Алекс Тарн - Эль-Таалена Страница 6

Чувствуя недоброе, Брандт повернул на себя объектив.

«Как это, что мы имеем в виду? Задание выполнено, Ади. Не расстраивайтесь: отрицательный результат — тоже результат. Мы сейчас по дороге в Бланкензее, на аэродром. Через четыре часа — в Лондоне, так что в полдень…»

«Чушь! — прервал его старик. — Кто вам разрешил? Что за самоуправство? Продолжайте задание!»

Брандт почувствовал, как замешанная на неимоверной ярости кровь приливает к его голове. В таких случаях, дабы ненароком не разрушить мир, особый агент Ее Величества обычно надевал маску ледяной иронии. Вот и сейчас он даже снизил скорость до ста девяноста.

«Нет проблем, Ади, — сказал Брандт приветливо. — Мила поставит меня в угол и вызовет родителей. Может, даже отшлепает. У нее это прекрасно получается. Но не могли бы вы заодно объяснить, чего именно вы от меня хотите? Чтобы я нанялся истопником русских бань в Израиле и проводил в последний путь каждую березовую чурку?»

«Именно так! — сварливо парировал лорд Мойн. — Если понадобится, то поработаете истопником. Для такой примадонны, как вы, это будет только полезно. А пока что, будьте добры немедленно отправиться по адресу получателя. Жду вашего доклада.»

Видеотелефон щелкнул и погас. Брандт заскрежетал зубами.

«Ну не дерьмо ли?» — сказал он, поворачиваясь к Миле. Но Мила будто не слышала его. Она молча сидела, сжав кулаки и уставившись мрачным, незнакомым взглядом в мутный голштинский пейзаж.

Часть 3

Пить хотелось — страшное дело. Ах, сейчас ее хотя бы чашечку, хотя бы разогретой, пусть даже не прямо из вены… Засер мечтательно причмокнул и цыкнул зубом. Серый неприятный рассвет упрямо проталкивался сквозь щели в глухих пуленепробиваемых ставнях председательского компаунда. На окруженную врагами Рамаллу с неотвратимостью израильского танка накатывался новый день. Пойти прилечь, что ли?

Подавляющее большинство вампиров не переносят прямого солнечного света, и Засер Мардафат не являлся исключением. Поэтому он работал исключительно по ночам, время от времени подкрепляясь свежатинкой, поставляемой ему особым продовольственным отрядом. Обычно еды было навалом, но в последние недели наблюдался затык, так что даже приходилось пробавляться немилым сердцу истинного вампира людоедством.

Засер вздохнул и поднес к глазам веснушчатую морщинистую руку с длинными, обгрызанными с голодухи ногтями. Рука дрожала намного сильнее обычного. Вот он голод, сказывается. Так и помереть недолго. Эх, как пить-то хочется… Он плеснул в стакан немного гранатового сока из стоявшей на столе бутыли и начал глотать, морщась от отвращения. Подбородок дрожал еще сильнее, чем руки, и оттого стук зубов о стекло стакана приобретал в тишине комнаты неподобающий характер джазовой импровизации. Мардафат влил в себя последнюю каплю сока, отшвырнул пустой стакан в угол и сплюнул длинным блатным плевком. Тьфу, пакость!..

В дверь постучали. Председатель, кряхтя, полез в кобуру и не без труда вытащил здоровенный облезлый «Магнум» 44-го калибра. Держа оружие на отлете, чтобы ненароком не пораниться, он прижал локоть к столу и, громко сопя, стал просовывать указательный палец в дужку спускового крючка. «Магнум» содрогнулся и выстрелил… еще и еще… пули звонко шлепались в рябые от стрельбы стены. Палец трясся, как припадочный трус на морозе, так что пока Засер смог наконец осуществить задуманное, обойма была уже пуста. Он удовлетворенно кивнул и снова тряхнул револьвером — на этот раз уже преднамеренно, на всякий случай. «Магнум» молчал, злобно и опустошенно.

«Входи, открыто!» — закричал Мардафат громким командирским фальцетом. Из всех органов изношенного в сражениях тела только голос подчинялся Председателю в полной мере.

Тяжелая бронированная дверь приоткрылась и в образовавшуюся щель просунулась вислощекая голова Махлюда — личного секретаря.

«Чего надо?» — крикнул Мардафат еще громче прежнего, потрясая пистолетом. Секретаря он не любил за то, что он так назывался. Из дружбы с сильными мира сего Засер вынес, что во многих случаях секретари ценятся больше председателей, и потому рассматривал помощника как потенциальную угрозу.

