Станислав Меньшиков - Тайна папок Йонсона Страница 23

— Решение о прекращении работ было принято не правлением ВВФ? — удивился Олаф.

— Правление в том составе, какое было тогда и в значительной мере сохраняется теперь, подписывало все, что хотело правительство. — Злость Алекса достигла характерного для него предела. — Норден вызвал к себе Карла Гюнингена, и тот провел через совет директоров решение о прекращении работ по проекту К ввиду его технической и коммерческой бесперспективности.

Олаф задумался.

— Но, быть может, в нем действительно мало проку, — скорее сказал, чем спросил он. — Я, помнится, видел какие-то цифры и соображения, которые выдвигались против национального космического потенциала.

Губы Якубсена скривились в презрительной усмешке.

— Дорогой мой Олаф! А кто-нибудь сосчитал, сколько можно получить от продажи К-оружия американцам? Мы продаем всякую всячину кому угодно, хотя и полуконтрабандой (полу-, потому что я уверен, что где-то в правительстве дают на это добро). Но если американцам требуется К-оружие, то почему бы нам на этом не поиграть? Отказываться, по-моему, просто глупо. А вместо этого Рогдену разрешают продолжать заниматься подводной акустикой, которой интересуются именно русские, а американцы далеко впереди. Тут приходят на ум разные варианты.

— Ты уверен, что у Штатов нет своего К-оружия? — спросил Олаф.

— У них есть почти все его элементы, кроме одного — именно того, который изобрел Рогден. Ингмар Рогден гниет, превратившись в кал акул, проект К мертв, а американцы с японцами все равно добьются своего — с Рогденом или без него.

Олаф взял со стола Алекса хрустальный шар, чей-то подарок, подбросил его кверху, поймал одной рукой и положил на место.

— Наша безопасность от этого не пострадала? — весело спросил он.

— Чему ты радуешься? — круглое лицо Якубсена помрачнело. — Тебе бы только шарики ловить да спортивную форму сохранять! При чем тут наша безопасность? Надо смотреть шире. Безопасность Запада, Америки — это тоже наша безопасность. Плюс коммерция. Плюс национальный престиж.

Олаф встал, подошел к окну. Через зеленоватое стекло виднелись другие здания комплекса.

— Быть может, ты и прав, — сказал он. — Скажи, пожалуйста, ты уверен, что это место хорошо защищено от террористов?

— Система оповещения и защиты дает гарантию на девяносто девять процентов. Один процент всегда есть, убийство Нордена это доказывает. Но если ты боишься за секреты К-оружия, то напрасно. Все, что связано с его разработками, включая документацию во всех копиях, еще полгода назад отправлено в центральное хранилище. Так что теперь это уже не в моей компетенции. Что касается других проектов, то мы за этим тщательно следим. Пойдем, убедишься сам.

Они вышли из здания. Осмотрев территорию комплекса, углубились в лес. В конце одной из аллей они уткнулись в бетонную стену. Пройдя немного вдоль стены, свернули на другую аллею и возвратились в основное здание.

— Мэри, — сказал Якубсен своему секретарю, — зайдите к Авесту и принесите подарок для господина Гунардсона.

Через несколько минут Олаф получил небольшой сверток, завернутый в красивую подарочную бумагу.

— До рождества еще далеко, — засмеялся он.

— Покажи Патриции сегодня вечером, — отвечал Якубсен, — это видеопленка с записью всей нашей беседы, включая и прогулку по комплексу. Фильм, разумеется, цветной и звуковой. Ей он, думаю, понравится.

Олаф поблагодарил и сел за руль. Его «сааб», провожаемый долгим взглядом Якубсена, медленно тронулся в сторону ворот.

Около трех часов пополудни Олаф, наскоро закусив у Копарбера на втором перевале, въезжал в Эльстром. Его машина остановилась возле деканата физического факультета. Войдя в просторный вестибюль старого здания, Олаф поднялся по мраморной лестнице на второй этаж и, пройдя по коридору, постучал в дверь одной из лабораторий. «Войдите», — ответил женский голос.

— Я бы хотел видеть профессора Эрбера.

— Сожалею, но его сегодня не будет, — сухо проговорила молодая особа в очках, сидевшая за одним из пяти столов.

— Быть может, я могу его застать дома?

— Попробуйте, но думаю, что вам не повезет. Профессор Эрбер бывает в Эльстроме только по понедельникам и четвергам. В другие дни он работает в университете в Сундсвале.

— Не дадите ли мне его телефон?

— Извините, но профессор Эрбер просил его не беспокоить. Если угодно, оставьте ему записку.

— Благодарю вас, вы очень любезны, — произнес Олаф и закрыл за собой дверь.

Он доехал домой без происшествий, успел переодеться и отдохнуть и к семи часам был у Ленартсена. Когда они вернулись, внимательно выслушала его рассказ о поездке в Симерикс и забрала подарок Якубсена. Олаф, как всегда, уселся в библиотеке в свое кресло и открыл «Историю военного искусства».

