Норман Льюис - Сицилийский специалист Страница 51

— Вы сказали — сто тысяч?

— Да.

— Мне придется отсюда уехать, пока все не уляжется. Как вы считаете, куда я могу поехать?

— В Мексику, Эдди. Может, и та девчонка в норке с тобой поедет. Говорят, Акапулько — отличное место.

— Говорят.

— А пока нам с тобой надо тут кое-что сделать, так что давай-ка для начала заметем следы.

Виктор переложил пистолет в левую руку и отломил две сухие ветки. Одну ветку он отдал Морено, и через пять минут они заровняли небольшие колеи, оставшиеся после того, как Морено резко затормозил на грязной дороге.

Виктор выпрямился, отбросил ветку и проследил за ней взглядом до самого края воды, где она ушла под куст посеребренного туманом болотного мирта.

— Вот тебе и мелко! — сказал он. — А когда здесь жили люди, как они, по-твоему, добирались сюда?

— На повозках, запряженных мулами, — сказал Морено. — Во всех этих домах в те времена были повозки с мулами. Хорошая упряжка мулов может доставить повозку к самой стене дома.

— Все-то ты знаешь, Эдди. А что нам заменит весла, когда мы сядем в лодку?

— Оторвите пару досок от дома, придайте им форму и гребите.

— А как насчет всех этих мангровых деревьев и болотных кипарисов? Сможем мы среди них проплыть?

— Зная дорогу, можно. Это не так трудно.

— Другими словами, ты преувеличивал, Эдди?

— Может быть. Надо держаться широких протоков, в этом все дело. Простой, здравый смысл.

— Ну, похоже, что мы готовы к нашему великому путешествию, — сказал Виктор. — Осталось только утопить этот ящик. Придется нам сесть в него, завести мотор и выпрыгнуть.

— Или просто подтолкнуть — какая разница?

— Разница в том, что катафалк должен быть под водой. Он должен идти со скоростью пятьдесят миль, когда полетит в воду. Тебе надо поставить на вторую скорость, ручной газ на максимум, отпустить сцепление и прыгать.

— А вы что будете делать?

— Я буду сидеть рядом с тобой. Мы оставим дверцы открытыми и в тот момент, как он двинется, прыгнем.

— А может, вы все-таки уберете пистолет? Если я вам доверяю, то и вы должны мне доверять.

— Я буду доверять тебе, Эдди. Я уберу пистолет, как только мы сядем в лодку. Мы станем тогда приятелями. Нам светит большое будущее — и тебе, Эдди, и мне. Может, они даже предложат тебе присоединиться к синдикату.

Морено колебался. Он смотрел в дуло пистолета, нацеленного сейчас в его правый глаз, и пытался определить, почему дикая улыбка на лице стоявшего перед ним человека сменилась гримасой и он заскрипел зубами.

— Садись в машину и действуй, Эдди.

Морено сел за руль и включил зажигание. Виктор уселся рядом.

— Дверца открыта, Эдди?

— Открыта.

— Хорошо, дай побольше оборотов. Мотор взревел.

Виктор приготовился к прыжку, его правая, нога висела в воздухе. Он держал пистолет рядом с виском Морено.

— Давай, Эдди, поехали.

Катафалк подпрыгнул. Виктор нажал спусковой крючок, и пистолет рванулся в его руке как маленькое, попавшееся в ловушку животное. От резкого рывка цель сместилась. Виктор увидел черное пятнышко на скуле Морено; индеец выпустил руль и рухнул на бок, а Виктор, вывалившись из машины, покатился вниз и встал на ноги как раз в тот момент, когда катафалк ушел в воду. Секунду спустя на поверхности запенились пузыри. Затем их не стало. Виктор выпрямился, спрятал пистолет под рубашку и шагнул в заросли. Безотчетный страх охватил его. У него появилось чувство, что за ним следят; вопреки всякой логике ему пришло в голову, что каким-то образом Морено удалось бежать.

Он подождал минут десять, затем, мягко ступая по листьям, стал пробираться от одного куста к другому, избегая мест, залитых бумажно-белым светом луны. Добравшись до края болота, Виктор сквозь листву осмотрелся: ему все время казалось, что вот-вот снова появится Морено и устало вылезет на берег. «Может, ему только пару зубов выбило, — думал Виктор. — Он хоть маленький, а крепкий. А может, он успел выскочить из машины до того, как она упала в воду, и где-то затаился, ожидая, когда я уйду».