Махлюд расплылся в подобострастной улыбке. Он уже давно привык к манере вождя размахивать пистолетом. Плюс к этому он специально научился считать до восьми, чтобы точно определять, сколько патронов осталось в «Магнуме». Прежний секретарь умел считать только до пяти, за что довольно быстро поплатился жизнью, войдя в председательский кабинет на три пули раньше положенного времени.

«К вам посетители, раис, — доложил Махлюд и тряхнул щеками, подобно верному бульдожке. — Урино Гавнери с женой… и с подарочком…»

Последнее слово он произнес с игривым намеком, от которого сердце Мардафата сначала на секунду замерло, а потом принялось метаться, радостно и беспорядочно, как голодный вурдалак в детском саду. Заметив волнение босса, секретарь еще сильнее затряс щеками и в который раз пожалел об отсутствии хвоста или чего-нибудь другого, чем человек мог бы в полной мере выразить свою из ряда вон выходящую преданность исламской революции и ее вождям.

«Зови!» — хрипло выхаркнул Засер, справившись с непослушным дыханием. «Магнум» ходуном ходил в его трясущейся руке. Надо было бы засунуть оружие назад к кобуру, но шансов справиться с этим самостоятельно у Мардафата не было, а времени терять категорически не хотелось. Он облизнулся и часто-часто зашлепал толстыми фиолетовыми губами. Слюна пузырилась в углах председательского рта, как грязевая пена вокруг сероводородной лужи. Махлюд скрылся за дверью, предварительно поклонившись так низко, что щеки его подмели усыпанный битой штукатуркой пол.

Десять секунд ожидания показались Председателю вечностью. Наконец дверь упруго распахнулась, и благообразный седовласый вурдалак вступил в комнату, сопровождаемый морщинистой дамой в малиновом бархатном берете и пышной девицей в джинсах и футболке с надписью «Долой оккупацию!» Раздался стук. Это «Магнум» выпал из вконец ослабевшей мардафатовой руки и с грохотом обрушился на столешницу красного дерева. Вслед за ним изо рта Засера, на этот раз беззвучно, стекла туда же прозрачная ядовитая струйка и зашипела, разъедая лак. Мардафат с трудом приподнялся и героическим рывком выпростал из кресла свое бесформенное тело с тяжелым задом и многочисленными жировыми складками, свисающими с боков и со спины. Выйдя из-за стола, он двинулся навстречу посетителям. Выпученные, налитые черной кровью глаза Мардафата были прикованы к розовой девичьей шее, где пульсировала тоненькая синяя жилка, выдавая нешуточное волнение молодой активистки пацифистского движения. В течение всей своей сознательной жизни девушка мечтала об этой встрече. И вот мечта становилась явью. Неземная музыка — «Интернационал» в исполнении Джима Моррисона звучала в ее ушах. Глядя на Председателя, она видела, что и он волнуется и даже пританцовывает в такт воображаемой мелодии. На самом же деле все обстояло несколько проще: ноги у Засера дрожали, и оттого со стороны казалось, что он исполняет чечетку в честь дорогих гостей.

Не доходя нескольких шагов до Мардафата, седовласый остановился и отвесил низкий поклон.

«Дорогой Председатель, — начал он проникновенным тенорком. — В эти трудные дни мы…»

«Потом, потом… — остановил его Мардафат, продолжая продвигаться вперед. — Сначала поцелуемся…»

С этими словами он раскрыл объятия и, игнорируя протянутую руку Гавнери, а также выставленные для поцелуя губки старухи, протанцевал прямиком к девице. Бедняжка смутилась и покраснела. Это еще больше возбудило Мардафата. Он даже слегка застонал от предвкушения несказанного удовольствия и ощутил в моче-половой системе давно забытые импульсы, оправдывающие вторую часть ее названия.

«Иди ко мне, моя голубка,» — пропел Председатель. Девушка опустила коротко стриженную голову. Мардафат взял в обе руки ее потные ладошки и залюбовался. Активистка выдалась рослой и упитанной.

«Экая ты некошерная — кровь с молоком… литра четыре, не меньше, — подумал Засер. — Все мое… все сам выпью… ни с кем делиться не стану…»

Слюна ручьем текла по его небритому подбородку. Теперь, когда наслаждение было так близко, опытному сладострастнику хотелось максимально оттянуть волнующий миг удовлетворения.

«Ну что, — произнес он севшим от вожделения голосом, прислушиваясь к приятному шевелению изъеденного сифилисом стручка в форменных военных штанах. — Борешься за мир, девочка? До последней капли… гм… крови?»

На последнем слове Мардафат жирно причмокнул губами. Не в силах более контролировать себя от переизбытка чувств, Председатель расслабил мочевой пузырь, и комнату заполнил острый запах подворотни.

«Как он прекрасен, наш Засер! — прошептал Гавнери. — Взгляни, Рахель…»