Алистер Маклин - Цирк Страница 33

— Повторяю, мне нужно время.

— Я не могу ждать. — Бруно облокотился на гроб. — Даю вам пять секунд на размышление, после чего сниму этот чертов костюм и вернусь в цирк. Желаю вам удачно проникнуть в «Лубилан». Ко всему вам придется объяснять полиции, как это вы допустили такую маленькую оплошность, подписав свидетельство о моей смерти. Итак, считаю. Один. Два. Три.

— Это шантаж.

— Что же еще? Четыре.

— Ладно-ладно, вы получите эти чертовы хлопушки. — Доктор немного подумал и добавил с неудовольствием: — Надо сказать, я прежде не догадывался об этой стороне вашего характера.

— Я прежде тоже не рассматривал «Лубилан» в деталях. Теперь я его увидел и понимаю, каковы у меня шансы. Пусть Мария привезет взрывчатку завтра вечером в своей машине. Ринфилд знает, что все это — сплошное притворство?

— Разумеется.

— Вы рисковали, приведя сюда Сергиуса.

— Ну, если не считать того, что он сам на этом настаивал, я бы рисковал еще больше, если бы так не сделал. Это обязательно возбудило бы в нем подозрения.

— А разве сейчас у него нет подозрений?

— Полковнику Сергиусу никогда не придет в голову, что кто-то может выбрать такой способ самоубийства, как проникновение в «Лубилан».

— Деньги?

— Во внутреннем кармане с другой стороны.

— На улице довольно холодно.

— В машине вас ждет роскошная шуба. — Харпер улыбнулся. — Она вам понравится.

Бруно кивнул в сторону открытого гроба:

— А как насчет этого?

— Сюда сегодня же положат соответствующий вашему весу груз и забьют крышку. В понедельник утром мы вас похороним.

— Я могу послать себе венок?

— Не советую этого делать, — усмехнулся Харпер. — Но вы, конечно, всегда можете незаметно смешаться с оплакивающими вас.

Сорок минут спустя Бруно уже распаковывал вещи в своем номере в отеле, время от времени скользя взглядом по прекрасной шубе, которой так заботливо снабдил его Харпер. Шуба из искусственного меха в черно-белую полоску выглядела как натуральная шиншилла стоимостью в четыре тысячи гиней. Несомненно, другой такой не было не только в Крау, но и на много километров вокруг, и появление Бруно в этой шубе в вестибюле отеля наделало шуму; эффект еще более усилился, когда под распахнутой шубой увидели портновскую радугу его одежды. Стало понятно, что лицо самого владельца подобной одежды вряд ли вызовет такой же интерес.

Бруно выключил свет, раздвинул занавески, открыл окно и выглянул наружу. Его номер был в задней части отеля, окна выходили на узкую улочку, застроенную складскими помещениями. Скоро должно было совсем стемнеть. Примерно в метре от окна находилась пожарная лестница — легкий, а в сочетании с темнотой вообще идеальный способ покинуть отель. Пожалуй, слишком легкий и слишком идеальный.

Действуя в соответствии с установкой Харпера — ничего не скрывать, Бруно пошел обедать в ресторан отеля, держа под мышкой газету, отпечатанную в Восточном Берлине и датированную этим же днем. Газету он нашел у себя в чемодане: Харпер придавал большое значение подобным незначительным деталям. Бруно не мог понять, как доктору удалось раздобыть эту газету. Появление гостя в ресторане не вызвало сколь-нибудь заметного ажиотажа — у жителей Крау и у проживавших в отеле пожарных были слишком хорошие манеры. Однако, судя по поднятым бровям, улыбкам и перешептываниям, его появление не осталось незамеченным. Бруно осторожно огляделся. Поблизости не было никого, кто хотя бы отдаленно напоминал агента тайной полиции, хотя это слабо его утешило: хорошие агенты никогда не выглядят как агенты. Бруно сделал заказ и углубился в газету.

На следующее утро, в восемь часов, Бруно снова спустился в ресторан и снова читал там газету, но на этот раз местную. В первую очередь его внимание привлекло сообщение в черной траурной рамке толщиной в добрый сантиметр, помещенное в центре первой страницы. Из этого сообщения Бруно узнал, что прошлой ночью умер. Горе любителей цирка всего мира было очень велико, но нигде его не ощущали так остро, как, разумеется, в Крау. Далее шли сентиментальные философские размышления о странностях судьбы, которая привела Бруно Вилдермана умирать на родину. Похороны были намечены на понедельник, на одиннадцать часов утра. Выражалась надежда, что многие горожане придут отдать последний долг прославленному сыну города Крау, величайшему воздушному акробату всех времен. После завтрака Бруно прихватил газетку с собой в номер, нашел ножницы, вырезал сообщение в траурной рамке, аккуратно сложил его и убрал во внутренний карман.

