Виль Рудин - День «Икс» Страница 4

...Он действительно не просчитался в выборе. Много раз потом Кульман выполнял его задания.

Но прежде чем выполнять их непосредственно, он выполнил роль «наводчика»: с его помощью Вилли выследил Зигфрида Вольфа — рабочего шахты «Кларисса». «Убрать» Вольфа он считал необходимым, узнав, что «какие-то дураки» безуспешно пытались завербовать этого парня в шпионскую группу, угрожая в противном случае расправиться с его сестрой, живущей в Западном Берлине, о чем Вольф сообщил соответствующим органам. Так и была разоблачена и арестована группа агентов Боба.

Вилли Гетлин застрелил Вольфа на пустынном шоссе, когда тот возвращался домой на велосипеде с ночной смены.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Память Эриха Вальтера сохранила из раннего детства немного впечатлений, и самые яркие всегда были связаны с отцом — очень сильным и добрым.

Они жили в Вуппертале — отец, мать и он, совсем маленький Эрих. Отец работал на металлургическом заводе, и Эрих в свои пять лет уже знал, что его папа — металлист.

И еще отец Эриха был председателем заводского комитета профсоюза, но в этом Эрих тогда не разбирался.

Однажды он проснулся ночью оттого, что по комнате, громко стуча сапогами, ходили какие-то чужие люди, а потом они увели с собой отца. На прощанье отец вытер слезы со щек Эриха, поцеловал его и сказал:

— Не забывай меня. Ладно?

Прошло несколько лет. Эрих подрос, пошел в школу. Потом, как и все, он стал членом «Пимпфа» — детской фашистской организации. Мать, с грустью глядя на него, сказала однажды:

— Что сказал бы твой отец, увидев тебя?

— Папа был бы недоволен? — с тревогой опросил Эрих.— Я тебя не слушаюсь? Или я плохо учусь? Учитель меня хвалит!

— Да, да, мой милый мальчик, ты хорошо учишься, но чему тебя учат? Что на фюрера надо молиться? И что немцы — это нация господ, а коммунисты — предатели?

— Мамочка, что ты говоришь? — Эрих с изумлением взглянул на мать. — Разве это не так?..

— Ах, милый мальчик! Ведь твой отец был коммунистом!

Эрих был потрясен. Как! Он — сын коммуниста? Эрих принадлежал к поколению немцев, которые воспитывались на черной геббельсовской кривде о том, что коммунист и предатель Германии — одно и то же. Именно поэтому мать не могла больше молчать! Но для самого Эриха это известие было поистине невероятным. Память об отце была священной. Отец не мог быть плохим!

Конечно, мать предупреждала Эриха — не говорить об этом, но...

Однажды, на уроке истории, учитель, рассказывая о великой миссии Германии, призванной управлять всей Европой, воскликнул:

— Итак, дети, вы видите, что коммунисты и евреи вели немецкую нацию к гибели, а наш фюрер, этот великий барабанщик, пробудил народ и спас Германию!

И Эрих не выдержал.

— Господин учитель! Разве не было среди коммунистов хороших людей?

— А ты знаешь таких хороших коммунистов? — тут же ощетинился учитель, впиваясь глазами в побледневшее лицо мальчика.

— Нет, господин учитель, я не знаю, но просто я не могу понять, почему все коммунисты плохие. Ведь они тоже были немцами?

Класс замер. Секунду-другую учитель думал, как поступить, и, наконец, решил:

— Хорошо, Эрих, после уроков ты придешь ко мне, и я тебе все объясню.

Разговор начался так:

— Ну, мальчик, садись и расскажи, почему ты так интересуешься, нет ли среди коммунистов хороших людей?

— Нет, господин учитель, я интересуюсь не этим. Я просто не мог понять, как это немцы, если даже они коммунисты, могут ненавидеть немецкий народ и продавать его врагам отечества?

Придраться было не к чему. Это еще больше насторожило учителя.

Он обратился в гестапо и узнал, что отец Эриха, Курт Вальтер, умер в концлагере...

На очередном уроке учитель вызвал Эриха к доске и спросил:

— Где твой отец?

— Господин учитель, это относится к уроку?

— Отвечай!

Эрих наклонил голову и уставился в пол.

Гудение в классе смолкло. Стало слышно, как бьют изредка в оконные стекла капли дождя.

— Так ты не хочешь говорить, где твой отец? — переспросил тощий учитель-наци. И, обернувшись к классу, начал заранее приготовленную речь.

