Арина Коневская - Под псевдонимом «Мимоза» Страница 17

Однако встретив ее вновь у Бестремов, вмиг растаял. И его чувство не ускользнуло от интуиции чуткой Консуэло, которая, недолго думая, решила помочь старому другу семьи. Ее смущало лишь одно: ведь фрау профессор — замужем. И графиня, отведя гостью в сторону. не преминула спросить:

— Дорогая фрау Лаурин, не слишком ли вам здесь одиноко, в нашей-то глуши? Скучаете по своим родным, а?

— Что вы, графиня! Здесь такая сказочная тишина, да и занятий-то у меня столько — времени нет скучать! И вы меня опекаете, и Анита, добрая душа!

— Как же так? А муж? Я слышала — он где-то далеко. Я бы без Карла и недели не смогла прожить, — призналась сентиментальная Конси.

— Гм… может, это покажется вам странным, но я давно уже свыклась с тем, что мы с Антоном вынуждены жить на расстоянии. Может, потребность свободы во мне сильнее всего? И муж мой меня, такую эгоистку, терпит, — живо пролепетала Мими.

— Сколько же лет вы женаты? — удивилась графиня.

— Почти десять, — быстро нашлась Маша и тут же добавила, желая сменить щекотливую тему, — знаете, Конси, я стараюсь как-то об этом не думать, а просто положиться на волю Божию.

— Что ж, Мари, так-то, наверное, разумнее всего, — со вздохом промолвила графиня в недоумении. Лишь одно стало ясно ей: для Вилли не все еще потеряно. И к концу вечера, как бы невзначай, обратилась к нему:

— Ты не проводишь ли сегодня фрау Лаурин, Вилфред?

Очутившись в машине, они всю дорогу молчали: Герлинг — от страха потерять расположение Марии, а она — от растерянности, поскольку впервые заметила его неравнодушие к ней. И лишь у дверей ее апартамента Вилли спросил:

— А вы бывали, фрау Лаурин, когда-нибудь в Регенсбурге? Это — моя родина. Там такой знаменитый собор, музей Кеплера — это совсем недалеко. Может, составите мне компанию? Съездим туда как-нибудь, а?

— От вашего предложения, господин Герлинг, трудно отказаться, — почему-то с легкостью согласилась она.

Род Бестремов вел свое исчисление с тринадцатого века. Помимо древней связи с орденом доминиканцев, он издавна примыкал и к масонским кругам Европы. Отсюда и знакомство графа Карла с «парижанином» Корфом, и с претенденткой на российский престол — великой княгиней Марией Владимировной. Поэтому просьба русского графа — позаботиться о его знакомой профессорше — была охотно воспринята семьей баварского аристократа. И президент местного католического университета князь Зобковиц, будучи одновременно и тайным магистром немецкой ветви «Экклесия вест», безоговорочно предоставил «фрау Лаурин» ставку «гостевого профессора», минуя все формальные сложности, обычно сопутствующие приглашению иностранных ученых. И если бы Мимоза знала об истинных причинах всеобщего к ней благоволения в Ильштетте, то не удивлялась бы ни расположению к ней молодого Рабсбурга, ни юной герцогини Софи, ни даже пастора Бохена. Ведь непосвященные просто не могли представить, что провинциальный Ильштетт был тайным гнездом, где рождались и оперялись «птенцы», выраставшие нередко в птиц высокого полета европейской, а иногда и мировой политики. Здесь находилась «кухня», где апробировались новые рецепты.

Бестремы были связаны родством со многими испанскими и французскими дворянами, но особенно тесно — с Рабсбургами, кои издавна возглавляли «черную аристократию» Европы.

Внешне исповедуя христианство, «черные аристократы» являлись на самом-то деле служителями каббалы. Они считали, что именно Люцифер станет победителем над богом добра в борьбе за власть над миром. Сие поверье исповедовалось с незапамятных времен коленом Дановым в Хазарском каганате…

На протяжении веков сии аристократы притягивали к себе через масонские ложи не только простых священников, но и кардиналов — ведь их щупальца проникали даже в Ватикан. Отсюда и не удивительно, что пастор Бохен, а иногда и епископ Ильштеттский нередко посещали графскую семью. Тем более, что в начале 80-х годов папа Иоанн Павел II в своей булле дал разрешение католикам участвовать в тайных обществах…

А в гостиной Бестремов на высокой каминной полке появился в начале 60-х годов согнутый крест очень странной формы. Именно такой и был разрешен Вторым Ватиканским собором. Сей зловещий символ стали выносить властители римского престола к толпам верующих католиков на площади Святого Петра… А народ не подозревал, что невольно поклоняется знаку «зверя, выходящего из моря»… Не замечали искаженности креста и гости Бестремов, которые нередко с бокалом кампари уютно располагались для бесед перед камином.

