Анджей Выджинский - Последняя ночь в Сьюдад-Трухильо Страница 27

Мерфи не знал, верить этому или нет. Но с какой целью Оливейра мог бы его обманывать? Чтобы напугать и заставить уехать? Но ведь Хулио только что уговаривал его остаться, принять любое предложение Аббеса. Выходит, он говорит правду…

— Хулио, у нас журналисты раззвонили бы о таких историях на весь мир. Они только и охотятся за такими штуками и никто их не заставит молчать. Ведь есть же у вас какие-нибудь независимые газеты?

— Все наши газеты — частная собственность Трухильо. Ты понимаешь? Ну, скажем, у вас есть большой газетный концерн Херста и в каких-то принципиальных делах редакторы его газет должны считаться с его мнением. У нас есть лишь один концерн — Трухильо и лишь одни директивы для всех газет — от Трухильо и его клики. Газетчику, который никогда не написал, что Трухильо равен богу, что он спаситель родины, гениальный вождь, величайший защитник мира и свободы, ни разу не заявил, что все доминиканцы живут в раю, созданном Трухильо, — ему просто нечего и появляться в редакциях. И он не сможет пожаловаться на это ни по радио, ни по телевидению. Трухильо сам комплектует кадры для прессы и пропаганды.

— Я бы тоже так делал. В конце концов, хочется знать, кто будет о тебе писать.

— И ничем тут не поможешь. Как ты себя чувствуешь, Джеральд?

— Я глотнул три таблетки против похмелья. Жаль только, что я ночью был как в тумане. Вчера готов был отдать всю жизнь за одну ночь с Моникой Гонсалес, а сегодня даже не помню, как это было. Вот не везет, а? Ты думаешь, Моника больше не придет?

— Наверное, нет. Ты иностранец, она должна остерегаться.

— Я хотел бы послать ей какой-нибудь подарок.

— Можешь это сделать. Только не прилагай никаких карточек, не пиши, что это от тебя, а то она откажется принять. Такое, как с тобой, она делает либо бескорыстно, либо вообще не делает.

— Если подарок будет анонимный, так зачем его посылать?

— Я бы знал, зачем, — сказал Оливейра, — А если ты не знаешь, то не посылай. И вообще оставь ее в покое, так лучше будет.

— Для нее?

— И для тебя.

— Я, пожалуй, пошлю ей цветы.

— Пошли.

— И приложу карточку, — сказал Мерфи.

«Плимут» остановился перед зданием министерства.

— Майк, ты стал рассеянным, — сказал Бисли. — Перестань думать о Гарриэт. Так вот, если б не наша танцовщица, мы никогда не дознались бы, что некий мистер Мерфи прибыл в тот день в Сьюдад-Трухильо и что у него была авария при посадке. Сама по себе авария не привлекла бы нашего внимания. Лишь благодаря информации, полученной от этого агента, мы узнали об этом и установили, что на аэродроме садился без шасси самолет типа «феникс». Мы выяснили на контрольных пунктах, пролетал ли в этот день «феникс» и в котором часу. Начали искать в картотеках, у кого есть «фениксы». Оказалось, что такие машины имеются в бюро проката самолетов в Линдене. Там на гарантийной квитанции обнаружилась подпись Мерфи. Поскольку эту же фамилию сообщила нам танцовщица из Сьюдад-Трухильо, можно сделать вывод, что единственный реальный след похищения Галиндеса — это самолет, нанятый Мерфи.

— Это уже линия поисков. Можно начинать действовать. Нужно прорисовать эту линию в обратном порядке. Вы уже довели ее назад — до Линдена. Теперь с линденского аэродрома вы должны дойти до станции метро Колумбус-Сэркль.

— Это самое важное звено. Но, кроме этого неизвестного участка пути, есть еще один: дорога от телефонного аппарата, по которому кто-то говорил с Лореттой от твоего имени, к гаражу Флинна.

Почему Бисли об этом вспомнил? И зачем он вообще пришел? Чего он хочет от Гарриэт? Я начал теряться в догадках.

— Фрэнк, ты думаешь, Гарриэт скажет нам что-нибудь интересное об этой дороге от телефона к гаражу? — спросил я.

— К Гарриэт у меня другое дело, пожалуй, даже более важное.

— Так почему ты сам с ней не поговоришь? Я с Гарриэт не встречаюсь.

— Гарриэт не должна догадываться, что в это дело замешана разведка. Я тебе прямо скажу: Гарриэт должна связаться с Мерфи. Ее уже знают в Сьюдад-Трухильо как стюардессу и не обратят на нее внимания… Я понимаю, что ты хочешь сказать, Майк: что в городе ее не знают.

Да, но речь идет лишь о столовой для летчиков на аэродроме Дженерал Эндрьюс.

«Что за идиотская идея! — подумал я. — Оставили бы они лучше в покое Гарриэт, не ввязывали бы ее в такие дела. Да и меня нечего толкать на посредничество между Гарриэт и разведкой. Хватит того, что из наших налогов идет жалованье Бисли и тысячам других».

— Что ж ты думаешь, — сказал я. — Мерфи так и сидит в этой столовой, поджидая Гарриэт?

— Мерфи послал цветы нашему агенту, этой танцовщице, и на карточке, приложенной к цветам, написал, что нанялся на работу в доминиканскую авиацию. Что сделал это для нее, что хочет быть там, где она, — ну, знаешь, обычные разговорчики в этом духе. Так вот, пускай Гарриэт выяснит, действительно ли он там работает и на какой трассе будет летать. И в этом случайно затеянном разговоре пускай спросит, зачем он вообще прилетел в Сьюдад-Трухильо. Что-то в этом роде — и очень осторожно.

— Ты не можешь это поручить танцовщице?

— Нет. Она работает в невероятно трудных условиях, за ней наблюдают. Новая встреча с Мерфи может подвергнуть ее опасности — ведь они же там знают, с каким грузом прилетел Мерфи. Хватит и того, что она уже сделала для нас в этом направлении.

— Вытащить оттуда Мерфи вы, пожалуй, не сможете, верно? Это слишком рискованно.

— Они его не выпустят живым. Если мы проявим к нему интерес, они его убьют. А для нас особенно важно, чтобы он остался в живых. Он будет единственным доступным свидетелем по делу Галиндеса, когда мы обратимся с этим к Трухильо.

— Понимаю. В такой ситуации с ним может вступить в контакт лишь случайно встретившаяся девушка, достаточно красивая и привлекательная, чтобы он захотел с ней разговаривать.

— Да, Майк. Сейчас это единственный наш шанс. Если Гарриэт будет действовать без нажима, ничто ей не грозит.

— Разве только Мерфи на ней женится.

— Но это уж угроза для тебя, а не для нее. Но только не покажется ли Гарриэт подозрительным, что после трех месяцев молчания ты вдруг звонишь ей и уговариваешься о встрече лишь затем, чтобы поговорить о Мерфи?

Я показал ему телеграмму Гарриэт. Он прочел ее, положил на стол.

— Обстоятельства нам благоприятствуют, Майк. Так ты уладишь это дело?

— Попытаюсь. Я неоднократно пользовался твоей отзывчивостью и, может, сейчас немного уравняю счет.

— Выдумай какой-нибудь предлог, но такой, чтобы ни Гарриэт, ни Мерфи понятия не имели, что это интересует кого-то из разведки.

— Посмотрю, что удастся сделать.

Аббес принял их в кабинете, обставленном с неслыханной роскошью. Глядя на позолоту и пурпур, сверкавшие повсюду, на драгоценный хрусталь, можно было поверить рассказам о фантастических, превышающих всякое вероятие богатствах Трухильо, о том, что он исчисляет свой личный золотой запас тоннами, что у него редчайшая коллекция драгоценностей, что с ворот и балконов его дворца свисают на цепях тяжелые глыбы чистого серебра, а плавательные бассейны и ванны облицованы золотом.

Полковник Гарсиа Аббес сидел за столом, рядом с ним стоял Октавио де ла Маса.

На стене, над резным, обитым пурпуром креслом Аббеса в дорогой золоченой раме висел громадный фотопортрет Трухильо: толстое, заплывшее жиром лицо с двойным подбородком, низкий лоб, увеличенный намечающейся лысиной, мясистый нос, круглые, слегка торчащие уши и широкая улыбка, обнажающая мелкие хищные зубы.

— Подойдите ближе, — сказал Аббес, не вставая.

Мерфи двинулся к нему. В это время открылась боковая дверь и вошел высокий мужчина в форме майора доминиканской полиции.

— Это Джеральд Лестер Мерфи, — сказал ему Аббес. — А это, — обратился он к Мерфи, — майор Мигель Анхело Паулино.

Мигель Анхело Паулино… Мерфи вспомнил это имя: об этом человеке немало писали, когда он был еще капитаном… Когда страшный ураган разрушил столицу Доминиканской Республики, Мигель Анхело Паулино подсказал диктатору жестокую идею: воспользоваться разгулом стихии и уничтожить всех, кто находится на подозрении.

На следующий день газеты сообщили, что во время Урагана погибло около трех тысяч жителей столицы, количество раненых достигает восьми тысяч. Далее сообщалось, что правительство спешит на помощь жертвам и их семьям, но такое количество покойников невозможно быстро похоронить, а потому, чтобы предотвратить угрозу эпидемии, придется сжечь трупы. Начали собирать тела убитых, складывали их в штабеля, обливали бензином и жгли. Этой акцией руководил капитан Мигель Анхело Паулино. Теперь он стоял перед Мерфи в форме майора.

— Объясните ему, майор, — сказал Аббес, — что мы намерены сделать для него.