Николай Богачёв - Крах операции «Тени Ямато» Страница 20

Шелленберг встал и направился не к континентальной карте Испании, что было в контексте разговора естественным, а к одной из морских карт, занавешенных на стене, и резко отдернул шторку. Сатору Фукуда тоже подошел к карте и, в полном соответствии с японским этикетом, стал сзади и несколько слева от Шелленберга.

Отведя на место мешавший ему перевернувшийся обратной стороной морской кортик, разрисованный цветными иероглифами, он внимательно уставился на гладь картографического полотна, испещренного очертаниями береговых линий континентов и бесчисленного количества островов Атлантического и Индийского океанов, вплоть до границ Индокитая.

— Шелленберг-сан, не будете ли вы столь любезны, чтобы сразу разъяснить мне ту разницу в вариантах, при ознакомлении с которыми станут ясны преимущества одного и недостатки другого? — учтиво сказал Фукуда. — Смею думать, для успешного выполнения весьма сложной задачи нам необходимо окончательно выяснить оптимальный путь следования сверхсекретных документов с надежной охраной…

Здесь представитель японской стороны еще раз сделал полупоклон, намекая на особую настоятельность своей просьбы.

— Извольте! Я как раз и собирался сделать это, — с лицемерным удовольствием проговорил Шелленберг, — но думал, что предварительное выяснение некоторых мелочей и деталей поездки повредить нам не могут.

Мысленно же он чертыхнулся: «И зачем все эти восточные церемонии, когда и так все видно как на ладони! К чему лезть впереди своего деда на виселицу?»

— Конечно, Фукуда-сан, я за самый короткий путь следования важных материалов по железной дороге, где нас уже не может поджидать масса опасностей. Но зато как быть с транспортировкой документов другими средствами? Если, например, поездка по Германии не представляет труда, за исключением, пожалуй, возможных бомбежек англо-американской авиацией, то в дальнейшем, на территории Франции, как вам известно, имеются «маки», которые при виде берлинского вагона и сопровождающих его немецких физиономий в зубы, простите, не смотрят: на любом железнодорожном перегоне и тем паче повороте можно ждать любого сюрприза. В нейтральной Испании Недругов тоже вполне достаточно, чтобы оказаться на краю горной дороги кверху колесами. Шелленберг явно хитрил. Ему хотелось по возможности укоротить путь следования секретнейших бумаг, чтобы до предела уменьшить степень риска со всеми вытекающими из этого неприятнейшими последствиями.

— Господин капитан 1-го ранга, — сказал Шелленберг. — Мне кажется, в подтверждение моих доводов не повредит немного заняться арифметикой.

— Сверхотлично! — быстро согласился Фукуда. — Я у вас на правах гостя, я весь внимание! — Фукуда в знак согласия часто закивал головой и, вежливо улыбаясь, снова втянул воздух через зубы.

— Так вот, от испано-французской границы (я имею в виду, конечно, бывшие границы) до Сан-Себастьяна по железной дороге или морскому пути всего десять миль. Считайте, всего ничего. Если мы погрузим этот драгоценный для нас с вами груз на субмарину здесь, то можно протянуть дорогу и дальше на запад, до Сандантера, хотя это по крайней мере дополнительно еще сто миль. Итого, сто десять миль ровно и даже без десятых. — Шелленберг сделал попытку слегка пошутить, однако Фукуда шутки не принял, а только пристальней всмотрелся в побережье, по которому бригаденфюрер водил концом цветного карандаша. — Но если мы пойдем на второй вариант, наш маршрут удлинится, считая хотя бы от Сан-Себастьяна до Кадиса, еще на 1200 миль. И, согласитесь, при этом могут возникнуть любые эксцессы. Я намереваюсь, мой друг, предложить вам первый вариант и от души пожелать удачи, или, как говорят моряки, семь футов под килем.

Ожидая одобрения, Шелленберг мельком взглянул на своего собеседника, но, встретив его холодный настороженный взгляд, понял, что все еще впереди. Шелленберг с огорчением отметил про себя, что все его изощренные попытки навязать свою волю, подробно и в нужном ему свете дешифруя замысел предстоящей операции, на японского офицера не произвели должного впечатления, что еще предстоит длинная дискуссия по выбору варианта пути. Сопровождавшая всю их беседу фальшиво-вежливая улыбка мгновенно исчезла с лица японца, чувствовалось, что лишь необходимость в соблюдении дипломатического этикета и врожденное самообладание Фукуды держат их разговор в рамках приличия и видимого дружелюбия. Шелленберг понял, что где-то он явно переиграл, дал, что называется, маху.

— Быть может, у вас, Фукуда-сан, — наконец поинтересовался Шелленберг, — имеются на этот счет иные соображения? В таком случае я их с удовольствием готов выслушать. Давайте обсудим ваши предложения, Фукуда-сан.

