Дональд Гамильтон - У убийц блестят глаза Страница 5

Я лежал и наблюдал за ней. Сколько всего люди раздувают вокруг любви. У нас никогда не возникало сомнений, что мы любим друг друга, с того момента, как встретились на официальном приеме, устроенном в Чикагском университете. Тогда Проект был только в подготовительной стадии, еще до конца не обрисовался, и у него пока не имелось определенного дома. Я приехал в город, чтобы уговорить Ларри Деври работать с нами, – мне позволили набрать собственную команду, а Натали оказалась в Чикаго со своим отцом, которого руководство университета хотело расколоть на большую сумму, необходимую для научных разработок. Мой будущий тесть прилетел из Нью-Йорка, чтобы взглянуть на то, что ему предлагали купить.

Я думаю, большинство мужчин и женщин иногда размышляют над теми обстоятельствами, которые свели их вместе, и считаю, что наша ситуация была такой же случайной, как и у многих других. Ларри и его жена Рут отправились на торжество, потому как в них принимал участие математический факультет, а поскольку я, приезжая в город, всегда останавливался у них, они потащили меня с собой. Если вы видели Чикагский университет, то знаете, как выглядит это здание – сплошная современная готика. Банкет был устроен в одном из больших залов для приемов на первом этаже. Я разговаривал с каким-то ученым деятелем из Колумбии, но сразу забыл его имя и предмет нашей беседы, когда увидел, как она входит.

Если вам приходилось встречать обычных факультетских жен, то станет ясно, почему Натали выделялась на общем фоне. Я не был единственным мужчиной, заметившим ее, но соперники оказались несерьезные. Большинство присутствующих мужчин пришли с женами, а остальные – больны наукой. Тогда как раз появилась плеяда молодых людей, до безумия увлеченных собственными научными разработками, которые просто не могли поверить, что весь мир, включая хорошеньких девушек, не будет восхищаться их детищем вместе с ними. Я всегда стараюсь оставить свои идеи на службе, когда не работаю над специальными проблемами, а если приходится иметь дело с ними, то не буду рассуждать о сути вопроса с людьми, которые не понимают, о чем идет речь. Поэтому мне наверняка не суждено стать хорошим преподавателем.

А в это время парочка именно таких молодых безумцев зажала Натали в угол, и, когда я подошел, они пытались объяснить ей абстрактные теории и исследования, над которыми работали и о которых, вероятно, говорить вообще не следовало.

Она попросила одного молодого человека принести ей выпить, а второго послала разыскивать свою сумочку, оставленную где-то на стуле. Потом взглянула на меня и сказала невозмутимо:

– Вы кажетесь почти человеком. С меня хватит теорий об увеличении скорости деления изотопов при разгоне реактора, я больше не выдержу. Давайте смоемся отсюда.

– Конечно, – сказал я, – а как же ваша сумочка?

Она показала мне сумку, которую прятала под накинутой меховой накидкой. И на лице ее появилась удивительно озорная мальчишеская усмешка.

– Не будьте клином.

– А что это такое?

– Самый простой из известных человеку инструментов. Этот зал переполнен такими, и мне они глубоко безразличны. – Натали пристально взглянула на меня, и я заметил, что глаза у нее зеленовато-коричневые, так называемые газельи. – Пошли, – она взяла меня под руку, – я куплю вам выпить в ближайшем баре, если вы пообещаете не расщеплять атомов, даже самых крохотных.

Через три недели мы поженились, и три года спустя я все еще любил ее и, думаю, она меня тоже, но что толку, если мы не могли жить вместе из-за условий моей работы? Я наблюдал, как Натали переворачивает страницу – глаза большие и внимательные, – и хотел, чтобы она вернулась ко мне, так сильно, как не желал сам себе признаться. Но какого черта! Я должен был делать свою работу, и, по-видимому, нельзя иметь все сразу.

Натали подняла голову от книги.

– Время просыпаться. – Сняла очки, бросила их в сумочку, встала, вышла из комнаты и вскоре вернулась с сестрой, которая задала обычные глупые вопросы и сняла необходимые показания.

– Вы можете пообщаться со своей женой, но ей придется покинуть палату через пять минут, – предупредила сестра. – Она вернется завтра. Не правда ли, миссис Грегори? Мы ведь не хотим еще одного рецидива, верно?

Мы подождали, пока она выйдет.

– Привет, – сказала Натали.

– Привет, – прошептал я, – давно ты здесь сидишь?

