Овидий Горчаков - Американский синдром Страница 38

Грант вопросительно уставился на черноберетчиков поверх стакана с виски, но лейтенанты переглянулись и перевели разговор на другую тему.

Поначалу, два года назад, рассказали Гранту черноберетчики, было два батальона 75-го пехотного полка. Это только база для наращивания сил. Срок службы — три года. Потом — сверхсрочная. Отсев громадный, особенно вначале. Слабаки не выдерживают. Порой из пятнадцати новичков остаются двое. В каждом батальоне насчитывается по шестьсот человек. Один располагается на Западном побережье страны, другой — на Восточном, с тем чтобы их команды особого назначения могли в любой момент быстрее попасть в любую точку планеты.

Грант покрутил стакан с полурастаявшими кубиками льда, снова позвал бармена. Не терпелось узнать о новых задачах специальных войск.

Над «Сумасшедшей лошадью» с характерным шумом и свистом турбин пролетели вертолеты «Чинук».

— Наши прилетели, — сказал, поднимая палец над головой, лейтенант-ирландец. — Завтра занятия по высадке с парящих вертолетов без парашютов.

У Гранта мороз продрал по спине. Вспомнилось, как карабкался он по трапу, болтающемуся из люка «Ирокеза», а вьетконговцы бежали к вертолету с факелами и лупили по нему из миномета…

Подвыпив, офицеры-черноберетчики взахлеб стали рассказывать о своем житье-бытье. От «черных беретов» требуется, чтобы они знали Советскую Армию лучше, чем свою, потому что им, весьма возможно, чем черт не шутит, придется действовать на ее земле, в ее тылах. Началось их обучение с досконального изучения Советской Армии, ее истории, уставов, вооружения, с учебной стрельбы по образцам советских танков, орудий, пулеметов. Появились спецподразделения «советских ракет» разных типов. А в Форт-Брагге и в Форт-Худе введен спецкурс, в ходе которого коммандос живут и служат по уставам Советской Армии и даже стараются изъясняться по-русски, зубря секретные англо-русские и русско-английские разговорники с помощью русских эмигрантов, от белогвардейцев и власовцев до нынешних диссидентов. Чтобы «влезть в шкуру врага», на завтрак черноберетчики лопают борщ, на обед — «беф а-ля Строганофф», на ужин — кисель из клюквы. Весь день из динамиков звучит музыка братьев Покрасс и Дунаевского, «На сопках Маньчжурии» и «День Победы». Даже кинофильмы и те русские: «Броненосец «Потемкин» и «Летят журавли». Весь распорядок, все инструктажи только на русский манер. Даже слово «сэр» в обращении к командирам уступило место слову «товарищ»…

— Сегодня на завтрак, — не без гордости заявил второй лейтенант, — нам подавали «щти», настоящие русские «щти», а на обед будет шишкебаб!

— Шашлык, — поправил его первый лейтенант. — Шишкебаб — это у персов, у турок.

— А «фантомы» с красными звездами, — осведомился Грант, — ваши тут летают, панику наводят?

— Наши, — ухмыльнулся второй. — Одна из специальных учебных эскадрилий «Агрессор». На них летают наши летчики, обученные тактике советских военно-воздушных сил, участвуют в маневрах…

Неужели так ничему и не научилась Америка за годы этой проклятой вьетнамской войны! Ведь сказал же какой-то мудрец, что народ, не извлекший уроков из своих прошлых бед, обречен вновь пережить эти беды…

ОТРАВИТЕЛИ КОЛОДЦЕВ

На столике лежали местные сигареты: «Уинстон» и «Сэйлем». Грант закурил сигарету «Сэйлем», нагнулся доверительно к «черным беретам»:

— Вьетнам — дело прошлое, у нас затевались более серьезные дела в Европе. Перед тем как я заболел тяжело и вернулся на «гражданскую улицу», работал я в баварском городке Бад-Тёльце, в штабе нашей десятой ударной группы специальных войск. Слыхали о ней?

— Еще бы! — воскликнули лейтенанты, и видно было, что экс-капитан еще на пару футов вырос в их глазах.

— Был у нас там сверхсекретный план номер десять-один — план операций против стран за «железным занавесом». Он должен был вступить в действие в условиях крайней напряженности, в канун войны, но все было готово к его выполнению. Я готовился к засылке с командой в один из двадцати оперативных районов Советского Союза. Эти районы мы, «зеленые береты», собирались создать в разных стратегически важных труднодоступных пунктах. На Кавказе, например. Я изучал район Брянских и Клетнянских лесов. По шесть районов предполагалось создать в Польше и Чехословакии, несколько районов в Болгарии, Югославии, Венгрии. Наши задачи вы себе, конечно, представляете…

— Мы их назубок знаем, — самодовольно заявил второй лейтенант, — взрывать мосты, минировать железные дороги, добывать разведывательные сведения…

— Террор и саботаж, — добавил первый лейтенант, прикуривая от ронсоновской зажигалки, — отравлять колодцы ядами и бактериями, сколачивать местные партизанские отряды, проводить карательные действия против ключевых правительственных кадров. Задачи остаются прежними.