— Дети! Вы помните, как Эрих допытывался, нет ли среди коммунистов хороших людей? Все вы, истинные немецкие дети, можете теперь узнать правду и вышвырнуть из своих рядов сына человека, который предал фюрера и Германию. Отец Эриха Вальтера был коммунистом! За это он заключен в концлагерь и там умер. Дети! Эрих — сын предателя!

Как и ожидал учитель, последние слова были встречены криками и свистом. Потом встал Ганс Зонненберг, классный вожак «Пимпфа».

— Эрих Вальтер, мы исключаем тебя из нашей группы. Мы требуем, чтобы ты больше не приходил в ваш класс. Мы объявляем, что если ты...

...Губы Эриха тряслись от волнения. Глазами, полными слез, смотрел он на класс, на своих вчерашних друзей, ставших вдруг врагами. Что мог сделать он, двенадцатилетний подросток? Ах, как это ужасно: понимать, сердцем чувствовать, что ты прав, и не иметь сил доказать это!

Все же у него хватило выдержки уйти из школы с достоинством, молча...

В конце того года — тысяча девятьсот сорокового, перед самым рождеством, они переселились в маленький шахтерский городок Шварценфельз, где их никто не знал и где не могла, по их мнению, повториться такая история...

Мама опять начала работать, Эрих снова пошел в школу. Но он стал скрытным, замкнутым, следил за каждым своим словом и в классе держался обособленно...

Детство Эриха кончилось.

...Война с Россией для многих в Германии была неожиданностью.

За неделю до этого Геббельс опубликовал в «Фелькишер беобахтер» статью, в которой открыто угрожал в ближайшие дни рассчитаться за все с английскими плутократами. Потом, когда часть тиража разошлась, Гитлер приказал газету изъять, потому якобы, что министр пропаганды проболтался о готовившемся вторжении в Англию, нечаянно выдал государственную тайну. Это был коварный отвлекающий маневр!

Прошло семь дней, и пушки загрохотали... но не на Ламанше, а на востоке — за Бугом.

Конец июня 1941 года запомнился Эриху беспрестанным громом литавр: под это победное бряцанье через каждый час по радио передавали сообщения о разгромленных русских армиях, о взятых городах, стремительном продвижении в глубь России панцирных немецких колонн и мотопехоты...

— Мама, значит, наци сильнее всех? — спросил Эрих через месяц после начала войны.

Что могла ответить мать? Разве видела она, что происходило там, на полях неведомой России? Она ответила так, как подсказывали ей сердце, горький опыт:

— Эрих, твой отец был коммунистом. Его могли убить, но победить, — запомни это, — победить его не могли... А там, в России, — очень много коммунистов... И там весь народ — с ними. И у них, мой мальчик, — правда. Та правда, за которую погиб твой отец. Горько будет немецким матерям узнавать о гибели сыновей... горько! Но для Гитлера это — проигранная война. В это я верю твердо... Если узнают, что я говорю тебе это,— меня повесят. Но все-таки я говорю это.

Внутренне Эриха не удовлетворил этот ответ, хотя он ни на секунду не усомнился в искренности, в правдивости матери. Он стал внимательнее читать сводки с фронта. Потом, сличая их со сводками прошлого года, стал постепенно убеждаться, что гитлеровские дивизии движутся в глубь России значительно медленнее, чем при победном шествии по Франции. А в конце 1941 года, когда по радио все чаще стали сообщать об «эластичном выпрямлении линии фронта» под Москвой, Эрих убедился, что предчувствие не обмануло его мать.

Известие о гибели армии Паулюса под Сталинградом Эрих встретил с чувством, которого он не мог объяснить. Конечно, было хорошо, что Гитлер, погубивший его отца, получил такой жестокий удар. Но ведь там, в Сталинграде, погибли тысячи немцев! В чем были виноваты они, эти немцы? Были ли правы русские, убивая их? И как он, немецкий юноша, должен смотреть на эти поистине трагические события?

Эриху было уже пятнадцать лет, и его душа требовала ясного и точного ответа.

Конец августа 1944 года остался в памяти Эриха не только потому, что в эти дни Германия оделась в траур после уничтожения в Ясско-Кишиневском «котле» восстановленной 6-й армии.

В этот день, придя домой, Эрих впервые увидел Эрнста Вернемана.

— Это друг твоего отца, — сказала мать, и Эрих, с волнением пожав темную жилистую, но очень теплую руку, серьезно и внимательно принялся рассматривать сидевшего за столом невысокого, щуплого на вид человека.

— Ты напоминаешь мне Курта, — сказал гость, дав Эриху осмотреть себя. — Он тоже начинал разговор только после осмотра собеседника. Ну как, понравился я тебе? Нет?