Брайан Моррисон - Расплата Страница 39

— Ого! — тихо проговорил Лантье, его бутылка застыла на полпути ко рту. — Уже потеплело. Что навело его на эту мысль? Он кого-нибудь видел?

Билл вернулся в гостиную.

— Нет, но дверь кабинета была закрыта, а Ахмед никогда не закрывал ее. Я знал эту его привычку. В комнате все было перевернуто вверх дном. Возможно, Ахмед спятил и сам это наделал. Но я бы сказал, уж слишком систематический там был беспорядок. По-моему, поработали профессионалы.

— Что еще?

— Бургос больше ничего существенного не сообщил. Но вот когда я вышел оттуда, то обнаружил за собой слежку.

— Опять? Не пытались избить вас?

— На этот раз у них ничего не вышло. Я ускользнул. В «ситроене» сидели четыре клоуна. Номер машины? Три-семь-семь-и-экс-эн-семьдесят пять. И эту они, конечно, угнали, — с кривой усмешкой прибавил Билл, глядя, как Лантье достает из кармана записную книжку.

Полицейский улыбнулся, захлопнул книжку и засунул ее в карман.

— Без сомнения. — Он резко отвернулся, сделал несколько шагов по комнате, остановился и, стоя спиной к Биллу, задумался, словно о чем-то спорил сам с собой. — Больше ничего не произошло после того, как мы с вами расстались? — спросил он через плечо. Билл ничего не ответил. — А вы знаете, я получил повышение, — сообщил Лантье, повернувшись к Биллу.

Билл пристально посмотрел на него, насмешливая улыбка медленно наплывала на его лицо.

— Да, ловкачи. Верно? — Лантье усмехнулся. — Мне сообщили эту новость пару часов назад. — Билл непроизвольно взглянул на наручные часы.

— Как раз в это время я вышел от Бургоса.

Лантье отвесил ему легкий поклон.

— Позвонил префект полиции. Лично. Редко кому оказывается такая честь. Понимаете? Меня прикомандировали к Министерству транспорта. Они там решают одну очень сложную проблему с дорожным движением. Буду помогать городу входить в двадцать первый век, — уныло прибавил он.

— Я бывал в городах, которые уже давно там. Но у Парижа гораздо больше возможностей, чем где-либо. Вы не находите? — В вопросе Билла чувствовалась насмешка.

— По-вашему, я должен был отказаться, остаться на прежнем месте и распрощаться с возможностью ускорить расследование нашего дела? Не обманывайтесь, здесь не Голливуд. Да если я сейчас откажусь, меня отправят в какую-нибудь глухомань на бельгийской границе морозить зад зимой и мокнуть под проливным дождем летом. Самое жуткое преступление там — это налеты воров на птицефермы. — Лантье покачал головой. — А так я по крайней мере остаюсь в Париже.

— А я могу рассчитывать, что в Париже скоро улучшится дорожное движение. Много ли вам известно о дорожном движении?

— Ничего, — фыркнул полицейский. — Но вы же собираетесь покинуть город в пятницу вечером? К этому времени я еще не успею напортачить.

— Вот и займитесь этим! — рассмеялся Билл, и тотчас же его смех угас. — Но послушайте, вы сказали, что вас отстранили от серьезной полицейской работы? По правде сказать, я могу позволить себе пробыть здесь всего лишь пару дней. А если мне удастся получить какую-нибудь конкретную информацию, кому я смогу ее передать?

— Мне, — мрачно улыбнулся Лантье. — Это вторая причина, почему я пришел сюда. — Он полез во внутренний карман и достал визитную карточку. — Я начинаю работу в министерстве с завтрашнего утра, и мне приказано одеваться так, как это принято у государственных чиновников, — сообщил он, показав на свой полотняный пиджак. — Но я все равно остаюсь полицейским. Так что, если что-нибудь разузнаете, позвоните вот по этому телефону. — Он наклонился и записал на карточке номер рядом с каким-то другим номером. — Номер моего домашнего телефона. Теперь я буду работать только днем, и вы можете звонить мне вечером после семи, а утром до восьми. Сделайте одолжение и себе, и мне. Только помните, что кроме нас на линии может оказаться еще кто-нибудь. — Он протянул карточку Биллу. — Разумеется, мой вам официальный совет остается в силе: возвращайтесь домой. Сегодня же. — Билл взял протянутую ему руку и удивился теплоте рукопожатия. — До свидания, господин Дюваль. Поберегите себя, пожалуйста.

