Юрий Усыченко - Когда город спит Страница 30

Ненависть, которой дышало сейчас лицо каперанга, прогнала сомнение Бурлаки. Он понял: Марченко посвящает борьбе всего себя без остатка, он чувствует огромную личную ответственность за людей, чей труд и безопасность бережет.

— Перед тем как отправиться к Гречко, я звонил в больницу, где лежит товарищ, раненный при охране бюро, — немного успокоившись, сказал Марченко. — Он сейчас в тяжелом состоянии, но жить будет. Так врач меня заверил. Представим к ордену, наградной лист я подписал.

«Сейчас, когда каждая минута на учете, каперанг не забыл осведомиться о судьбе раненого и подумал о том, чтобы достойно отметить его храбрость», — мелькнуло в голове Бурлаки.

— Но Милетина не вернешь! Не вернешь! — горькие ноты зазвучали в голосе Марченко. — За него можно только отомстить… И отомстим… Понятно, как действовать?

— Понятно, товарищ капитан первого ранга.

— За резкость на меня не обижайся. Хочу, чтобы ты понял: противники у тебя не лыком шиты. Смените, дорогой товарищ лейтенант, гнев на милость.

— Простите меня, Георгий Николаевич, — тихо сказал Бурлака.

— Э, пустяки. Сам когда-то таким был. Учили и меня, да только по-другому — пулями. От такой учебы тебя охраняю. Ну, — все. Можешь итти. Условьтесь с Нефедовой о встрече.

— Слушаюсь, товарищ капитан первого ранта.

— До свидания, — сказал Марченко и улыбнулся своим невоенным словам.

Отпустив Бурлаку, он стал просматривать телефонограммы, донесения работников, направленных по следам убийцы Милетина. Обыск в квартире старика, произведенный самим капитаном первого ранга, беседы с людьми, которые могли обратить внимание на одинокого человека, проходившего рано утром в районе дома Милетина, дали возможность, правда не очень уверенно, предполагать, в каком направлении скрылся убийца. Капитан первого ранга верил: его подчиненные не позволят врагу уйти далеко.

Происшествие на дороге возле кургана изменило положение. Контрразведка получила новые ценные сведения, и Марченко быстро ими воспользовался. Однако каперанг учитывал, что, потеряв записку и предполагая, что она могла попасть в чужие руки, преступник может не явиться на место встречи в парк. Поэтому Марченко не снимал с выполнения задания и вторую группу, выслеживавшую преступника независимо от Бурлаки.

Руководил этой группой Терентьев — контрразведчик, который нашел записку у кургана. Почти в то самое время, когда капитан первого ранга и Бурлака обсуждали, как быть дальше, Терентьев беседовал с трамвайным диспетчером. Войдя в тесную комнату, он протянул служебное удостоверение пожилому человеку с длинными, свисающими вниз «запорожскими» усами.

Диспетчер долго рассматривал красную книжечку, а потом привычным движением расправил усы.

— Меня Петрушко звать, Гаврила Степаныч, прошу любить и жаловать. Садитесь, говорите, чем полезен буду.

— Мне, Гаврила Степаныч, нужно расписание движения трамваев по двадцать девятому маршруту.

— Пожалуйста, это мы сейчас, — диспетчер порылся в стопке бумажек, лежащей на столе, достал нужную. — Вот оно.

Терентьев записал несколько цифр себе в блокнот.

— С тринадцати сорока пяти до четырнадцати часов сорока минут на остановке «улица Полевая» побывало три вагона?

— Совершенно справедливо, — подтвердил Петрушко.

— Где они теперь?

Петрушко самодовольно погладил усы.

— До точности могу указать. У нас, как на железной дороге: график — закон. — Гаврила Степаныч взял у Терентьева расписание, повел по нему толстым пальцем с пожелтевшим от табака ногтем. — Вагон номер двадцать два семнадцать недавно вышел отсюда, приближается к остановке «Ярмарочная площадь». Вагон одиннадцать сорок три — к остановке «улица Толстого». Пятьдесят ноль семь идет по Адмиральской. Проверяйте не проверяйте, так и есть.

— Скоро приедут сюда?

— Это тоже без запинки отвечу. Через тридцать две минуты — один, через двадцать — другой и через одиннадцать — третий.

— Ладно, спасибо. А скажите, бригады на них не менялись?

— Чего им меняться? — удивился Петрушко. — Кондукторы и вагоновожатые те же, что с утра.

— Я подожду их, побеседовать надо.

Петрушко погладил правый ус, искоса глянул на Терентьева и нерешительно сказал:

— Вы меня извините, товарищ Терентьев, спросить вас хочу.

— Пожалуйста, что за церемонии.

