Игорь Арясов - Три часа на выяснение истины Страница 3

— Кого я вижу? Анатолий, ты меня извини, я не хотел, я и так медленно ехал. А ты, между прочим, топал по самой проезжей части. Тебе далеко? Садись, довезу. Здорово я тебя искупал?

— Да уж, баня будь здоров! — сердито ответил Гусев, подумав, что на ловца и зверь бежит. — Если подбросишь домой, обиду снимаю. — Он забрался в кабину, стряхнул с брючины воду. — Ладно, не сахарный. Слушай, Григорий, а ведь ты меня надул. Был я в поликлинике. Ни черта там не могут сделать быстро. Говорят, стой в очереди два года или чуть меньше. Ты, может, не в нашей вставлял? Может, в другом городе? — Гусев посмотрел на Чеботаря и едва удержался от искушения потрогать три крупных золотых зуба.

— Я вру? — Чеботарь побагровел от возмущения. — Да чтоб я сдох в таком случае! Я только девку эту не помню, какой гроши давал. Они там все в белых халатах, а у меня память на лица вообще плохая. Зато врача немного помню. В халате, тоже белом, вежливый был такой и молчал все время. Как его звать? А бог знает. Я не спрашивал. Что мне с ним — детей крестить? Я у него все время сидел с открытым ртом и закрытыми глазами. Боюсь зубной боли хуже всякой смерти.

— Ну, вот и все, бабуля, теперь тревожить не будет, — сказал Николай Одинцов, помогая старушке вызволиться из кресла и провожая ее к выходу. — До обеда не ешьте, потерпите.

— Спасибо, милок, — со стоном ответила женщина, держась темной жилистой рукой за щеку. — Может, тебе молочка или яичек? Мы деревенские, у нас по-простому. — Она покрыла седую голову платком, нагнулась к большой сумке, оставленной у двери. — Мне муж так и приказал, чтоб я гостинец дала.

— Не надо. — Одинцов поднял тяжелую сумку, протянул старухе. — Я за свою работу деньги получаю. Не надо.

— Тогда спаси тебя бог, тогда я на базар пойду. — Она поклонилась, спиной открыла дверь. Одинцов выглянул в коридор:

— Следующий, — и вернулся к столу.

В кабинет вошел высокий широкоплечий парень. Николай мельком взглянул на него, потянулся к стопке карточек:

— Фамилия?

— Я посоветоваться, доктор. — Вошедший улыбнулся. — Я не ваш больной. Фамилия роли не играет. Лучше по имени. Меня, предположим, Виктор зовут, — он подал руку. Одинцов повернул голову, увидел перед собой крупные сильные пальцы, почувствовал характерный запах бензина. Под широкими твердыми ногтями чернела грязь. Не вставая, Николай неохотно, почти брезгливо ответил на рукопожатие:

— На какую тему нужна консультация?

— Тема твоя, доктор, зубная. Мне надо поставить пару коронок. Золотых, — зеленые глаза посетителя смотрели на Одинцова пристально и нагло.

— Но я не работаю с металлом. У нас его нет, — Николай покосился в окно. Широкие тополиные листья блестели под мелким дождем. — Вам, товарищ, надо обратиться в первую городскую поликлинику. Там вас запишут и в порядке общей очереди…

— Ты меня не понял, доктор, — перебил парень. — Я сам принесу металл. У меня есть. Давно валяется. От бабки остался. Небольшой такой кусочек. Мне сделаешь и себе оставишь. Ну, чего ты растерялся? Не бойся, я не из милиции.

— Вижу, что не оттуда, — Одинцов кивнул. Посетитель ему не нравился своей настырностью. Но то, что он не провоцирует, — ясно. Наверно, деньги нужны, а не коронки. Зубы-то у него крепкие, один к одному.

— А почему ты ко мне вдруг обратился? — Николай решил быть с ним поразвязнее, чтобы, если металл действительно есть, не особенно артачился, назначая цену.

— Черт ее знает, — парень пожал плечами. — На удачу. Был в двух поликлиниках, народу к зубным врачам много. А сюда завернули — почти никого, всего минут десять ждал. Ну что, доктор, по рукам, что ли?

— Я должен детали уточнить. Вес, пробу. И цену за грамм.

— За пробу не волнуйся, не поддельная. А вес — примерно пятнадцать граммчиков. Сколько дашь?

Одинцов задумался. Этот парень явно не знает цены. А золото, конечно, не помешает. Тем более что матери давно обещал. Теперь наконец можно будет ей коронки сделать. Пятнадцать граммов?

— Триста рублей. И возьму все.

— Но это же мало!

— Больше не дам. Я ведь рискую. Вдруг у тебя не металл, а ерунда? Не хочешь — ищи дураков.

— Ладно, — посетитель скова протянул руку, которую опять пришлось пожать. — Но чтобы без обмана, доктор.

— Я своему слову хозяин. Садись в кресло, зубы посмотрю.