— Да, конечно, вы правы, Шелленберг-сан, у меня есть на этот счет собственное, другое мнение, — сказал Фукуда весьма твердо и даже несколько резко. — Я полагаю, что первый вариант, на котором вы так упорно, дорогой друг, настаиваете, неприемлем абсолютно. Если его величество император Хирохито этот план, не дай бог, одобрит, то, я полагаю, уже в ближайшее время Японию постигнет великое несчастье… Она в условиях этой жесточайшей войны останется без своего мощнейшего оружия, а я, дорогой Шелленберг-сан, перед лицом своих товарищей вынужден буду сделать себе харакири.

— Ну почему же, Фукуда-сан, так уж сразу и харакири? — Шелленберг попытался улыбнуться, все обратить в шутку. — В чем собственно суть вашего несогласия? Не могли бы вы подробнее изложить ваши возражения?

— Они, дорогой друг, весьма просты и, надеюсь, ясны, — сказал Фукуда. — Если прикинуть предполагаемый путь на траверзе от Сандантера или Сан-Себастьяна, субмарина должна будет проделать дополнительный путь протяженностью в полторы тысячи миль, вдоль всего западного побережья Испании. И это — в море, территориальные воды которого и здесь, и чуть подальше буквально нашпигованы противолодочными кораблями, тральщиками, эсминцами и минными катерами, не считая даже субмарин противника, у которого под боком находятся базы флота. На обратном пути — то же расстояние и плюс те же опасности… Так что если подводную лодку и не потопят, что маловероятно, то само расстояние туда и обратно в три тысячи миль потребует дополнительно огромнейшего количества топлива, продовольствия и питьевой воды. Идти же все время в подводном положении не позволят аккумуляторные батареи субмарины и на неизбежную их подзарядку придется всплывать не менее четырех раз. В порядке уточнения могу вам напомнить, что в целях безопасности всплывать придется каждый раз только в ночное время. Таким образом, Шелленберг-сан, время прохождения одного лишь этого отрезка пути, туда и обратно, составит не менее пяти суток… А потом… Если вы хоть когда-нибудь слышали от моряков, что такое Бискайский залив, безразлично где — в местах Сандантера или Сан-Себастьяна, и особенно в это время года, то для уничтожения нашей субмарины не понадобятся, пожалуй, и усилия врагов: грозные валы Атлантического океана сами, и весьма успешно, сделают свое дело.

— Так что же вы предлагаете конкретно? — спросил, уже несколько раздраженно, Шелленберг. В ходе беседы становилось окончательно ясным, что в лице помощника японского военно-морского атташе он, Шелленберг, имеет умного и опытного оппонента. Бригаденфюрер теперь уже не питал надежды обойти его «на кривых», необходимо было как можно скорее и с минимальным для себя и рейха ущербом наконец-таки договориться с японцем. В свою очередь и Сатору Фукуда испытывал в этом разговоре свои трудности. Вовсе не желая идти на невыгодный ему конфликт с представителем немецкой стороны, он видел, что своими нелицеприятными и откровенными выражениями поставил его, этого представителя, в неловкое положение и, кажется, задел его самолюбие, обидел его. И он решил помочь Шелленбергу с достоинством выйти из этой западни, которую он, Фукуда, сам того не желая, невольно ему устроил. Надо было дать возможность Шелленбергу сделать хорошую мину при плохой игре. «Твой оппонент не должен потерять лицо» — таково древнейшее выражение и требование одного из главных этических правил в самурайском кодексе чести.

— Шелленберг-сан, — после некоторой, довольно-таки затянувшейся паузы вновь со своей сладкой, классически японской улыбкой заговорил Фукуда. — Я должен вам сказать, что, вопреки всему, я все-таки искренне восхищен вашей мудростью в обосновании вами… второго варианта в осуществлении задуманного совместного дела. Ну, а если и существуют некоторые трудности и опасности, например, в обходе Мадрида, они, по существу, не идут ни в какое сравнение с тем неоправданным риском трехтысячемильного вояжа субмарины, который в противном случае придется осуществить, идя вдоль западного побережья Испании. Приняв неправильное решение, мы обречем на страдания и муки личный состав субмарины и обеспечим (да, обеспечим!) провал всей нашей операции. Кстати, должен сообщить вам, что императорская ставка окончательно утвердила ее кодовое название — «Тени Ямато». Мне кажется, в успехе этой операции должны быть одинаково заинтересованы обе наши союзные стороны. И вам лучше знать, как безопаснее всего обеспечить доставку секретных документов в Кадис, где их будет ожидать японская субмарина. В настоящее время она уже находится на пути к берегам Испании, и приказ об остановке на дальнем рейде Кадиса мы передадим ей по радио. Всю техническую документацию мы доставим на борт субмарины на быстроходном катере с помощью наших друзей-испанцев.