Борис Тихонович - На преступнике – свастика Страница 7

А вот свидетельство А. Поллака, 1911 года рождения. Ныне он проживает в США.

«Перед тем как нас привели в дом (на околице села Урич, где собирали людей перед расстрелом. — Б. А.), я увидел на расстоянии около двадцати пяти метров Ментена. Вместе с ним было двое или трое немцев-фашистов, одетых в форму СС. С веранды дома было видно, что люди копают яму… Потом группу из десяти-двенадцати человек повели к яме. Там были мужчины, женщины, дети. Видел, как они вставали на доски, перекинутые через яму, и слышал пулеметную очередь. Люди падали в яму. Я в то же время бросился бежать в лес. Слышал выстрелы, но в меня не попали, прятался несколько дней в лесу».

Заканчивая свои свидетельские показания, Поллак заявил:

«Я хочу выступать не только как свидетель, я обвиняю Ментена и других его соучастников в массовом убийстве людей, в частности моей жены, матери и сестры. Я готов, где угодно и когда угодно, предстать перед любым судом и дать показания под присягой».

Корреспондентам этих и других западных газет, радио и телевидения были показаны подлинные документы, зачитаны показания очевидцев расправы Ментена с мирными советскими гражданами.

Но вопреки всему снова всплывало на поверхность заведомо ложное утверждение, что в СССР и Польше «советской пропагандой» ведется специальная кампания против Ментена. Об этом неоднократно заявляли Ментен и Хейнинген в Амстердамском суде, куда они обратились с иском к журналисту Кноопу и его издателю Ландену, выпустившим книгу о злодеяниях Ментена на территории СССР и Польши. Нацистский убийца требовал запрета этой книги и привлечения к ответственности автора за «поруганную честь».

К каким только уловкам не прибегал Ментен, чтобы не допустить дела до суда! Питер Николаас Ментен сделал и такое заявление в суде: он не является голландским гражданином, и поэтому голландский суд не имеет права судить его. Было документально доказано, однако, что, когда в 1950 году посольство Польской Народной Республики в Голландии обратилось к тамошним властям с просьбой о выдаче преступника Ментена, он утверждал, что родился в голландской семье, был и остается голландцем. Это был тот редкий случай, когда Ментен не лгал.

Напомню: в 1939 году Ментен во Львове получил у голландского консула паспорт, с которым выехал в Краков, на оккупированную гитлеровцами территорию Польши.

Затем в 1943 году он зарегистрировался как гражданин Нидерландов, а не Польши.

Во время судебного разбирательства вопрос о подданстве Ментена возникал неоднократно.

Судья Схруэдер спрашивал подсудимого:

— Можете ли вы предъявить суду документ, подтверждающий, что вы приняли польское подданство?

— Такие документы у меня имелись, но я их спрятал в каком-то доме в Ирландии, теперь найти их будет трудно.

Судья продолжал:

— Зачитываю два ваши письма, датированные 1941 годом, в которых вы извещали официальные немецкие власти о том, что вы голландец (читает письма).

Ментен делает презрительный жест рукой:

— Это очередная фабрикация!

В зале суда смех.

Судья немедленно требует тишины, он осторожен: наглость Ментена провоцирует возмущение общественности, эксцессы тут возможны, но обвиняемый не должен иметь повод жаловаться, что его защите мешали.

9 мая 1977 года в особой палате Амстердамского окружного суда продолжалось слушание дела Ментена. Зал был полон, в корреспондентской ложе яблоку негде было упасть.

Несмотря на то что многие совершенные Ментеном злодеяния стали уже достоянием широкой общественности и ждали возмездия, сам он держался чрезвычайно уверенно. То и дело вступал в объяснения, каждый раз говорил нескончаемо долго, возмущенно требовал, чтобы его не прерывали, снова и снова отрицал все инкриминируемые деяния. А в конце своей трехчасовой речи заявил, что предъявленное ему обвинение — «выдумка советской юстиции».

Когда шум в зале утих, к председателю обратился прокурор Хабермел:

— Обвинением будут представлены в распоряжение суда дополнительные материалы о расстреле советских граждан подсудимым Ментеном в селе Урич.

Взоры присутствующих обратились к Ментену. Все заметили, как он побледнел, как задрожал у него подбородок.

С началом судебного разбирательства по делу Ментена наше расследование на Львовщине, на месте преступления, не прекратилось. Подобная возможность предусмотрена законами, в частности и голландскими. Масштаб содеянного Ментеном, к несчастью, был очень велик.

