Алексей Ростовцев - Полковник советской разведки Страница 25

Честно сказать, у меня от Ивановой исповеди стало жутковато на душе, и я подумал, что человек, который не прошел через войну и плен, вряд ли понял бы его. В то же время мне на ум пришла мысль, что если бы каждый наш солдат уничтожил столько врагов, то война окончилась бы летом сорок первого.

– А тех немцев, которых я убил в боях, – продолжал Иван, – командир не считал. Как их сосчитаешь?

– Товарищ Канаичев, – перебил его Яша, – наденьте ваш пиджак с орденами и медалями. Я хочу вас сфотографировать.

Иван достал из шифоньера заветный пиджак, надел его, и Яша сделал насколько снимков с разных точек, озарив комнату вспышками блица.

– Ты только не пиши, что я у Власова служил, – попросил Иван. – Я ведь только три недели у него…

– Ладно, не буду, – пообещал Яша.

Седьмого мая «Нефтегорский рабочий» вышел с большим портретом Ивана Канаичева на первой полосе. Заголовок статьи «Герои живут среди нас» не блистал оригинальностью, но сама статья была написана хорошо, от души. С утра газету продавали во всех киосках, Иван смотрел на нас со всех газетных витрин, когда мы с Яшей отправились к нему поздравить с наступающим праздником. Мы тогда еще не знали, что в тот день изумленные рабочие мясокомбината рвали эту газету из рук друг у друга, читали ее вслух, подходили к Ивану, чтобы похлопать его по спине и сказать ему добрые слова, а секретарь парткома велел на завтра явиться при всех регалиях, потому как он будет сидеть на торжественном собрании за столом почетного президиума.

Иван плакал, разливая водку, и пытался поймать наши руки, чтобы поцеловать их, а мы с Яшей прятали руки за спины.

Я подумал тогда, что человеку для полного счастья нужен в сущности один пустячок – малая толика человечности.

Вербовка на идейной основе

Разведка, несмотря на свою таинственность и засекреченность, во все времена была точным сколком общества, ее породившего и ею же обслуживаемого. Советская разведка эпохи застоя не являлась исключением из этого правила. В семидесятые-восьмидесятые годы в организме красной империи уже копошились трупные черви. От гниющей головы сильно пованивало. Гангрена быстро поражала все государственные структуры, не исключая спецслужб, где наличие влиятельных связей стало, как и повсюду, почти непременным условием получения престижной должности, а значит, и повышения в воинском звании. В разведке доморощенные острословы разработали принципы волосатой руки, косяка и струи, в соответствии с которыми осуществлялась кадровая политика. Ребят со связями почему-то называли «блатными зямами», хотя люди эти не могли иметь никакого отношения к еврейской нации по той простой причине, что евреев в советские спецслужбы не брали. Блатные тихо презирали бессвязных, последние в свою очередь сильно недолюбливали блатных. Не знаю, как в спецслужбах решается кадровый вопрос теперь, но, принимая во внимание высокую степень коррумпированности власти и всего общества, полагаю, что дела там обстоят по-старому, если не хуже…

Игорь, он же Гоша Ванюшкин, был смазлив, кудряв и спортивен. Его любили отец с матерью, а также жены, своя и чужие, да и судьба была к нему благосклонна с колыбели: он оказался единственным ребенком в элитной, хорошо обеспеченной семье. Его высадили в жизнь, как высаживают из теплицы в хорошо удобренную грядку любимый помидор. Высадили и не сводили с него глаз, дабы с ним не приключилось какого-нибудь лиха. После окончания Института восточных языков и женитьбы на некрасивой, но породистой девочке отец Игоря собрал семейный совет, на котором обсуждался один единственный вопрос: кем быть. Папа полагал, что Гоше самое место во МИДе, мама же считала, что Внешторг, хоть и прозаичнее, но доходнее. Победила, как всегда мама, но тут Гоша вдруг выдал такое, что родители даже привстали с дивана, на котором сидели рядышком, а помалкивавшая доселе жена тихо ойкнула.

– Хочу стать разведчиком!

Спроси у Гоши сегодня, зачем он тогда брякнул это, вряд ли ему удалось бы вспомнить, каковы были побудительные мотивы такой опрометчивости: то ли желание разыграть семью, то ли блажь, то ли стремление самоутвердиться, то ли на подвиги потянуло, а может, на приключения. Во всяком случае, прыжок был выполнен, двухметровая высота взята, и он завис над планкой, ожидая реакции публики.

Первой пришла в себя мама:

– Ты сдурел, сын мой, – сказала она. – Вон их сколько сидит, разведчиков-то. Не успевают менять!