– С пару дней, прихожу и ухожу. Я остановилась в отеле. Боже мой, что за сборище мужчин в этом городе! Или ловкие проходимцы, от которых просто дурно, или носят сапоги на каблуках, и от них несет коровником, или возятся с урановой рудой так, что светятся в темноте. С полдюжины подобных типов пытались подцепить меня в баре, и каждый начинал с того, что доставал кусок камня, крутил в руках, потом совал мне под нос со словами: “Леди, вы знаете, что это такое? Руда, в которой полно окиси урана”.

Я рассмеялся. Между нами вдруг возникла некоторая неловкость. Трудно разговаривать как ни в чем не бывало двум людям, которые не знают, останутся они вместе или разбегутся.

– Твоя девушка-убийца лежит внизу под наблюдением врачей, – сказала Натали, – у двери дежурит полицейский. С ней, кажется, будет все в порядке. Череп не поврежден, я спрашивала.

– Не слышала, что они собираются с ней сделать?

– Ну, они ждут, когда ты придешь в себя и сможешь свидетельствовать, чтобы предъявить ей обвинение.

– Обвинение? – выдохнул я. – Обвинение в чем? Она просто пыталась продать мне старый пистолет, поскольку знала, что я интересуюсь оружием. Какой-то идиот забыл пулю в патроннике, и пистолет вдруг выстрелил. Выстрел так ее испугал, что она пошатнулась, задела графин с водой, и тот разбился. Да ты же видела все сама!

Натали закурила и выпустила дым в мою сторону.

– Если ты так хочешь, дорогой.

– Это должно было случиться, – прошептал я. – Я застрелил ее жениха, и, хотя при сложившихся обстоятельствах мои действия могут быть оправданы, в известной степени девушка права – я принял решение, на которое никто не имеет права. И мне придется смириться с тем, что не всем людям понравятся мои действия. Она просто не выдержала и сорвалась, но наряд ли повторит попытку. Скажи, чтобы ее отпустили, принцесса. От меня не последует никаких показаний.

Натали внимательно смотрела на меня некоторое время, неизвестно о чем думая в этот момент. На ней был бледно-зеленый кашемировый свитер и клетчатая плиссированная юбка из шотландки с преобладанием зеленого цвета, и она очень походила на студентку колледжа. Юбка при движении красиво струилась, я питаю слабость к плиссе. Свитер был свободного покроя, он не облегал фигуру, не подчеркивал форм, однако никогда не разделял увлечения пышными бюстами. Если мне захочется молока, я всегда могу купить корову.

– Для хладнокровного научного мерзавца ты бываешь на удивление хорошим парнем. Иногда. – Она подошла и наклонилась, чтобы поцеловать меня, отставив руку с сигаретой. – Терпеть не могу мужчин с бакенбардами. – Натали улыбнулась. – Ты похож на Эрнеста Хемингуэя, смотри-ка, кое-где даже появилась седина.

– Ну, тебе хорошо известно, из-за кого она появилась.

– Наверно, я должна ревновать. А меня ты отпустил бы, если бы я стреляла в тебя?

– Нет, черт возьми. Ты слишком опасна.

– Ты недооцениваешь девицу только потому, что она блондинка и не умеет одеваться.

– Недооцениваю? Ты говоришь таким тоном, как будто я собираюсь дружить долго и счастливо с этим ребенком.

– Ребенок, еще чего! Она на пару лет старше меня! Эти грубиянки до сорока лет не становятся взрослыми. – Она лукаво усмехнулась. – Откуда мне знать, какие у тебя планы? Ладно, не пора. Увидимся завтра утром.

К концу недели было решено, что я достаточно окреп, чтобы выдержать очередной ремонт моих внутренностей. Я провел утро в операционной, и ко мне в тот день никого не пускали. На следующий день пошел снег. Натали позвонила из Альбукерке, куда поехала взять кое-что из одежды, и через сестру передала, что дороги слишком опасны и она не сможет вернуться. Я этому поверил, глядя в окно, за которым валил снег. Наши друзья на востоке считают, что мы здесь живем в тропическом климате, забывая при этом, что Альбукерке расположен на высоте пяти тысяч футов, а Санта-Фе – семи тысяч над уровнем моря. Зимой можно увидеть причудливую картину – пустыню, покрытую снегом вместе с колючей растительностью. Нет ничего более странного, чем припорошенный снегом кактус.

Я лежал в одиночестве, стараясь не чувствовать себя покинутым, потом уснул. Меня разбудил стук в дверь.

– Войдите, – сказал я.

Это был один из парней Ван Хорна.

– Вы хотите видеть молодого человека по фамилии Расмуссен, доктор Грегори?

– Молодой человек по фамилии Расмуссен? Не девушка?

Он покачал головой:

– Ее брат. После той истории дежурные решили, прежде чем впускать к вам кого-то, ставить сначала нас в известность. Сказать, чтобы катился отсюда?