Операция «Северные потоки» - Ирина Владимировна Дегтярева Страница 5

Разговаривать в коридоре Ермилов не стал, удалился в тамбур. Там присел на ступеньки, ведущие на второй этаж вагона. Все пассажиры уже угомонились, спали по своим купе, наверное, подремывала и проводница.

Голос Богданова не предвещал ничего хорошего. Звонок из поезда явно поднял его с постели.

— Чего тебе? — буркнул он. — Который час? Ты не офигел там, Ермилов? Два ночи! — Он, как видно, разглядел циферблат наручных часов.

— Слушай, Богданыч, не бухти! Я звоню к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало…

— Вот то, что ты с приветом, эт-то точно! — ухмыльнулся Вячеслав, проснувшись окончательно. — Чего тебе надобно, старче?

— Попрошу без намеков на возраст! Впрочем, стареем, брат. Стал уж я подзабывать кое-что. Помнишь, ты мне рассказывал, как в девяностые вы брали своих опэгэшников[8] без санкции прокурора, когда не было возможности провести досмотр помещения, а очень надо?

— Но-но! Я девушка порядочная! — забасил Богданов. — Ты меня что, решил подставить? По телефону-то… Приезжай, я тебе еще и не о таких мульках поведаю. Пузырь раздавим…

— Я удаляюсь сейчас от Москвы со скоростью поезда «Таврия», — намекнул Ермилов. — Кстати, если пропадет связь, не обессудь!

— А чего тебе приспичило? В коррупцию решил окунуться с головой? Прям тебя не узнаю, старого, доброго, порядочного Константиныча. Между прочим, теперь разрешение суд выдает, или тебя склероз окончательно разбил?

— При чем тут коррупция! — Ермилов поморщился, глядя на висящее на стене поезда напротив ступеней фото «Таврии», мчащейся по степям Крыма. — Мне надо прижать одного типа. Но пока нет повода.

— А кто он? Хотя по телефону не можешь, наверное… — Богданов зевнул.

— Ну скажем обтекаемо, бывший моряк, военный. Так, в общих чертах.

— Чего проще! Наркотики ему подкинуть… Да шучу я, шучу. Даже по телефону чую, как твое юридическое нутро крючкотвора взбудоражено.

— Оставь в покое мое нутро! Предлагай что-нибудь дельное.

— Три двойки ему нарисуй. Сто процентов какой-никакой кортик завалящий у него в тачке найдешь, голову даю на отсечение. Все же холодное оружие. Если не табельное. А то и ствол посерьезнее.

— Твоя голова еще очень даже пригодится! — обрадовался Ермилов, соглашаясь с ходом мыслей друга. — Но…

Главное, ничего незаконного Богданов-то и не предлагал. Слабым звеном в его идее было взаимодействие с полицией. Связываться не хотелось, да и Плотников может не санкционировать. Вот если только сам Богданов замолвит словечко.

— Что «но»? — клюнул Богданов.

— У тебя в Крыму ведь наверняка есть знакомые менты?..

— Но-но! — предостерег старый друг.

— Уже запряг и поехал! Что ты нокаешь? Я тебя еще ни о чем не просил. — Ермилов помолчал и добавил: — А теперь прошу. Пришли-ка номерок своего знакомого, чтобы нам без напряга поработать.

— Ну и нахал! — выдохнул Богданов и рассмеялся: — Хотя всегда под маской овцы таился лев.

— Ого! Растешь в моих глазах, — улыбнулся Олег, знавший, что Богданыч не читал ничего серьезнее УПК, разве что комментарии к вышеозначенной книжице. — Шекспира штудировал?

— Вильяма нашего? А как же! Настольная книга… — он вздохнул. — Так чего не спится, полковник?

— Уснешь тут! Мне надо, чтобы парень никуда не свинтил и действовать в рамочках. Сам понимаешь. Дилемма! То, что они на свободе, это не их заслуга, а наша недоработка, — вспомнил известную шутку Ермилов. — Начальство давит, нужен запасной вариант на экстренный случай. Страховочный вариант. Меня не поймут, если он исчезнет у нас из-под носа. На сколько можно будет его поставить на прикол?