Папа, который ни разу в жизни, ни в чем не согласился с женой, был вынужден принять сторону сына.

– Это нелегалы да черная кость сидят. Наш сидеть не станет. У него будет диппаспорт. Опять же разведчики все работают из-под крыши: они те же дипломаты и внешторговцы, только с двойным дном.

Гоша ухмыльнулся и обратился к жене:

– А ты что молчишь? Быть мне разведчиком аль не быть?

– Как решишь, Гошенька, – ответствовала юная супруга, опустив глаза долу.

Она была влюблена в мужа и никогда ему не перечила.

На другой день папа позвонил Пал Палычу, Пал Палыч – Иван Иванычу, тот еще кому-то, и бюрократическая машина завертелась, медленно набирая обороты. Вскоре объективка на Гошу попала в управление кадров внешней разведки с хитрой резолюцией высокого лица: «Осуществить проверку и по возможности оформить». Кадровик, коему предстояло исполнить это указание, был мужиком битым-перебитым и хорошо умел читать между строк. Он происходил то ли из погорельцев, то ли из неудавшихся оперработников, и управление кадров было его последним пристанищем в структурах спецслужб, пристанищем, за которым маячила плохо оплачиваемая неизвестность. Немудрено, что парень этот боялся собственной тени. Спецпроверка Игоря Ванюшкина по месту жительства затруднялась тем, что его родители относились к касте неприкасаемых и потому никаким проверкам не подлежали, а Ванюшкин жил вместе с ними. Пришлось ограничится проверкой по месту учебы. Собрав нужно количество бумаг, характеризующих Гошу кадровик принялся за написание обобщающей справки, старательно выпячивая положительные качества кандидата и приглаживая негативы. Конечно, абсолютно всего замазать было никак невозможно, и если бы кто-нибудь из источников сообщил, что Гоша украл у него трешку, наблевал по пьянке на лысину проректора или непочтительно отозвался о товарище Брежневе, то не видать бы ему разведки как своих ушей. Однако подобных гадостей во всех агентурках и установках не содержалось, а выражения типа «пустозвон, верхогляд, склонен к завышенным самооценкам» кадровик перекрыл отработанным словосочетанием: «его аналитические способности еще не получили должного развития». Гошу зачислили в спецшколу, а после ее окончания и стажировки в соответствующем линейном отделе Центрального аппарата разведки направили на работу в одну из стран Среднего Востока под крышу посольства…

Эль Джихар буквально плавал на нефти. Он возник среди горячих зыбких песков на берегу пролива с матерным названием, которое с русского на арабский переводилось вполне поэтично: Врата слез. Врата вели прямиком из Европы в Азию, а может быть, из Азии в Европу, поэтому вкупе с нефтью они сделали крошечный эмират центром соприкосновения геополитических интересов великих и не очень великих держав. Эмир Эль Джихара был добрым малым. Он щедро делился нефтедолларами с немногочисленными подданными. За короткий срок ему удалось построить в своем княжестве нечто вроде коммунизма в одной отдельно взятой пустыне. Уровень жизни в Эль Джихаре был чрезвычайно высок, а социальные гарантии незыблемы. И все это при полнейшем несоблюдении основного принципа коммунизма: эмират был погружен в лень и дрему, а бездельники трескали тут за обе щеки. Приезжего уже в аэропорту поражал тот факт, что местные таксисты, небрежно поигрывая массивными золотыми перстнями, число которых превышало количество пальцев на руках и ногах, соглашались везти клиента в недалекий город, выглядывавший из-за пальм, барханов и нефтяных вышек, как минимум за полсотни баксов. Напряженно работали в Эль Джихаре лишь иностранные разведки.

Резидент советской разведки в Эль Джихаре генерал Сорокин был пролетарием по происхождению и убеждению, поэтому блатных зям не привечал, тем более, что последние доставляли ему немало мороки. Они были, как правило, заносчивы, развязаны и работой себя не утруждали. Сидели целыми днями по прохладным кабинетам и смотрели телевизор, положив по-американски ноги на стол, или же шлялись по магазинам, удовлетворяя барахольные претензии хищных и завистливых жен. Свою бездеятельность оправдывали тем, что их якобы слишком плотно опекает эмирская наружка. в то время как у эмира вообще не было никаких спецслужб. Информацию о происках своих противников он в изобилии получал от иностранных разведок, которые из шкуры выскакивали вон, чтобы снискать его расположение и доверие.

– Правда, что ты мастер спорта по прыжкам в высоту? – спросил Сорокин у Гоши, мрачно глядя на него поверх очков.