Но перед глазами стояли места, в которых он побывал сегодня. Он вспомнил, как совсем еще молодым человеком, едва начав военную карьеру, ездил в свободное время из столицы в Эльстром. Там оставалась Ильзе, которая училась на два курса позже него. Постепенно их встречи становились более редкими. Выдерживать конкуренцию с местными студентами становилось все труднее. Он переключил внимание на блестящую молодую журналистку, вскоре ставшую депутатом парламента. Алекс прав: с Патрицией ему повезло. Долгие годы холостяцкой жизни себя оправдали.

Алекс… Он не был сегодня искренен до конца. Но он никогда и не был открытым. Хорошо, что все же разговорился. Эрбер работал с Рогденом над проектом К. Когда проект был приостановлен, Эрбер и с ним еще несколько человек покинули Симерикс. Делать им там было нечего. А теперь Эрбер работает сразу в двух университетах. Такие — нарасхват. В Сундсвал он звонить не стал. Это — дело Патриции. Она лучше знает, что ей нужно. Странно, что Рогден исчез сразу же после приостановки проекта. Может быть, кто-то сообщил береговой службе, что его больше не надо охранять?

Уйдя к себе, Патриция прокрутила видеопленку Якубсена. Потом подняла трубку телефона и нажала на одну из тридцати кнопок.

— Оле, — сказала она, услышав голос министра координации, — у тебя есть кто-нибудь в Сундсвале? Ах, так? Понимаю. Жду тебя в восемь. Если замечания по расследованию готовы, привези, обсудим с Нильсеном. Договорились.

Ей показалось, что Олаф говорил о Якубсене с оттенком неодобрения. Но ведь тот не дурак. Кто его отправил в такую глушь? Надо навести справки.

Ее внимание переключилось на кипу бумаг, лежавших на столе. Кипа стала таять на глазах. Закончив работать, она спустилась в библиотеку и, взяв со стола хрустальный рождественский колокольчик, позвонила. Олаф, заснувший над книгой, встрепенулся и открыл глаза.

— Я всегда думал, что в битве под Каннами обходный маневр надо было сделать с юга, — сказал он, как ни в чем не бывало.

— Пора кончать твои исторические изыскания, — мягко проговорила Патриция и, взяв его под руку, повела наверх.

10

Нефедов раздвинул тяжелые занавески на окне и впустил в комнату солнечные лучи. Бывая в Токио раз в пять-шесть лет, он не переставал удивляться быстрым изменениям в облике города, все более походившего на Манхэттен. Казалось, Нефедов вовсе и не покидал берегов Гудзона и в строю стальных и алюминиевых башен японской столицы вот-вот покажутся знакомые силуэты Секретариата ООН или вышедшего из моды стоэтажного «Эмпайер стейт билдинг», или Торгового центра.

— Мы все больше становимся всемирным городом, — сказал вчера, приветствуя симпозиум, губернатор Токио. Он явно намекал, что через несколько десятилетий, а может быть, и раньше не миновать здешнему мегалополису стать столицей мира.

В новых небоскребах, выраставших здесь пачками, размещались иностранные компании и банки, спешившие припасть к роднику местного денежного рынка. Спрос на землю в городе рос астрономически, и цена квадратного метра площади перевалила за сотню тысяч долларов. Во многих районах уже трудно было снять самую скромную квартиру даже за десять тысяч долларов в месяц.

Было еще рано. Можно было не спеша завтракать в своем номере «Палас-отеля», предаваясь утреннему потоку мыслей.

Как еще сказал губернатор? Ах, да:

— Париж был символом XIX вёка, Манхэттен — XX, а Токио представляет наступающий XIX…

Быть может, он и прав.

Перед отъездом в Нью-Йорке Сергей зашел купить костюм в магазин «Дж. Пресс» в переулке за вокзалом Гранд-сентрал. Его обслуживал тот же Генри, которого он впервые встретил здесь четверть века назад. Оба старели и всякий раз, встречаясь, с любопытством смотрели друг на друга. В «Дж. Пресс» одевались профессора из Гарвардского и Сельского университетов и другие приверженцы консервативной и, стало быть, вечной моды из числа лиц со средними доходами.

— Можете нас поздравить, — сказал Генри, указывая на большой плакат у входа: «Рады сообщить, что с октября наша фирма входит в состав «Каши яма ЮСА, инкорпорейтед» — филиала «Каши яма энд К0» из Токио. Это — крупнейший производитель готовой одежды в Японии. Наша главная фабрика — в Саке. Наши годовые обороты превысили миллиард долларов. Костюмы «Дж. Пресс» можно приобрести в 145 магазинах. Наши филиалы имеются повсюду. Где бы Вы ни были, даже во Франции и Италии, «Каши яма» Вам поможет. Рассчитывайте на нас. Председатель совета директоров Юно Каши яма. Президент Акира Баба».