— До суда. Нужен тебе, так пусть пока погуляет под статьей, затем можно и штрафом ограничиться, если ты свое любопытство удовлетворишь к тому времени.

— Красивая картинка вырисовывается, — хмыкнул Ермилов, передернув плечами. Не хотел бы он попасть в лапы к Богданычу в девяностые, когда тот со своими парнями не слишком-то церемонились с разгулявшимися бандитами.

— А ты все по югам катаешься? В прошлом году ведь ездил с Наташкой. Я вот лично торчу на работе как пришитый со всеми этими делами, — намекнул он на усиление, переросшее в казарменное положение для всех носивших погоны после начала СВО.

— Когда это я катался? — начал было Ермилов.

И тут словно раскаленный воздух ударил в лицо вместе с дисперсной пылью, разлетавшейся от верхушек волн, когда они на катере пограничников подкатили к скалам, на которых возвышался белый старинный маяк Тарханкута, помнивший еще российских царей и их императорскую яхту «Ливадия», потерпевшую крушение тут же, у скал, в 1883 году. Пока смотритель чистил лампу маяка от нагара, а на это требовалось всего минут пятнадцать, «Ливадия» села на мель между камней неподалеку от мыса Тарханкут, потеряв ориентиры, и погибла.

Действующий маяк был режимным объектом. Кого попало туда, разумеется, не пускали. А им с пятнадцатилетней Наташкой пограничники устроили экскурсию. Это тот редкий случай, когда Ермилов воспользовался служебным положением. Для полковника из центрального аппарата ФСБ, конечно, расстарались. А Наташка обожала маяки, подводное плавание — романтическая натура.

«В кого бы это?» — с недоумением спрашивал Ермилов у жены. Людмила деловая, опытная адвокатесса. Ее недюжинная хватка позволяла семье держаться не только на плаву, но и жить даже с привкусом легкого шика. Зарабатывала она раз в пять больше полковника. В ответ на этот вопрос он удостаивался насмешливого взгляда Люськи и встречного вопроса: «Действительно, в кого бы ей?»

Около мыса Наташка погружалась с аквалангом с погранкатера в компании с мичманом Юрой — боевым пловцом. Бедный Ермилов бегал по катеру вдоль борта, высматривая аквалангистов по цепочке пузырьков. Но его волновала не столько безопасность бесшабашной отчаянной Наташки, сколько то, что шоколадный от загара Юрий весьма привлекательный молодой парень, и Наташка может увлечься. Тяжело быть отцом юной дочери. Он никогда так не беспокоился по поводу двух старших сыновей-двойняшек, один из которых уже сделал Ермилова дедом. Но Наташка очень поздний ребенок…

«Вот откуда во сне у меня всплыли травящий клапан, уменьшающиеся в диаметре пузырьки воздуха, не позволяющие демаскировать пловца. Об этом ведь рассказывал Юра. Надо будет его привлечь для консультаций».

Как он мог забыть те солнечные дни, диковатый пляж в Оленевке, запах ржавчины от затонувшего сухогруза, море, кишащее медузами, то спокойное, то при ярком солнце агрессивное, каким бывает улыбающийся человек с холодными, злыми бирюзовыми глазами.

Начавшаяся война стерла, как шипящая волна, их с Наташкой следы на мокром песке. Отпечатки ее маленьких, еще почти детских пяточек и его медвежьи отпечатки. Выдуло стылым ветром с привкусом гари и пороха запомнившийся, кажется, навсегда запах сырого белого известняка внутри маяка, обеззвучило гулкие шаги его и Наташки по спиральной чугунной лестнице, забылось ощущение шероховатости стен под пальцами, проблески моря — ослепительно-голубого, переходящего в бирюзу и изумруд, видневшегося в окнах-бойницах, которые на нижнем ярусе проходили аж через