Со временем устанавливались и новые свидетели. Одни, услышав по радио или прочитав в газетах о ментеновском процессе, сообщали о себе сами, других — разыскивали мы. Нет нужды говорить о трудностях, которые при этом возникали, если вспомнить, сколько минуло лет со времени совершенных Ментеном преступлений.

Многих свидетелей уже не было в живых, место жительства других было неизвестно. А кроме того, приходилось еще уточнять, где именно стояли те или иные здания, теперь уже не существующие; измерять расстояние от места расстрела до места уничтоженных войной домов, возле которых стояли или в которых тогда находились очевидцы кровавой трагедии. Не мало времени заняли и поиски фотографий погибших.

В свою очередь в Голландии, ФРГ, других странах Ментен бросал громадные суммы на то, чтобы преградить дорогу правде. Людей, потенциально ему опасных, всячески порочили (тут посильную лепту внесла жена Ментена, пытавшаяся оклеветать юристов — участников следственной группы, побывавших в СССР). Нанимались частные сыщики для слежки за теми, кто мог разоблачить Ментена. Пускались в ход угрозы, писались анонимные письма. Не успел свидетель М. Гауптман прибыть из Швеции в Амстердам, как получил письмо, в котором ему грозили расправой, если он посмеет давать правдивые показания. Фабриковались «документы», имеющие целью превратить фашиста Ментена в Ментена-антифашиста. И с той же целью исправлялись подлинные архивные документы времен второй мировой войны в выгодном для Ментена свете. Не случайно газета «Де Ваархейд» призывала: «Исходя из значения дела Ментена, который десятки лет имел высоких покровителей, очень важно сохранить бдительность».

К сожалению, призыв газеты Компартии Нидерландов не всеми был услышан: Хейнингену каким-то образом удалось раздобыть некоторые данные из секретного досье на Ментена, и, подчистив их, поменяв, так сказать, минусы на плюсы, он разослал их во многие газеты.

В зале окружного Амстердамского суда шло очередное заседание. За столом защитника, перед огороженным местом обвиняемого, — адвокат Хейнинген, знаток буржуазного процессуального права.

Щурясь, он то проницательно поглядывал на судей, то простодушно на публику, изо всех сил стараясь завоевать ее симпатии. Во всяком случае ему хотелось продемонстрировать искренность в борьбе за честь «оскорбленной личности». И когда, оборачиваясь назад, он смотрел на эту самую «оскорбленную личность», эсэсовца Ментена, взгляд его становился сочувствующим.

Хейнинген с такими словами обратился к судье:

— Господин председатель! Я утверждал и повторяю: мой подзащитный решительно ни в чем не виновен. Взгляните на этого высококультурного преклонного возраста человека! Возможно ли допустить, чтобы он мог быть столь жестоким, как нам хотят внушить обвинение и советские юристы. Ментен — человек из высшего света. Не в характере такого человека действия, о которых говорится в показаниях свидетелей, и я эти показания расцениваю как очередную кампанию против Ментена.

В ответ на тираду адвоката прокурор сделал еще одно заявление:

— Господин председатель! Я имею намерение представить новое доказательство вины обвиняемого, в частности его собственноручные записи, найденные в подвалах бывшего консульства Нидерландов в Кракове. Ментен записал, что он «в качестве зондерфюрера СС прибыл во Львов вместе со штабом группенфюрера Шенгарта для того, чтобы оказать помощь в решении еврейского вопроса, а также для борьбы с движением Сопротивления».

Следующее заседание. Вызывается свидетель Кнооп.

Недоумение в публике. Ханса Кноопа все знают как редактора журнала «Акцент», а теперь еще и как автора изданной книги «Дело Ментена». Но почему он — свидетель?

Посвященные в хитрости защиты сразу поняли, в чем дело, и объяснили:

— Ясно, как день! Защитник Ментена внес Кноопа в список свидетелей, чтобы журналист, сидя в свидетельской комнате, не мог присутствовать в зале заседаний.

Кноопа быстро опросили, и судья вопреки протесту защиты позволил ему остаться в зале. Кнооп занял место рядом с другими корреспондентами. Трюк Хейнингена не прошел.

Начался допрос свидетелей-поляков, которые во время войны проживали в Подгородцах.

Показания Л. Шустер. Она хорошо знала Ментена, так как служила кухаркой в его имении в Сопоте. Она также знала тех, кто стал жертвами Ментена — Новицкого и его жену Брониславу, Старжинского, Пистоляка, Неймана и других. Рассказ свой она заканчивает словами: