Джузеппе Дженна - Во имя Ишмаэля Страница 44

Он отправится на Центральный вокзал. Заберет сумку. Нужно постараться поспать. Нужно найти надежное место. Старик беспокоил его. Он забрал заключение о вскрытии трупа с улицы Падуи. Он знал, что ему не удалось уничтожить Американца.

Он развернул записку, которую дал ему Инженер. Минут за десять расшифровал код. Кофе перестал дымиться, он был почти холодным, Американец принялся хлебать его с отвращением. В двадцать минут первого ночи. Там он получит ребенка, который нужен Ишмаэлю. Потом он должен отдать его. А потом он вернется. В Черноббио. Во Франции они потерпели неудачу. Его ждал Киссинджер.

Он заплатил, вышел, пересек запруженный людьми проспект, пройдя через грязные зазоры между машинами, сквозь толпу, бесконечно стремящуюся в двух противоположных направлениях: из города и в центр. Пешком дошел до вокзала. Оттолкнул наркоманов, которые спрашивали что-то непонятное, мямля на каком-то корявом наречии. Забрал сумку из камеры хранения. Ступая по мраморному полу, прислушался, как его шаги эхом отдаются от холодных стен огромного пустого вестибюля. На улице темноту разрезали отблески на белом мраморе стены здания и громадный рекламный куб, подсвеченный маленькими фонариками.

Он пошел по бульвару, который пролегал перед вокзалом, в поисках места, где можно надежно спрятаться на ночь, и двинулся дальше по направлению к центру Милана, во мраке, по этой пустынной улице, безлюдность которой нарушали только отдельные шатающиеся фигуры наркоманов.

Инспектор Давид Монторси

БАСКАПЕ (ПАВИЯ)

27 ОКТЯБРЯ 1962 ГОДА

19:35

Тебе не позволено убивать крепкое племя овец. Но если какое-нибудь животное согласится, склонив голову к святой воде, я говорю тебе, о Евскопий, что принести его в жертву — справедливо.

Монторси в большой спешке возвращался в управление между двух рядов высоких темных домов, во рту было сухо, там скопилась плотная белая слюна. Начинался дождь. Недавно была половина восьмого — он видел это на мутных часах с циферблатом, запотевшим от попавшей внутрь воды.

Энрико Маттеи мертв.

Он бежал под яростным дождем, машина отдела расследований ждала его в конце улицы Сената. Он договорился непосредственно с Омбони, позвонил ему среди этого безумного человеческого землетрясения, которое началось в зале редакции «Коррьере»: грохот слов и мыслей, все в движении, в то время как директор разгоняет толпу, выдавая указания и распоряжения: «позвони в АНСА» — «иди» — «найди Монтанелли, найди Монтанелли» — «ступай, десять страниц о Маттеи» — «история, история жизни» — «позвони в РАИ» — «найди родственников, жену» — «если не жена, то не подходит» — «кого-нибудь из внутреннего круга, я сам позвоню, непосредственно для интервью, по одному из двух номеров ЭНИ». Он пересек человеческую стену, которая двигалась рывками: каждый следовал за своим вдохновением или шел исполнять какую-нибудь директиву — огромный сбившийся с курса корабль, момент противостояния невидимых сил, время, когда веревки и каркас должны сдерживать тряску.

Монторси и Фольезе ошарашенно застыли. Маттеи мертв. Директор сказал, что «его убили». Монторси немедленно позвонил в управление. С трудом дождался длинного гудка, стоял, приклеившись ухом к трубке, ему было больно, настолько сильно он прижимал ее. Попросил дать трубку кому-нибудь из отдела расследований. Ответил Омбони. Его было плохо слышно.

— Тут черт знает что творится, Монторси… Ты где?

— В «Коррьере»…

— Какого дьявола ты делаешь в «Коррьере»? Немедленно приезжай сюда. Нас всех вызвали. Упал самолет Маттеи. Нужно быть на местах.

— Выезжай за мной, Омбони. Мне слишком много времени понадобится, чтобы самому вернуться.

Он вскочил на ноги, Фольезе последовал за ним. Проводил его к выходу.

— О Боже!

— Господи милосердный…

— Это такой удар… Это…

— Это конец… конец Италии, говорю тебе. — И Фольезе тряс головой.

— Убит…

— Да, вот увидишь. Они отбросят прочь этот вздор о несчастном случае.

— Да, но кто поверит в это.

— Вот именно. Но ты увидишь, увидишь… Насколько я знаю эту страну, объявится кто-то, кто поверит. И в конце концов поверят все.

— Но представь себе… Всего лишь только нечастный случай, который стирает с лица земли хозяина Италии. Того, кто половине мира наступил на больную мозоль.

— Самой богатой половине мира — на них он наступал.

— Какой удар.

— Вы едете туда? Все эти типы из отдела расследований?

— Все. Представь себе расследование такого рода. Они там передерутся из-за полномочий. Особенно если дело нечисто… Как они грызутся, ты бы видел!

Фольезе покачал головой.

— Кто это сделал, как ты думаешь? — Слова Монторси перекрывал грохот, человеческий скрип — стая скрипящих мышей.

Фольезе посмотрел на него, медленно хлопая веками, выбирая жесты, — он шел рядом, слегка подпрыгивая.

— А ты как думаешь?

— Американцы.

— Соединенные Штаты. Он слишком уж сидел у них в печенках. Представь себе, как Семь Сестер начинают бороться с революцией, источником которой является итальянец. Они бы потеряли 50 % доходов от нефти на Ближнем Востоке. Его просто убрали.

— Его убрали. Смотри, какое это крупное событие.

— Крупное, да. Со времен Муссолини и с конца войны не случалось таких крупных событий.

Они вышли из редакции. Рев журналистов приутих. Они почти бежали. Нужно встретиться с Омбони — Монторси больше ни о чем не думал. Он вздрогнул, когда журналист сказал ему:

— А мы? Теперь, когда…

— А что мы должны делать? Меня бросят на дело Маттеи, вот увидишь. Нас всех бросят на дело Маттеи. Как ты думаешь, могу ли я продолжать расследование о ребенке, если есть дело такого рода?

— Там будут спецслужбы. Это будет грязное дело.

— А ты что планируешь делать, Фольезе?

— Если хочешь, я буду продолжать это расследование о ребенке. Между делом…

Монторси:

— Ты думаешь, здесь есть связь?

— Между ребенком и Маттеи?

— Да. Ты ведь говорил о каком-то ритуале сначала?

— О ритуале секты. Да. Но я ведь имел в виду…

Но Монторси уже устремился вперед, он был во внутреннем дворике и сказал ему:

— Может быть, это всего лишь совпадение, нет? — И уже он вышел, его поглотил ледяной отвесный дождь.

Совпадения сотканы из того же ментального вещества, что время и мысли.

На машине — в Павию. Дальше Павии. Туда, куда упал самолет Хозяина Италии. В молчании, слушая только шум шин, приподнимающих пленку воды над асфальтом, в то время как дождь и ветер грохотали по кузову машины, Монторси, Омбони, Равелли и Монтанари — четыре инспектора отдела расследований — следили взглядом за тем, как удаляются и приближаются габаритные огни шедшего перед ними автомобиля, где находились еще четверо из отдела расследований. Шеф отбыл минут на десять раньше их, он, должно быть, уже в Баскапе. Влажная тишина машины — стекла тем временем запотевают от дыхания. Они походили на четыре трупа — согнутые, сидящие, движущиеся все быстрее и быстрее под бичующим их небом. Поля вокруг машины казались темной пучиной, непроницаемой для взгляда. Но они не глядели. Скособоченные, подавшись вперед под действием движения, вдыхая воздух, пропахший плесенью и влагой и кожаной обивкой сидений, они слушали шорохи и громы вдалеке, а «дворники» качались вправо, влево, потом снова вправо. Автомобиль перед ними бесшумно поднимал по бокам стены воды. Они двигались почти вслепую — слепые мертвецы. Кожа Монторси была иссиня-бледной, ткань пальто вытянулась из-за дождя и пропиталась водой, теплой по сравнению с ледяным телом, к которому она проникала. Он отчетливо почувствовал, как морщины разрезают ему подушечки пальцев; сидя в кабине, он начал потеть, между ноздрями и верхней губой начали быстро расти волоски, напитанные теплом и потом. У него опускались веки, стук в правом ухе был непрерывном, монотонным, раздражающим. Даже от тиканья стрелки поворотника, казалось, образовывалась трещина в воздухе, и все четверо вздрагивали. Заднее стекло было покрыто каплями воды, мотор гудел, как барабан, им было тесно, они молчали. Известие о смерти хранило в себе что-то, смутно исходящее от самой смерти. Они выехали из конуса света под фонарем, чтобы снова вернуться в темное пространство, которое примыкало к освещенному пятну и поглощало его.

Омбони закурил сигарету. Никто ничего не сказал.

Они двигались в пустоте, в молчании, казалось, они и приехали из пустоты, и едут в пустоту.

Потом машина, шедшая перед ними, включила поворотник и замедлила ход.

Они поползли по грязной фунтовой дороге, между деревьями, свет фар разбивался на пучки в густой темной листве, а потом вдруг они увидели смутный купол слабого света: свет становился сильнее по мере того, как они приближались к центру. К земному центру водоворота.