Дональд Гамильтон - У убийц блестят глаза Страница 26

Но если послушать автора, то физики-ядерщики – настоящие гении зла, которые, выбрасывая в атмосферу радиоактивные заражения, не думают о возможных воздействиях на человечество. Я, разумеется, слышал и раньше эти теории, Нина не так давно бросала мне в лицо подобные обвинения, когда пришла в госпиталь отомстить мне за Пола Хагена. Ясно, где она набралась таких представлений, – сам Тони подтвердил, когда явился извиняться ко мне после ее визита, что он слишком развязал дома язык.

Стоя в снегу, я хмуро смотрел на статью, потом отбросил журнал и взял другой. На этот раз на обложке не было подобного заголовка, зато внутри я нашел таблицу растущей угрозы радиоактивного заражения. В третьем журнале имелась статья, объяснявшая, как много городов размером с Нью-Йорк могут быть стерты с лица Земли Икс-бомбой, последней сверхсекретной разработкой. В четвертом – еще одна публикация с заголовком: “АТОМ – ЯЩИК ПАНДОРЫ?” Вывод из всего изложенного напрашивался такой – расщепление атома было огромной ошибкой, и мы должны немедленно снова склеить проклятый атом как можно скорее и никогда его больше не трогать.

Тот, кто знает историю науки, просто рассмеется, прочитав эту муть. Не было еще ни одного заметного научного открытия, которое не вызвало бы бурю упреков в том, что оно несет разрушения человеческой расе, и поэтому, мол, нам следует немедленно вернуться туда, откуда мы пришли, и забыть об этом открытии навсегда. Если вы найдете немного свободного времени, взгляните, что говорили в свое время о паровом двигателе, который якобы тоже мог принести неизмеримые беды для людей, – обещали кошмар и ужас тем несчастным людям, которые позволяли себя везти с чудовищной скоростью в двадцать миль в час!

Я вернулся к своему “понтиаку”. По тропинке ко мне шел Ван, неся, сколько мог захватить, мои технические приспособления. Я помог ему сгрузить все в багажник.

– Вы действительно хорошо подготовились для дальней дороги, – заметил он, – нас вчера могли выручить некоторые инструменты из ваших запасов.

– Надеюсь, вы ужасно провели время.

– Все еще злитесь, а?

– Я пока не слышал извинений.

Он ухмыльнулся:

– Если бы я стал извиняться перед каждым человеком, чувства которого оскорбил по долгу службы, у меня не осталось бы времени ни для чего другого. Что случилось с парнем, который лежит в хижине? Пытался убить себя или это была чужая идея?

Я пожал плечами:

– Он пока не сказал. Но когда мы его нашли, у него была свежая рана на голове, а из каньона выехал джип незадолго до нашего прибытия.

– А какой мотив, по вашему мнению?

– По-моему, кому-то не понравилось, что он сбежал в горы, не выполнив их поручения, за которое уже было заплачено. Кто-то подумал, что, испугавшись, он может разболтать все секреты. Я доверился своей интуиции, решил срочно найти его, и интуиция меня не подвела.

Ван сказал, глядя на снег и камни каньона:

– Наверно, я в душе урбанист, эта дикая природа наводит на меня страх.

– Меня она тоже пугает, но привлекают трудности, неизбежно возникающие при общении с ней.

– Для уважаемого ученого у вас просто юношеские замашки, доктор Грегори. Ладно, пойдемте отсюда, пока у меня опять на замерзли ноги.

Прошло некоторое время, прежде чем мы смогли перенести парня в авто. На холодном воздухе у него начался сильный кашель. Хорошо, что машина уже прогрелась как следует. Нина села сзади вместе с ним, а Ван со своим напарником впереди, со мной. У обоих было по лопате. Я подал назад, насколько возможно, потом решительно преодолел небольшое открытое пространство, где стояла машина. Впервые я оценил по достоинству те двести лошадиных сил, что были заключены в двигателе. Помогал уклон, тяжесть пятерых пассажиров и груз.

Мы успели проехать с полмили, прежде чем застряли. Я раскачивал взад-вперед “понтиак”, но не мог вырваться из снежного плена. Бригада с лопатами приступила к делу, а я вышел, открыл капот и убрал набившийся в радиатор снег. За это время Ван Хорн с напарником отбросили снег из-под колес, расчистили немного путь впереди. Теперь они начали толкать машину сзади. Мы проехали двадцать ярдов и снова встали. Опять работа лопатами, еще двадцать ярдов. Снова копали. Потом специалистам по безопасности пришлось бежать за мной с четверть мили, прежде чем я решил, что можно остановиться без особого риска увязнуть при трогании с места. Стало легче, когда мы начали спуск по открытому холмистому месту, слой снега там был неглубок. Но вскоре путь пошел круто ввысь, тут снег оказался толщиной в три фута, и пришлось расчищать дорогу до самого верха. Я сменил на некоторое время Вана, когда заметил у него признаки усталости. К середине дня мы достигли того места, где Хорн с партнером жгли костер, когда я встретил их. Он еще дымился. Немного времени спустя мы проехали брошенную ими машину, наполовину занесенную снегом. Я удивился, что они смогли так далеко заехать без цепей на колесах. Нам пришлось ее откопать и оттолкнуть в сторону “понтиаком”, иначе было не проехать.

