Николай Томан - На прифронтовой станции Страница 4

Лысоватый, гладко выбритый, застегнутый на все крючки и пуговицы форменной тужурки, расценщик Гаевой сидел за столом и, улыбаясь, смотрел на своего помощника Семена Алехина, худощавого парня со всклокоченной яркорыжей шевелюрой и сердитым выражением лица.

— Ну и наивный же ты детина, Семен, — снисходительно творил Гаевой, подавая Алехину замусоленные листки нарядов. — Все за чистую монету принимаешь. Сам посуди, мыслимое ли дело? Норма выработки и без того высокая, а у Галкина, изволь полюбоваться, двести пятнадцать процентов набежало. Чудеса, да и только!

— Под сомнение, значит, ставите эту цифру? — сдвинув рыжие брови, спросил Алехин, склонившись над бумагами и исподлобья глядя на Гаевого.

— Наше дело маленькое, — усмехнулся Гаевой, длинной узкой ладонью приглаживая жиденькие волосы на затылке. — Наше дело расценить выполненную Галкиным работу, а уж начальство само пусть проверяет, каким путем этот процент достигнут. Мне-то ведь не жалко, что парень наловчился проценты нагонять.

— Да что вы говорите такое! — воскликнул Алехин, вспыхнув от гнева. — Разве случайно Галкин эти двести пятнадцать процентов выработал? У него ведь все время было около двухсот. Вот, пожалуйста…

Алехин стал торопливо листать толстую канцелярскую книгу, но Гаевой пренебрежительно махнул рукой:

— Брось, Семен. Я и без того помню, сколько он вырабатывает, но мне-то что до этого? Я ведь против него ничего не имею. Не из моего кармана деньги парню платят.

Алехин сердито захлопнул книгу, негодующе заметив Гаевому:

— Зарылись вы тут, как крот, в своих ценниках и нормативах. Ничего дальше носа своего не хотите видеть. А пошли бы в депо да посмотрели, как Галкин усовершенствовал проверку котельной арматуры, сразу ясно бы стало, откуда у него такая выработка.

— Молод ты еще, Семен, нотации мне читать, — проворчал Гаевой. — Сбегал бы лучше в депо к мастеру или бригадиру уточнить номера паровозов на сегодняшних нарядах.

— Да что бегать-то? — недовольно проговорил Алехин. — Вечно вы меня гоняете, как мальчишку. Наше дело — правильно работу расценить, а номера паровозов и без нас уточнят. Остапчук ведь этим занимается.

Гаевой укоризненно покачал головой.

— Эх, Семен, Семен! Ты вот все о высоких материях толкуешь, о стахановском движении рассуждаешь, а сам лишний шаг ленишься сделать, чтобы работу другим облегчить. Нехорошо это, Семен.

Ничего не ответив Гаевому, вышел Алехин из маленькой комнатки расценщика и сердито хлопнул дверью. Проходя длинным темным коридором конторы, он раздраженно думал:

«Что за странное любопытство у старика к номерам паровозов? Не нужны ведь они нам для расценки работы, а для других он никогда палец о палец не ударит. С чего бы это вдруг такая трогательная забота об Остапчуке?..»

Чем больше думал Семен о непонятном интересе Гаевого к номерам паровозов, тем подозрительнее казалось ему поведение расценщика. Вспомнилось, как тщательно уточнял Аркадий Илларионович несколько дней назад номер на одном из нарядов, запачканном маслеными руками слесарей. Гаевому тогда показалось почему-то, что это был новый паровоз, только что прибывший в депо. Алехин хорошо заметил, как он был взволнован этим обстоятельством и успокоился лишь после того, как выяснилось, что паровоз был старый, давно приписанный к депо Воеводино.

«Нужно будет, пожалуй, посоветоваться по этому поводу с секретарем комсомольского комитета», — решил Алехин, подходя к паровозному депо, расположенному довольно далеко от помещения конторы.

Вечером в тот же день он зашел в комсомольский комитет и высказал секретарю свои подозрения.

— Нельзя ли перевести меня на другую работу, товарищ Комаров? — добавил Алехин в заключение. — Может быть, ты поговоришь об этом с начальником отдела кадров? С удовольствием ушел бы я в депо…

— Так ведь мы же совсем недавно перевели тебя из депо в контору по состоянию здоровья, — заметил Комаров, удивленно разглядывая худощавого, болезненного на вид Алехина.

— Там воздух почище все же, чем в комнатушке этого Гаевого, — хмуро ответил Алехин. — К тому же я хочу что-нибудь полезное делать для фронта, а не быть на побегушках у Аркадия Илларионовича.

