину подружку. Геращенко вообще видел ее впервые.

Получалось, что Олеся либо пропала после визита к подруге, либо вообще не приезжала к ней. В любом случае, поняв, что начинает теоретизировать, не имея конкретных фактов, Гуров прекратил свои размышления.

Собственно говоря, ничего особо интересного Гуров от майора не услышал. Олеся жила довольно замкнуто. Подруг у нее было мало. Да и тех скорее можно было назвать приятельницами, нежели настоящими подругами. Девушка редко уходила из дома. Хотя последние месяца три к ней пару раз в неделю приезжал парень на собственной машине и они куда-то пропадали часа на два-три.