Ближе к вечеру Бруно отправился за покупками. День был прохладным, но солнечным, и Бруно оставил шубу в номере — не из-за погоды или из-за врожденной скромности, а просто потому, что она очень бросалась в глаза.

Этот город Бруно знал лучше любого города на свете, здесь он мог без всякого труда избавиться от слежки. Не прошло и пяти минут, как артист убедился, что его не преследуют. Он свернул на боковую улицу, потом на еще более узкую улочку и зашел в магазинчик мужской одежды, по сравнению с которым магазины на Сэвил-роу казались предназначенными для небожителей. Даже лучшие образцы здешнего товара вряд ли подходили под название «сэконд-хенд». Владел магазинчиком сгорбленный старик, чьи выцветшие глаза прятались за толстыми стеклами очков. Можно было не опасаться, что он узнает Бруно Вилдермана, — этот человек наверняка с трудом узнал бы даже членов собственной семьи, если бы таковые имелись. Свой товар он демонстрировал очень просто, но эффективно — свалив его в кучи на полу. Пиджаки лежали в одной куче, брюки — в другой, в третьей куче были пальто, в четвертой — рубашки. Галстуки блистали своим отсутствием.

Из магазина Бруно вышел с большим и чрезвычайно грязным пакетом из коричневой оберточной бумаги, перевязанным грубым шпагатом. Он тут же направился в ближайший общественный туалет, откуда вышел совершенно неузнаваемым. Одетый в старую, залатанную одежду не по росту, Бруно стал похож на одного из тех сомнительных типов, которых обычный горожанин старается обходить стороной и уж ни в коем случае не снизойдет до общения с ними. Грязный скомканный берет на два размера больше, чем нужно, съезжал Бруно на уши, темный плащ был безнадежно выпачкан, мешковатые брюки внушали недоверие, рубашка, некогда темно-синего цвета, ужасно смялась, а башмаки были стоптаны до такой степени, что ходить в них приходилось вразвалку. Кроме того, старьевщик во избежание вшей, блох и другой инфекции пропитывал свой товар изрядным количеством дезинфицирующего раствора, поэтому одежда Бруно распространяла такой запах, что люди обходили его за версту.

Зажав под мышкой коричневый пакет, Бруно не спеша пошел по городу. Начинало темнеть. Он срезал путь через большой парк, часть которого была отдана под кладбище. Проходя мимо открытых железных ворот в высокой стене, окружавшей кладбище, Бруно с некоторым удивлением заметил двух мужчин, деловито копавших могилу при свете двух фонарей. Заинтересовавшись, он подошел поближе, и могильщики, стоявшие в еще неглубокой яме, выпрямились, потирая ноющие спины.

— Поздно работаете, товарищи! — сочувственно сказал Бруно.

— Мертвые не ждут, — ответил старший из копавших замогильным голосом и, приглядевшись к Бруно, добавил: — Некоторым из нас приходится зарабатывать на жизнь. Ты не мог бы встать на другую сторону могилы?

Бруно понял, что легкий ветерок донес до копающих аромат его одежды. Он перешел на другое место и спросил:

— И чей же это последний приют?

— Знаменитого американца, хоть он родился и вырос в нашем городе. Я хорошо знал его деда. Вилдерман его звали. Он приехал сюда с цирком, с тем цирком, который сейчас в «Зимнем дворце». Погиб из-за несчастного случая. В понедельник здесь будет большой день, мы с Иоганном напялим парадные костюмы.

— Несчастный случай? — Бруно покачал головой. — Наверняка один из этих чертовых автобусов! Как-то раз я…

Его перебил могильщик помоложе:

— Да нет же, старый дурень! Он упал с каната в цирке и сломал себе шею. — Мужчина крепко всадил лопату в песчаную почву. — Будь любезен, иди отсюда. Нам работать надо!

Бруно пробормотал извинения и побрел дальше. Пять минут спустя он уже был в «Охотничьем роге», где сморщивший нос официант не принимал у него заказ на кофе, пока Бруно не показал деньги. Минут через пятнадцать в дверях появилась Мария, огляделась вокруг, явно не смогла никого узнать и нерешительно пошла прочь. Бруно неторопливо встал и вразвалку направился к двери. На улице он удлинил шаги, не ускоряя темпа ходьбы, и через минуту оказался всего в нескольких шагах позади Марии.

— Где машина? — спросил он.

Девушка мгновенно обернулась.

— Где, черт возьми… тебя же там не было! Или был?