Елена Топильская - Мания расследования Страница 8

Словно услышав мои панические мысли, в арке, отделяющей зал от чилл-аута, ненавязчиво нарисовалась мускулистая фигура местного вышибалы. Он задумчиво смотрел в пространство, загораживая своими бицепсами и трицепсами все пути к отступлению.

— Они бы раньше такими бдительными были. Полгода назад, когда у них из-под носа мужика с бабой свистнули, правда, Мария Сергеевна? — Кораблев заговорщицки подмигнул мне, кивнув в сторону вышибалы. У меня в глазах потемнело от злости.

— Ну, Ленька!

— Чего? — Кораблев сделал невинный вид. — Вы чего, испугались? Правда, что ли, подумали, что я без денег? Шутка.

— Убила бы, — тихо сказала я. Мне понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя, поскольку устроить скандал Кораблеву под ласковым взором вышибалы я не могла, а просто подняться и уйти было бы нерационально, я ведь пришла не оладьи есть, а делом заниматься. Пока я переводила спертое в зобу дыхание, Ленька продолжал что-то гундосить про полную неспособность женщин сконцентрироваться на главном, про отсутствие у них же чувства юмора и про присутствие жлобства, выражающегося в том, что им жалко пары рубликов на поправку здоровья коллеги-инвалида.

— Ну ладно, ладно вам, — наконец сказал он, — ну бывает, я ведь в семинариях не обучался. Ну, простите, Мария Сергеевна, я дурак.

— К этому моменту я уже перестала драматизировать ситуацию, трезво осознав, что имела полное право не озабочиваться мыслями о том, как Кораблев будет расплачиваться за трапезу, я же дама все-таки. Попутно я осознала, что так болезненно восприняла глупую Ленькину шутку только потому, что в течение многих лет являлась основной кормилицей всех родных и близких, в связи с чем обязанность где-либо расплачиваться считаю своей по умолчанию. К тому же возле нас снова материализовался официант, препираться при котором было неприлично. Официант пришел с подносом, с которого снял и поставил на стол блюдо, прикрытое серебряной полусферой. Бросив взгляд на Леньку, он артистичным, Совершенно копперфильдовским движением эту серебряную крышку поднял и явил нашим взорам двух жалких птичек, политых каким-то серым соусом.

— Рябчики в сметане, вуаля! — объявил он вполголоса, бросил крышку на поднос и удалился.

Кораблев принюхался к рябчикам и вздохнул.

— Каким тут все-таки дерьмом кормят, — поделился он со мной. — А эта их стерлядь паровая — гадость редкостная, хуже мойвы. А икра носками воняет. За что только деньги дерут!

— А зачем ты эту гадость ешь? — не удержалась я.

Кораблев перегнулся ко мне через стол.

— Из оперативных соображений, — веско сказал он. — Конспирация.

— Понятно, — я уже улыбалась.

— Ну так что, прощаете меня?

— Прощаю, но в последний раз.

— Ну и ладно.

Кораблев облегченно вздохнул, обратился взором к рябчикам, закатил глаза и, отщипнув крылышко, стал жевать его с видом разведчика, раскусывающего ампулу с цианидом. Прожевав, он поднял на меня глаза и спросил:

— Чего думаете про дядьку Нагорного?

— Думаю, что убили его, — помолчав, ответила я. — Но вообще-то я тебя хотела спросить о том же самом.

— И я думаю, что убили. А что еще можно думать?

— Лень, я дело еще не очень хорошо знаю, поэтому думать могу все, что угодно.

— Например?

— Например, что он действительно скрылся, зная, что скоро сядет.

— А как же жена?

— Согласна, жена в эту схему не очень вписывается. Если он собирался рвать когти, то зачем жену убивать?

— Чтобы не сболтнула лишнего.

— Да? — я задумалась. — Но это можно допустить, если он супругу тихо ненавидел. Если они жили как кошка с собакой. А так, на первый взгляд, вроде у них была идиллия: вместе обедали, он целый час выкроил из своих деловых встреч.

— На самом деле у меня тоже нет данных, что он с какими-то бабами путался, наоборот, все в дом. Ну, а еще версии, Мария Сергеевна?

— Больше нет версий. Основная версия — его похитили и убили.

— Зачем?

— Об этом я тебя хотела спросить.

— Правильно.

Ленька обсосал крохотную птичью косточку и скривился:

— А соус сметанный у них прокисший. Придется в «Колобок» заезжать, хоть поем по-человечески.

— Зачем же так напрягаться, Леня? Мы могли бы просто попить кофе в баре.

Кораблев поднял на меня бесхитростные глаза. Он умел так смотреть — простодушно и беззащитно, его сразу становилось жалко и хотелось чем-нибудь помочь.