Единственным человеком, кто спросил — что же это за крест такой странный? — оказалась русская профессорша. Подойдя вплотную к камину, Мария с недоумением взглянула на Бестрема, и тот мгновенно пояснил:

— Это, дорогая фрау Лаурин, подарок нашего любимого пастора Бохена, он привез его мне когда-то из Ватикана.

— Интересно, а что же он все-таки означает — дань модернизму в искусстве или…? — не унималась Маша.

— Вы угадали, фрау профессор — ведь иначе-то и быть не может! — живо нашел ответ лукавый хозяин дома.

Мария Силантьевна не ведала, что попала в круг аристократов по просьбе Вадима Ильича, и что для них сия просьба оказалась весьма кстати. Так, Карлу Бестрему был интересен стиль мышления фрау Лаурин, непривычный для немцев. А графиню Конси разговор «по душам» с иностранкой также развлекал немало.

Однажды Консуэло неожиданно заехала за Машей, предложив ей прогуляться по окрестностям. Оказавшись в живописной деревне Розенхайм, дамы расположились на террасе, выходящей прямо к берегу Дуная. Красота открывшихся перед ними далей и шум мягких речных волн способствовали доверительному настрою собеседниц. И Конси захотелось вдруг поведать профессорше сокровенную свою мучительную тайну, о которой она еще никому не решалась рассказать:

— Вы часто, дорогая Мари, восхищаетесь нашим Ильштеттом, мол, идиллия, да и только. Но на самом-то деле здесь все не так, как кажется, увы! Представьте себе, я даже пыталась отсюда, из рая этого, убежать в небытие, раствориться совсем.

— Как убежать? Куда?! — непонимающе воскликнула Мимоза.

— Очень просто — в мир иной.

— Значит вы… гм, Конси, вы собирались… покончить с собой?!

— Да, увы! Я узнала, что у Карла есть другая женщина, его бывшая студентка. И все… все потеряло для меня смысл — совсем! Даже дети, — тяжело вздохнула графиня.

— В это трудно поверить, Конси, может — сплетни завистников, а? Так ведь часто бывает, — сочувственно пробормотала Мими.

— Да нет. Не сплетни. Прежде чем снотворное принять, я проверила эти слухи. Увы! Но представьте себе, Мари, в тот момент, когда я достала таблетки, случилось необъяснимое! В комнате моей, наглухо запертой и темной, кто-то вдруг взял меня за плечо и четко приказал: не смей! Все пройдет. Этот голос был какой-то нездешний. Не из нашего мира. Гм, но он был! Можете поверить? Вот я и… не посмела. Теперь — все в прошлом. Только горечь осталась в душе. Никак не пройдет. Гм… иногда так больно! А Карлу я так ничего и не сказала, даже не знаю почему. Ведь он, наверное, обо всем догадался. Вы думаете, это правильно? — спросила графиня, смущенная собственной откровенностью.

— Мне кажется, да, Конси. Иногда нас, женщин, спасает от неверного шага наша интуиция. Со мной тоже случилось нечто подобное когда-то, — грустно заметила Маша.

— Вам тоже изменял муж?

— Это был не муж, а любовь моей юности. Я боялась выйти за него, уж слишком сомневалась. Но встречались мы долго. А когда стало ясно, что у него кто-то есть, ну, я тоже ему ничего не сказала, просто не смогла.

Теперь Консуэло посмотрела на Мимозу с сочувствием и, слегка помедлив, проговорила:

— А знаете, Мари, ведь участь наша решается вовсе не на Земле, нет. Вы-то верите в невидимые силы, ну, в мистику вообще?

— Я верю, что есть сила Божия. А мистические явления возможны, но толковать их боюсь, — тихо ответила профессорша.

— Слава Богу, Мари, что вы понимаете меня! Ведь с тех пор, как кто-то невидимый спас меня, я пытаюсь проникнуть в тайну судьбы. Это потрясающе интересно! И с друзьями мы говорим на подобные темы. Гм… я приглашу вас как-нибудь, не пожалеете!

— Спасибо, Конси. Но я-то далека от познания таинственных явлений. У меня ведь на первом плане — научный подход!

— Уж в этом-то я и не сомневаюсь, фрау профессор! Но не к судьбе же?! Можно ли загадку судьбы наукой измерять? — возбужденно спросила графиня.

И Маша засмеялась в ответ:

— Ни в коей мере, Конси! — И помрачнев, добавила: — Ведь жизнь любого из нас в руках Господа. А Промысел Божий не может открыться тленному уму человека, никогда…

В этот вечер граф Бестрем был возбужден в ожидании гостей. Среди них главную роль играла некая Лиз Лукель. Именно ей предстояло сегодня исполнить особый ритуал. Входя в гостиную, эта высокая цыганистая дама окинула присутствующих рассеянно-небрежным взором. Ее длинное иссиня-черное платье и зеленый блестящий тюрбан на крупной голове придавали ей экзотическую театральность. Легким кивком приветствуя собравшихся, она тихо промолвила: