Николай Богачёв - Крах операции «Тени Ямато» Страница 21

— Вообще-то вы правы, я согласен, — сказал, смягчившись, Шелленберг. — Я согласен с такой постановкой вопроса. — Смотря на карту, он добавил: — Никому, пожалуй, и в голову не придет ожидать вражескую, для англичан, субмарину на таком расстоянии… всего в каких-то пятидесяти милях от мыса Марокки, от их военно-морской базы — крепости Гибралтар.

— Стало быть, если, я вас правильно понимаю, — удовлетворенным тоном сказал Фукуда, — прямо сейчас мы можем набросать черновик нашего протокола договоренности между союзными правительствами?

— Разумеется, Фукуда-сан, — сказал с явным облегчением Шелленберг. — Конечно, можем.

«В конце концов мы заинтересованы в этом не меньше вас», — мысленно добавил бригаденфюрер и тут же вызвал стенографиста.

— Да, вот еще что!.. — спохватился Фукуда. — Пока не появился стенографист, давайте обсудим еще один вопрос. Как нам нужно отразить в протоколе одно обязательное условие, без его выполнения вся наша затея не стоит, как говорите вы — европейцы, и ломаного гроша. Я имею в виду обеспечение субмарины соляром, продовольствием и пресной водой — вероятно, за счет одного из ваших рейдеров, постоянно курсирующих у южных берегов Африканского континента, точнее — на траверзе любого из мысов Игольного или Доброй Надежды. Но лучше Игольного, ибо возле него, пожалуй, спокойнее. Это будет первая заправка. Вам, конечно, хорошо известно, что автономность плавания субмарин имеет свои пределы и без двух таких заправок всем необходимым в пути не обойтись. Вторую заправку мы произведем уже в Индийском океане сами — в точке рандеву, около одного из островов архипелага Чагос. Это примерно на полпути между африканским югом и Сингапуром.

— Решение этого вопроса не в моей компетенции, дорогой Фукуда-сан, — сказал как бы с сожалением Шелленберг, — а переговоры с главным морским штабом наверняка займут чрезвычайно много времени.

— Да, но ведь смогли же вы решить все наши принципиальные вопросы без согласования с морским штабом, — с тонкой ехидцей заметил Фукуда. — Я вас не понимаю, Шелленберг-сан…

— Хорошо! Я сейчас свяжусь напрямую с гросс-адмиралом Дёницем. Быть может, он что-нибудь предпримет для нас.

Шелленберг взял трубку телефонного аппарата правительственной связи и набрал номер.

— Здесь Шелленберг, — сказал он после небольшой паузы. — Господин гросс-адмирал, союзники настаивают на рандеву с одним из наших атлантических рейдеров, чтобы произвести дозаправку своей субмарины. Вторую дозаправку в Индийском океане они берут на себя. Прошу вас, согласуйте, пожалуйста, место и время их встречи.

Зная, что даже на встрече с Гитлером Дёниц не скрывал своего скептического отношения к операции, Шелленберг счел возможным особенно подчеркнуть, что речь идет о выполнении личного задания самого фюрера.

Получив согласие на ходатайство, Шелленберг попросил еще, чтобы как можно скорее, специальным нарочным, была доставлена и копия приказа главного морского штаба. Ее Шелленберг решил, для порядка, приложить к только что выработанному с Фукудой, сейчас оформляемому протоколу соглашения.

Выслушав телефонный разговор Шелленберга, Фукуда решил, что пора удалиться. Откозыряв по всем правилам воинского устава, он вдобавок отвесил Шелленбергу несколько поясных поклонов, затем, пятясь к двери, вышел из кабинета. Бригаденфюрер облегченно вздохнул, потянулся в кресле и, нажав на кнопку звонка, вызвал адъютанта заказать двойной кофе.

Так закончилась эта важнейшая для дальнейших судеб задуманной операции встреча, встреча, которая должна была обеспечить полнейшее согласование взаимных усилий каждой из союзных сторон накануне, быть может, самых важных, как полагали эти стороны, событий войны.

Надо сказать, что примерно в это же время и в императорской ставке Страны восходящего солнца происходило тоже весьма и весьма важное событие — заседание высокопоставленных лиц, деятельность которых имела самое непосредственное влияние на ход всей войны. Причина, заставившая этих людей собраться вместе, была более чем серьезна. Теперь, когда налеты англо-американской бомбардировочной авиации участились и совершались уже непосредственно на густонаселенные города и промышленные предприятия самой метрополии, пришло время со всей ответственностью и тревогой задуматься о будущем — как самой Японии, так и захваченных ею государств Индокитая и островных стран Южных морей.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

В кабинете у Геринга раздался звонок правительственной связи. Сняв трубку, рейхсмаршал назвал себя. Звонил Вернер фон Браун.