— Да нравится мне, как они салфетки на коленях тебе раскладывают.

Он только повел головой в сторону кухни, как официант не замедлил явиться.

— Кофе, десерт? — склонился тот над Ленькой.

— Счет.

Пока официант не принес кожаную папочку со счетом, мы молчали.

— Сколько? — поинтересовалась я, пока Ленька вкладывал в папочку деньги.

— Неважно, — отмахнулся Кораблев. — Я вас угощаю. Нет, серьезно, мне тут нравится, я готов жрать этих вонючих голубей, только чтобы мне салфеточку на коленях раскладывали. Жалко, что тут в халдеях одни мужики. Нет, чтоб официанточка мне коленки погладила…

На чай Ленька оставил ровно десять процентов от счета — я это посчитала, подглядев сумму счета и купюры, которые он достал из бумажника. Моих бы денег на этот обед не хватило.

Выйдя из обеденного зала, Ленька получил от гардеробщицы свое и мое пальто и щедрой рукой положил на стойку гардероба бежевую сотенную бумажку.

— Спасибо, — тихо сказала гардеробщица, благодарно принимая деньги. — Вы прямо как Валерий Витальевич, тот тоже всегда на чай давал, не скупился. А как-то с компанией тут был и за всех рассчитался, сто долларов мне оставил. Вот был человек душевный…

Вышибале, который любезно открыл нам дверь, Кораблев тоже что-то сунул в ладошку, но тот, в отличие от гардеробщицы, не стал откровенничать с нами про привычки их постоянных посетителей.

Мы вышли на набережную и облокотились на парапет, разглядывая разноцветный мусор, перекатывающийся по льду канала.

— Я покурю? — спросил Кораблев, и, не дожидаясь моего ответа, вытащил пачку сигарет.

— Ну что? — затянувшись, сказал он. — Могло так быть, что никто не видел, куда они делись?

— Нет, — признала я. — Не могло. Но неужели кто-то явился их похищать прямо в ресторан? Зачем эта морока? Я бы поняла, если бы супруги Нагорные мирно пообедали и вышли из ресторана, но ведь они исчезли, не дождавшись даже закусок…

— Да, мне тоже кажется, что вышли они добровольно. Только с чего бы они вдруг подхватились и выскочили из ресторана?

— Кстати, последний звонок перед обедом был на трубку Нагорного в тринадцать пятьдесят две, и этот человек допрошен. А следующий звонок — в четырнадцать пятнадцать, и Нагорный уже на него не отвечает.

— Может, звонили в ресторан? А там их просто позвали к телефону?

— И никто из халдеев об этом не проговорился? Сомнительно, чтобы купили весь ресторан, вместе с теткой на вешалке и с мордоворотом этим. А?

— Лень, а как насчет охранника? Он-то не при делах? Вдруг он никуда не уезжал, Нагорный тогда ведь мог выйти к машине, и жена за ним следом, а?

— Охранник уже у нас посидел, трое суток, — лениво ответил Кораблев. — Работали с ним серьезно, выжали досуха. Он тоже ездил обедать, к своей бабе, в кафе на Суворовском. Там его видели шесть человек, и постовой у главка его тачку заметил. К тому же охранник тупой, как угол в сто шестьдесят градусов. Если что, он поплыл бы сразу.

Ленька закашлялся и бросил недокуренную сигарету вниз.

— Леня, а его не могли спихнуть сюда, в канал? Было лето, народ тут не ходит, буль-буль — и нет Нагорного.

Кораблев с интересом посмотрел на меня.

— Могли. Но теперь до весны, когда лед стает.

— Вообще-то, если надо; лед можно сломать и запустить водолазов, — неуверенно предложила я. — А «Мегафон» никто не запрашивал? Они же могут определить, где находится трубка, на которую поступает звонок? В каком районе?

— Я запрашивал.

— И что?

— С двух часов он сам никому не звонил, а ему, насколько я помню, на трубу звонили в течение тридцати двух часов, без ответа. Потом — «аппарат вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

— То есть либо он выехал куда-то в глушь, либо, что более вероятно, трубка села и выключилась.

Мы с Ленькой снова уставились на грязный лед канала, а потом переглянулись.

— Выбросили трубку?

— Если только вместе с Нагорным. Все эти тридцать два часа трубка находилась в этом районе и никуда отсюда не двигалась.

— Они теперь могут сказать, где находится аппарат, даже если не прошло соединение? — удивилась я. — Как далеко шагнула вперед техника!

— Они могут сказать, где трубка, даже если никто на нее не звонит, просто аппарат включен и все.

Я улыбнулась, представив себе, что все эти полгода труп Нагорного мог лежать на дне канала, под носом у городской прокуратуры. Нет, это было бы слишком просто.