— Но у нас, — со вздохом сожаления заметил Грант, — находился в строю целый легион — двадцать пять тысяч вышколенных специалистов. Одна наша группа стояла в полной готовности в Западном Берлине…

— Все планы по развертыванию сил специальных войск можно привести в действие в любой момент, — утешил его первый лейтенант. — Все старые кадры «зеленых беретов» на учете. У нас имеются на вооружении для поджогов термитные спички, дающие температуру до трех тысяч градусов. Можно сказать, что мы, по первому слову нашего командования в Пентагоне, готовы раздуть любой пожар.

— О технике и говорить нечего! — поддержал его приятель. — Посмотрели бы вы сегодня наши радиостанции, лазеры, оптику, фотоаппаратуру, подслушивающие устройства! Для нас строят транспортные самолеты СХ, С-5А, крылатые танкеры КС-10 и многое другое. Техника на месте не стояла. В ваше время еще не было одноместных вертолетов. Весит немного больше сотни килограммов, собирается из двух чемоданов за десять минут.

Гранта передернуло. Вот так, наверное, большие начальники Пентагона, попивая «Чивас ригал», на все лады расхваливают свою технику — оружие массового уничтожения.

— Помню, мы испытывали здесь ракетные пояса, — вставил Грант, — но во Вьетнаме мы их так и не получили. Восемьсот футов со скоростью двадцать пять миль в час.

— Теперь-то они у нас на вооружении, — улыбнулся первый лейтенант. — Весят всего десяток кило. Летишь себе со скоростью в шестьдесят-семьдесят миль в час через пограничную реку, приземляешься в десяти милях за заставами. Закопаешь запасной пояс на обратный путь и идешь себе по вражескому тылу этаким туристом с тросточкой…

— Только турист этот, — подмигнул Грант, — умеет прожить на подножном корму и владеет двумя-тремя десятками способов умертвить противника голыми руками.

— Это точно! — подхватил уже изрядно захмелевший от виски второй лейтенант. — Нас однажды выбросили за восемьсот километров от объекта с ножом, зажигалкой и тремя плитками концентратов. Задача: найти и взорвать макет ядерного центра. Мы потеряли по двадцать фунтов, но задачу выполнили.

— На Аляске и в Арктике, — мрачно проговорил первый лейтенант, — было немного тяжелее. Не обошлось без потерь. Я здорово обморозился. По мне, любые джунгли лучше сибирских снегов. А змеи и скорпионы — что! Их жрать можно.

На высоком градусе лейтенанты заявили Гранту, что они, «черные береты», без всякого сомнения, самые лучшие вояки в мире и с новой техникой им ничего не страшно, даже снега Сибири. Как и их предшественники в зеленых беретах, они свято верили в свою исключительность, уповали на максимальную неуязвимость. Гранту было даже жалко этих самонадеянных парней: в тылу Вьетконга они в два счета забыли бы о своей мнимой неуязвимости, как забыл он и забыла вся его команда, включая даже его бесстрашного экс-оу — начальника штаба команды А-345 Клифа Далласа Шермана. Неужели он здесь, старина Клиф, поклявшийся, по слухам, отомстить своему командиру за проваленное задание, за утраченные ордена?..

— Мне бы хотелось побывать на Холме Дымовой бомбы, — сказал Грант черноберетчикам, — увидеть все собственными глазами, описать для своей газеты…

— У нас сейчас строго с этим, — покачал головой первый лейтенант. — Мы живем в трудные времена, договариваемся о разоружении с врагом, Никсона прогнали чистоплюи, из Дэниэла Элсберга, укравшего секретные планы Пентагона и опубликовавшего их на радость «мирникам», сделали героя, а лейтенанта Колли, выполнившего карательный приказ во вьетнамской деревне, судили военным судом! Помиловали дезертиров вьетнамской войны! Давно пора нам посчитаться с внутренним врагом, связавшим нам руки в этой войне. Про себя скажу, что я охотно перестрелял бы всех «мирников» Кентского университета!

— И всех других университетов тоже! — зловеще рассмеялся второй лейтенант, делая вид, что строчит из трясущегося в его руках смертной дрожью автомата.