Ладно, Семен, — пообещал секретарь, сочувственно взглянув на Алехина, — сделаем для тебя что-нибудь, ты только не нервничай так, держи себя в руках и не подавай виду, что подозреваешь в чем-нибудь Гаевого. Присматривай за ним осторожно: кто знает, может быть, и есть основания для твоих подозрений.

5. Кто же такой Гаевой?

Вернувшись из Управления генерала Привалова, майор Булавин вызвал к себе в кабинет капитана Варгина. Это был высокий, стройный офицер с безукоризненной выправкой. Опытный военный, не задумываясь, признал бы в нем строевика и был бы немало удивлен, обнаружив, что Варгин специалист по расшифровке секретных документов и большую часть своего служебного времени проводит за письменным столом. Сейчас, правда, в связи с болезнью начальника оперативной части он по совместительству исполнял и его обязанности.

Выслушав доклад Варгина о порученном ему оперативном задании, майор предложил капитану сесть.

— Серьезная работа предстоит нам с вами, Виктор Ильич, — негромко произнес он и задумчиво посмотрел на Варгина.

У капитана был широкий лоб, глубоко сидящие черные глаза, длинный нос с горбинкой, рано поседевшие волосы на висках. Слегка откинувшись на спинку стула, он внимательно смотрел в глаза майору, ожидая пояснений.

— Вы знаете, конечно, какой интерес проявляет военная разведка к железнодорожному транспорту, — начал майор Булавин издалека. — Вспомните, сколько неприятностей причинил французскому железнодорожному транспорту известный прусский агент Штибер, которого Бисмарк представил императору Вильгельму как «короля шпионов». Известно, что и японцы перед началом русско-японской войны хотели вывести из строя Сибирскую железную дорогу, но им помешала бдительность русской железнодорожной охраны.

— В военном училище мы когда-то изучали все это, — улыбаясь, заметил капитан. — Может быть, перейдем сразу к делу, товарищ майор?

— Ну что ж, — улыбнулся и майор Булавин, — перейдем к делу. По имеющимся у меня сведениям, на нашей станции действует тайный агент гитлеровцев, и нам необходимо возможно скорее напасть на его след.

— А что вы скажете о сообщении секретаря комсомольского комитета паровозного депо, о котором я вам докладывал? — спросил Варгин, настороженно глядя в глаза майору.

Булавин задумался. Он знал Гаевого и не питал к нему особенного доверия, однако подозревать его в шпионаже не было пока достаточных оснований.

Встав из-за стола, он прошелся по кабинету и остановился возле большой карты Советского Союза, висевшей на стене. Он сам ежедневно наносил на нее линию фронта по данным Совинформбюро и получал истинное удовольствие всякий раз, когда очерчивал жирной дугой каждый новый советский город, отвоеванный у врага. И вот теперь извилистая линия фронта, все более прогибавшаяся на юге в сторону врага, как бы застыла в ожидании грозных событий.

Разглядывая карту, Евгений Андреевич отыскал глазами тот участок огромного фронта, к которому вела железная дорога от станции Воеводино, и подумал невольно, что, может быть, именно здесь разыграются эти события. Многое будет зависеть тогда и от его проницательности, от его умения во-время обнаружить притаившегося врага.

Постояв немного у карты, Евгений Андреевич еще несколько раз прошелся по кабинету и снова уселся за стол.

— Мне кажется, — задумчиво произнес он, — что в заявлении комсомольца Алехина слишком уж сказывается личная его неприязнь к Гаевому. Я не вижу пока ничего подозрительного в том, что Гаевой так тщательно уточняет номера отремонтированных паровозов, нечетко проставленные на нарядах.

Варгин удивленно поднял брови и заметил:

— Странно, что вам не кажется это подозрительным. Позвольте мне в таком случае высказать свои соображения?

Майор молча кивнул головой, с любопытством посмотрев на капитана. Интересно, что за доводы приведет он в подтверждение своих подозрений.

— Вот вы говорите о неприязни Алехина к Гаевому, но что это за неприязнь? — продолжал Варгин. — Чем она вызвана? Мелкой обывательской склокой или политическими разногласиями?

— Политическими разногласиями? — улыбаясь, переспросил Булавин. — А есть ли основания для того, чтобы думать так? У Алехина горячий характер. Не слишком ли он торопится делать выводы?

Варгин сделал протестующий жест и энергично возразил:

— Я хорошо знаю этого парня, товарищ майор. Алехин молод, конечно, но у него есть политическое чутье и его возмущает неверие Гаевого в стахановское движение. Гаевой, оказывается, готов подозревать в жульничестве всякого, кто перевыполняет производственные нормы. Разве это не характеризует в какой-то мере политическую физиономию Гаевого?