— Господин рейхсмаршал! — громко кричал он. — Беру на себя смелость заявить вам, что данное вами задание завершено, кажется, успешно! Я и мои коллеги наконец решили нелегкую задачу! ФАУ теперь не будут отклоняться от курса!..

— Потише, Вернер, ради бога, потише!.. Расскажи толком, чего вы там натворили и, пожалуйста, не так быстро…

— Господин Геринг! Сложнейшая проблема современной военной техники нами решена кардинально. То, что мы сделали, поднимает наше оружие сразу на два порядка выше. Наше новое изобретение совершило скачок в новое качество. Вместо ракет с пологой траекторией отныне на повестку дня ставится производство баллистических ракет безо всякой в обычном понимании траектории. Это дает возможность прицельно бомбить любые наземные цели с вероятным поражением до девяноста процентов. Это большой успех, господин рейхсмаршал!..

— Господин Вернер фон Браун, — взволнованным голосом сказал Геринг. — Очень прошу вас, не болтайте лишнее! И, пожалуйста, поменьше этих ваших телячьих радостей! Извольте прибыть ко мне сегодня же к девятнадцати ноль-ноль, и не сюда, в министерство, а ко мне домой — на Баденштрассе. Будут Геббельс, Гиммлер, Шпеер, а может быть, и сам фюрер. Постарайтесь доложить обо всем как можно более убедительно… Желаю успеха, Вернер. До скорой встречи…

Положив трубку, Геринг тут же поднял ее вновь и позвонил Геббельсу. Затем он обзвонил всех остальных нужных ему людей — Гиммлера, Фриче, Шпеера. Гиммлера он попросил, чтобы тот обязательно захватил с собой Шелленберга. Шпеера он оповестил в последнюю очередь — потому что с ним ему хотелось поговорить особенно подробно и доверительно. Дружеские отношения с промышленником Шпеером у Геринга сложились на почве общих интересов: Геринг, беря в личную собственность предприятия оккупированной Европы, и сам в скором будущем собирался заняться коммерцией. И тут, думал он, без высококвалифицированной помощи Альберта Шпеера ему вряд ли обойтись.

Затем Геринг дал необходимые распоряжения своей экономке — относительно некоторых особенностей в сервировке стола. Так, например, он сказал ей, что у одного из приглашенных господ желудок таков, что неплохо бы обыкновенный бифштекс из обыкновенной телячьей вырезки соорудить таким образом, чтобы его можно было выдать за мясо лани, подстреленной им, Герингом, в загородной резиденции. В последний момент он вспомнил фон Риббентропа и, хотя изрядно его недолюбливал, пригласил на вечер. Германия, одним словом, превыше всего!

Все дела, намечавшиеся на нынешний вечер, Геринг, естественно, перенес на завтра.

В дом Геринга все приглашенные явились вовремя, без малейшего опоздания. Однако, если быть точным до мелочей, первым в дверях показался министр пропаганды, услужливо поддерживаемый под локоток комментатором Берлинского радио Гансом Фриче, уже успевшим что-то нашептать своему шефу. Геббельс же хромал на этот раз почему-то в особенности заметно. За ним прибыл главный конструктор ФАУ — Вернер фон Браун. Оба — и рейхсминистр пропаганды доктор Геббельс, и радиокомментатор Фриче встретили Брауна более чем сдержанно, удостоив его лишь легким поклоном, но тот как ни в чем не бывало с преувеличенным безразличием в одиночку расхаживал по гостиной, изо всех сил делая вид, будто внимательно рассматривает живописные шедевры, в обилии развешанные по стенам в массивных золоченых багетах.

Дольше обычного фон Браун задержался у самого большого полотна, где был изображен римский император Нерон, который из открытого окна своего помпезного дворца наблюдал за бушующим в Риме пожаром. Поразительна была злорадная усмешка императора и его совершенно не свойственное нормальному в психическом отношении человеку моральное удовлетворение. Неожиданно для себя самого фон Браун почему-то подумал о Гитлере. Мысль эта испугала его до такой степени, что он даже огляделся по сторонам, чтобы убедиться, не смотрит ли кто-нибудь на него в данный момент.

Наконец явились, почти одновременно, и остальные приглашенные. Геринг тут же пригласил всех за стол, сервированный лучшими официантами, приглашенными из самого респектабельного столичного ресторана.