— Еще чего! — хохотнул парень. — Во-первых, я боюсь боли, а, во-вторых, у меня в жизни ни один зуб не болел. Ты думаешь, мне на самом деле эти фиксы нужны? Черта с два! Мне гроши нужны. Вот так. Значит, договорились? Я жду тебя завтра возле универмага в пять вечера. Запомнил? Ну, будь здоров, доктор! Он повернулся, хлопнул дверью и в коридоре раздался его хриплый голос: — Следующий!

Через два часа, закончив прием больных, Николай Одинцов вышел из поликлиники, сел в стоявший под тополями старенький «Москвич», завел мотор, включил «дворники» и аккуратно выехал на широкую асфальтированную дорогу.

Завтра в пять вечера. Ну что ж, надо будет сейчас заехать домой, взять сберегательную книжку, потом — в сберкассу, снять триста рублей. Даже если матери я поставлю пять коронок, то еще примерно на десять металла хватит. Полсотни за каждую — выручу пятьсот рублей. За вычетом расходов — две сотни. На дороге они тоже не валяются. Наташке можно пока не говорить. Куплю ей хорошие духи — и ладно. А продавец этот, наверно, шофер. И на сто процентов — не Виктор, так, назвал первое пришедшее в голову имя. Наглый, но осторожный. Коронки ему нужны. Как будто не знает, что в нашей поликлинике никто золотом не занимается. А может, и в самом деле не знает, может, просто ему понадобились деньги, а кусочек есть, только девать его, наверно, некуда. И ничего в этом страшного. Может, эти пятнадцать граммов ему и вправду от бабки остались. Конечно, лучше, если бы он предложил старинную монету. Это во всех случаях безопаснее. Но на нет и монеты нет, подумал Одинцов и невольно усмехнулся сложившемуся каламбуру.

Как всегда после принятого решения настроение у Николая улучшилось. И теперь уже ни дождь, основательно промочивший его, когда он, поставив машину в гараж, ожидал городской автобус, ни тревога, охватившая сердце после ухода странного пациента, ни сомнение: правильно ли сделал, что согласился купить металл у совсем незнакомого человека, ни автобусная теснота, которую так неприятно ощущать после своей машины, — ничто не могло выбить Одинцова из колеи. Тем более что вечером по телевизору можно будет посмотреть игру «Спартака» и киевского «Динамо», полистать чивилихинскую «Память» и спокойно выспаться.

Одинцов вышел из автобуса на предпоследней остановке, торопливо пробежал под дождем к хлебному магазину. Покупать хлеб было его ежедневной обязанностью. Одинцов занял очередь за невысоким мужчиной. Тот стоял к нему в профиль, и Николай узнал его: кажется, когда-то он приходил пломбировать зуб. А вот имя и фамилия начисто вылетели из головы. Что-то птичье. Мужчина, почувствовав на себе взгляд, повернулся, карие глаза цепко схватили Одинцова, и тоже узнал его:

— Здравствуйте, доктор.

— Добрый вечер, Гусев, — Николай обрадовался, что вспомнил фамилию пациента. — Ну, как моя пломба?

— Вы знаете, отлично! Изумительная работа. Почти три года прошло, а я словно с ней родился. Вы молодец. И память у вас — позавидуешь.

— Ну, что вы, — смутился Одинцов, — не стоит. Хотя знать, что сработал хорошо, всегда приятно. А что это вы в нашу булочную завернули?

— Вообще-то у меня по магазинам больше жена ходит, а сегодня она не успела.

— Понятно. Заходите, если будет нужно.

— Спасибо за приглашение, до свидания. — Гусев положил в полиэтиленовый пакет батон и половинку черного и вышел из магазина.

Метров за двадцать до своего дома Одинцов заметил, что у окна большой комнаты сидит Танюшка и, сплющив носик о стекло, смотрит на улицу. Она увидела отца и тотчас исчезла, наверняка побежала открывать дверь, а ее место занял пятилетний Сережка, радостно забарабанивший кулачками по стеклу. Когда-нибудь он его расколет, усмехнулся Одинцов, глядя, как над сыном возникла Наталья, махнула ему рукой и оттащила Сережку в глубь комнаты.

— Держи, только не урони, — Николай протянул дочери газетный кулек. — Здесь пирожное. На каждого по одному.

В тесный коридор вышла Наталья в цветастом халате до пят со школьной формой и недошитым белым кружевным воротничком в руках, подставила щеку. Николай чмокнул жену:

— Добрый вечер. Жуткая погода, дождь еще сильней, ну и бабье лето нынче!

— Ничего, Коля, бабье лето впереди, будут светлые дни. — Жена ушла в комнату, присела на диван, склонилась над формой.

— Татьяна, — Одинцов шутливо нахмурил брови, — пора бы самой воротнички пришивать, ты ведь уже первоклассница.

— Зато я стирала грязный, — ответила дочь с полным ртом пирожного. — А сегодня пришить хотела и палец уколола, целая капля крови была. И мама меня поругала.