— Случаем, не хулиганов ищете, которые гражданина избили?

— Хулиганов? Нет. А почему вы про них вспомнили?

— Так просто, извиняюсь, тут у нас странное происшествие.

— Рассказывайте, рассказывайте, люблю про странные происшествия слушать, — улыбнулся Терентьев.

— Тома Бахелова говорила: к ней в вагон пассажир сел, весь избитый, в крови, хулиганы на него напали и поколотили. Тома в милицию заявить посоветовала, он сначала отказывался, а потом согласился, с трамвая сошел. Сойти сошел, а когда поехали, Тома на него глянула и видит — не идет он в милицию, ждет чего-то.

— Чего же он ждет? — спросил Терентьев, не пропустивший ни слова из рассказа Петрушко.

— Откуда нам знать? Бахелову сомнение взяло. Приехала сюда и ко мне. Что, мол, такое? Я говорю: звони в милицию, спроси, был избитый гражданин? Оттуда отвечают: не был, ничего не знаем. Вот какая история! — Петрушко тыльной стороной ладони подбил кверху усы, опустившиеся во время длинного рассказа.

— Всякое случается, — уклончиво ответил Терентьев. — А где Бахелова?

— На номере одиннадцать сорок три. Будет здесь, — диспетчер посмотрел на часы, — через двадцать три минуты.

— Когда вернется, пригласите ее сюда.

— Слушаюсь! — ответил Петрушко тоном бывалого вояки.

— Разрешите, я позвоню — по телефону?

— Действуйте, действуйте.

Терентьев набрал номер:

— Сошел с трамвая у отделения милиции, куда направился, не установлено. Проверьте аптеки — он мог заглянуть туда, чтобы купить иод и прочее.

Приехавшая Тома Бахелова охотно рассказала о странном пассажире, описав его лицо, фигуру, костюм. По описанию это был именно тот человек, которого избил Гречко. Терентьев представлял себе его так ясно, как будто встречал не раз. Приметы врага получили агентурные работники на вокзале и пристани, начальники контрольно-пропускных пунктов, в те первые послевоенные месяцы еще не снятых с дорог у въезда в город.

Оставить Энск Дынник теперь не мог. Кольцо вокруг преступника сжималось. И все же дальнейшие события развернулись иначе, чем предполагал капитан первого ранга.

13. Вечером в парке

В парке тихо, прохладно, уютно. Солнце спускается за море, и мягкий медно-красный цвет усиливает впечатление покоя. Легкие порывы ветра доносят с газонов аромат цветов, шевелят листву деревьев. Из центральной части слышны голоса, музыка, а на аллее почти безлюдно. Временами, не торопясь, проходят гуляющие — больше молодежь, небольшими группами или парами.

Высокий подтянутый молодой человек и черноглазая девушка присели на скамейке отдохнуть. Они весело разговаривают, не обращая внимания на окружающих.

Некоторое время молодой человек и девушка были одни в этой части парка, но вскоре на соседней скамье расположился мужчина средних лет. Ему, очевидно, тоже надоело бесцельное блуждание по парку, и он решил побыть немного здесь, полюбоваться вечерним морем.

Так подумал бы каждый, издали глядя на безмятежную позу мужчины, его ленивые, беспечные движения. Но подойди посторонний наблюдатель поближе а посмотри внимательно на «отдыхающего», он бы заметил во взгляде этого человека беспокойство, страх.

Наступила очередь Моро заниматься догадками и предположениями. Как обстоят дела у Дынника? Очень скверно, что не удалось его повидать. Был ли он в бюро? Вопреки всем своим правилам, «Д-35» рискнул — прошел мимо бюро несколько раз. Ничего особенного, никаких признаков тревоги он не заметил. Будь все проклято! Глупо забивать себе голову бесполезными догадками. Через десять, — Моро глянул на часы, — нет, уже через восемь минут Дынник должен явиться. Пусть только попробует опоздать хоть на секунду…

А Дынник опаздывал.

Убегая от Гречко, Дынник думал только об одном: скорее скрыться, спрятаться, уйти от этого неожиданного врага. Два с лишним километра от кургана до трамвайной остановки Дынник бежал, задыхаясь, чувствуя, что сердце вырывается из грудной клетки. На счастье — или несчастье? — в ту минуту, когда Дынник оказался у остановки, подошел трамвай. Дыша хрипло, со свистом, едва не теряя сознание от усталости и волнения, Дынник вскочил в вагон, упал на первую свободную скамейку.

Что с вами, гражданин? — заботливо спросила кондуктор, удивленно глядя на пассажира с окровавленным, разбитым лицом. — Где это вас так?

— Напали… Хулиганы… Грабители… — Дынник никак не мог отдышаться.