Наступили сумерки, когда мы достигли конца каньона, за четыре часа покрыв расстояние в шесть миль. Дорога окружного значения не была расчищена, но по ней проехал грузовик, оставив колею, которая могла показаться хайвеем после снежной целины, из которой мы выбрались. За следующие девятнадцать миль нам пришлось останавливаться всего два раза. Небо было уже безоблачным. Главное шоссе расчистили к тому времени, пока мы до него добирались. Мы прибыли в госпиталь Эспаньолы в начале восьмого, отдали парня на руки докторам и сели ждать, когда они нам сообщат свое заключение о его состоянии.

Вскоре в холле госпиталя появился Ван. Осмотревшись, увидел нас с Ниной и подошел.

– Как дела? Девушка покачала головой:

– Пока никто ничего не сказал.

– Ваш брат в хороших руках. Пойдемте, я накормлю вас обоих обедом.

– Спасибо, но я лучше подожду здесь. – Она взглянула на меня: – Вы идите, Джим. Я посижу одна.

Я отложил журнал, который до этого листал, в сторону.

– Ладно, принесу вам потом кофе и сандвич. Вечер был ясный и холодный. Шел слабый снег. Надо пройти пятьдесят миль на высоте тысячи футов, чтобы ощутить разницу.

– Хорошая девушка, – сказал Ван Хорн.

– За сколько вы ее продаете?

– Что? О... – Он рассмеялся.

– Если я решу развестись с Натали и жениться на мисс Расмуссен, я буду помнить, что получил ваше благословение.

– О’кей, не надо меня все время лупить кирпичом по голове. Я постараюсь не лезть в чужие дела.

Эспаньола – городок в верховьях Рио-Гранде, достаточно большой, чтобы иметь кинотеатр и, насколько я припомнил, светофоры, но это все. Он не привлекает туристов, в отличие от большинства городов в здешних краях, потому что лежит в стороне от проторенных маршрутов. Кафе, куда мы зашли, специализировалось на мексиканской кухне. Я был голоден настолько, что рискнул проверить восстановленное пищеварение, поэтому заказал стандартный набор: энчиладас, фриджоли, фасоль и такое. Ван заказал гамбургер и кофе. Мы поели в неловком молчании – нам нечего было сказать друг другу.

Когда я вернулся в госпиталь, Нины не оказалось на прежнем месте. Я сел и начал читать журнал. Время уже позднее, и в зале ожидания не было никого за исключением будущего отца, который воспринимал происходящее не очень радостно, – я слышал, он жаловался сестре, что это его пятый ребенок. Я не мог судить многодетного папашу чересчур строго, поскольку не имел пока ни одного. Буквы расплывались, я с трудом различал текст. Когда я открыл глаза, передо мной стояла Нина.

Я встал:

– Я принес вам сандвич. А кофе, наверно, давно остыл. Как брат?

– Они его накачали сульфопиридином. Говорят, что у него есть неплохой шанс...

Я взглянул на нее. Вид у девушки был очень усталый, ее покачивало.

– Сядьте и поешьте. – Я развернул сандвич. – Потом найдем место, где вы переночуете. Мы присели рядом.

– Все улажено. Одна из сестер очень мила, она устроила меня в пустой палате. Джим?

– Да?

– Слово “Арарат” что-нибудь вам говорит?

– Только то, что это гора из Библии.

– После того как вы покинули хижину, сегодня утром, он очнулся. Мы немного поговорили. Он узнал меня. То есть не бредил. Я спросила его... О чем, мне кажется, вам хотелось знать больше всего... О вашей жене. И он сказал: “Арарат номер три”.

– “Арарат номер три”. Еще что-нибудь?

– Он сказал: “рудник”, потом “уран” и вдруг засмеялся. Видимо, ему стало больно, он замолчал, потом начал кашлять? Больше я не стала расспрашивать, простите.

– Вы сделали, что могли. Я вам благодарен.

– Не много я узнала. Но вдруг вам и это поможет. Мы с полминуты смотрели друг на друга. Потом я встал, она тоже.

– Смешно. А я вас недавно ненавидела. – И, помолчав, добавила: – Это был просто поцелуй, и ничего больше. Это вас ни к чему не обязывает. Помните.

– Разумеется. Ну что ж, до свидания. Испанка.