Было уже почти два часа ночи, когда Билл вышел из такси перед своим домом. После ухода Лантье он проспал целых три часа, но проснулся злой и совсем не отдохнувший. Ушиб на голове на малейшее прикосновение отзывался страшной болью. И все же он счел нужным пойти на прием с коктейлями, устроенный в честь Карла Унгера. Пригласительный билет ему дал кто-то из гостей на вечеринке в мастерской Мишеля Полини. По его личному мнению, картины Унгера были малоталантливой мазней, но это вовсе не мешало им висеть во всех крупных европейских и американских музеях современного искусства. В конце концов, главным на этих торжественных сборищах были не картины, а публика. Билл не сомневался, что прием в Музее современного искусства, у площади Трокадеро, соберет самых именитых и влиятельных коллекционеров.

Он оказался прав как в оценке выставленных картин, так и относительно гостей. Ему удалось переговорить с множеством нужных людей — и это в августе! Возможно, их привлекло присутствие на приеме мэра Парижа Жака Ширака, который прервал свой отпуск, чтобы принять участие в юбилейном параде.

Примерно без четверти двенадцать ночи, когда было выпито море шампанского и съедено чуть-чуть закуски, Билл собрался было покинуть сборище, тем более что голова раскалывалась от пульсирующей боли, но уже в дверях его поймал Мишель и уговорил присоединиться к компании, направлявшейся в ресторан. Когда же Билл наконец отделался от них и с трудом влез в такси, он буквально изнемогал от усталости и впечатлений богатого событиями дня.

Он вынул из кармана деньги, сунул их таксисту в руку и, отмахнувшись от его благодарности и сдачи, выкарабкался из машины. Усталость и опьянение не помешали ему внимательно изучить все темные уголки, прежде чем сделать несколько шагов к входной двери. В вестибюле, настоящем экзотическом саду, как обычно, сидели полуночники-завсегдатаи, мужчины небольшими группами или поодиночке, женщины — в совершенном одиночестве, если не считать лежавших рядом пачек сверхдлинных сигарет и роскошных зажигалок. Билл был уже на полпути к лифту, как вдруг одна женщина вскочила с дивана и бросилась вслед за ним.

— Билл Дюваль! — закричала она громче, чем позволяли приличия, словно была такая же пьяная, как и он. Она приближалась к нему, широко разведя в стороны руки.

Сообразив чуть позже, чем следовало бы, что она намеревается обхватить его шею этими самыми руками, он отпрянул, негромко хохотнул от удивления и деликатно отстранился.

— Билл Дюваль, — хихикая, верещала она. — Ты знаешь, что ты подонок? Настоящий подонок, — говорила она, норовя прильнуть к нему. Ее лицо, широкое, скуластое, грубое, но красивое, обрамленное гривой завитых, выкрашенных в ярко-рыжий цвет волос, было уже почти в полуметре от его лица.

Билл больше не смеялся, он отступил на несколько шагов и, прижав локти к бокам, выставил руки вперед, чтобы она не могла броситься ему на шею. Будь это мужчина, он двинул бы локтем прямо в незащищенное солнечное сплетение, но это было невозможно, и он удовольствовался только тем, что схватил ее за руки и с силой оттолкнул от себя, при этом Билл чуть пошатнулся, но удержался на ногах. Сморщившись от боли, дама тем не менее опять попыталась обхватить его руками, во что бы то ни стало стремясь обнять.

Она была крупной женщиной, такую не укротить без применения силы, но Билл пока воздерживался и лишь слегка отступил.

— Я весь день пыталась дозвониться до тебя, — громко захохотала она.

Билл все еще крепко держал ее за руки, но она как-то изловчилась и резко подалась вперед. Усталость и шампанское были виной тому, что Билл слишком поздно отклонил назад голову, и она влепила поцелуй куда-то в челюсть, чуть задев губы Билла. Он ощутил неприятный вкус губной помады, разозлился и так грубо оттолкнул ее от себя, что она зашаталась.

— Прошу прощения, мадам, — произнес он сквозь зубы, — но вы, должно быть, приняли меня за другого. Я никогда не встречался с вами.

Она удержалась на ногах, оглянулась и, изобразив крайнее недоумение, уставилась на зрителей, с любопытством смотревших на них. За стойкой плечом к плечу стояли, с трудом сдерживая смех, два ночных портье. Билл попытался пройти мимо нее, но она снова схватила его за рукав.

— Ну, Билл, пожалуйста, — умоляла она, — не будь скотиной. Я ждала тебя здесь целую вечность. — Она не отпускала его и, похоже, намеревалась сопровождать в лифте.

Разъяренный Билл оторвал её руку от рукава, крепко сжал ее и держал девицу на расстоянии — так, чтобы ее лицо не могло приблизиться к нему.

— Говорят вам, мадам, вы обознались. Мы с вами не знакомы. Прошу прощения.

Он отбросил ее руку, она посмотрела на портье, пытаясь изобразить на лице озорную улыбку, но получилось нечто вымученное, снова протянула руку, но на этот раз очень робко. Ее пугала злость, горевшая в глазах Билла.