Он снова прислушался — не обнаружит ли какое-нибудь движение или звук тайного присутствия Морено, затем, пригнувшись, бросился к разрушенному дому. В боковой стене была дыра, и Виктор в нее протиснулся. В первых двух комнатах как бы продолжались джунгли Эверглейда. Фонарик, который Виктор взял у Морено, осветил ползучие растения, древесные грибы и летучих мышей на обнаженных балках. Виктора поразила пустота третьей, чисто убранной, комнаты — здесь на подметенном полу в прямоугольнике лунного света стояло кресло-качалка со сломанной спинкой, в углу лежали рыболовные снасти, в буфете с распахнутой дверцей виднелись пустая бутылка из-под виски и железные банки, предназначавшиеся, по-видимому, для хранения муки, сахара и соли. Там, где некогда был очаг, лежали четыре кирпича. В образованном ими квадрате тлели угли. Кирпичи были еще теплыми, и в комнате стоял слабый запах табака. Виктору снова почудилось, что за ним наблюдают; он попятился к стене и вытащил пистолет. В доме эхом отдавались какие-то скрипы, под окном вдруг послышалась возня. Он на цыпочках подошел к окну, но не увидел ничего, кроме листвы, освещенной луной, и края болота. «Кто-то постоянно живет здесь, — подумал он. — Какой-нибудь бродяга. Может, он все видел и просто решил удрать. Надо уходить».

Прежде всего надо было из чего-то сделать весло. Старый, полусгнивший буфет вполне годился для этого, и Виктор выломал из него полку. «Но как без ножа придать ей форму весла? — думал он. — Наверное, мне все-таки следовало взять с собой индейца; убрать его я успел бы и в Купер-Слоу. Пора уходить». Через комнаты, полные вьющихся растений, он выбрался на лунный свет. Он шел все быстрее, затем побежал, не обращая внимания на грязь, хлюпавшую под его башмаками. Открылся последний клапан, не дававший страху выйти наружу. Воображаемое слилось с реальным и преследовало его угрожающими криками и видениями; главное же, он чувствовал, будто за ним гонится что-то одновременно и человекообразное и сверхъестественное — сама смерть.

Глава 9

Марк сказал Терезе, что уезжает дня на три-четыре, но когда он внезапно вернулся, она не выказала ни удивления, ни радости и сделала вид, будто не заметила его подавленного настроения.

— Я думала, ты все еще в Майами. Что было нужно Ди Стефано?

— Он сообщил, что умер мой брат, — ответил Марк, отвернувшись.

Маска безразличия, которую Тереза носила тщательно, как изысканный костюм, внезапно сползла. Она всегда испытывала нежность к Паоло.

— Madonna! Что случилось?

— Автомобильная катастрофа. Я летал на похороны.

— Где его похоронили? — спросила она тихим, ровным голосом.

— В Кампамаро. В могиле отца и матери.

— Упокой его душу, господь.

Больше Тереза ни о чем не спрашивала. Ее, по-видимому, не интересовали ни подробности его пребывания в родных местах, ни то, как поживают их друзья.

— Я пытался дозвониться тебе из Майами, — сказал он, — но к телефону никто не подходил.

— Меня почти не бывало дома.

Внезапно он вспомнил, что у детей были каникулы и они гостили у друзей, — Виктор не звонил?

— При мне — нет.

— Он должен был позвонить в понедельник. Я беспокоюсь о нем.

— Если бы он услышал мой голос, он, вероятно, повесил бы трубку. Один такой звонок действительно был.

Марк попытался пробиться сквозь стену ее показного безразличия, заставить Терезу понять, как важна была для него эта поездка в Сицилию и на каком распутье он сейчас стоит.

— У меня там никого больше не осталось. Мама и Паоло умерли, и если трезво смотреть на вещи, то вряд ли я когда-нибудь увижу свою сестру или получу от нее весточку. Креспи довольно ясно дал понять, что не желает меня знать. Остальные друзья — тоже. Они отвернулись, и для меня это конец.

Она ушла в кухню, и, войдя туда, он заметил, что она автоматически крутит рычажки новой стиральной машины.

— Я часто думал о том, что надо принять окончательное решение и подать документы на перемену гражданства. Нет никакого смысла это оттягивать. В глубине души я всегда надеялся, что мы когда-нибудь вернемся обратно. Но при нынешнем положении дел нас с Сицилией больше ничто не связывает.

— Тебе уже давно следовало подать бумаги.

— Раньше у меня не было уверенности, а теперь вопрос решен. Он сделал еще одну попытку победить ее молчаливое безразличие:

— Есть одно предложение. Мы могли бы уехать отсюда, поселиться на Кубе и начать все сначала. Как ты к этому относишься?

Внезапно стена безразличия рухнула. Она смотрела на него с яростью, которая сразу состарила ее лет на двадцать и исказила все пропорции лица.

— Ради бога, не говори мне о Кубе. Он отказался от борьбы:

— Мне кажется, мы сегодня ни до чего не договоримся. Я устал, и ты, наверно, тоже. Давай поговорим об этом завтра.

На следующий день, когда он вернулся из конторы домой, она встретила его С непроницаемым лицом.