Йоханнес Зиммель - Пятый угол Страница 54

Нет, господин Марьюс и впрямь не мог посетовать на судьбу. Дела его шли блестяще. И так все бы и продолжалось, если бы 14 января 1941 года в Марселе не зарядил дождь…

14 января 1941 года около одиннадцати утра в ювелирный магазин Марьюса Писсоладьера вошел господин примерно сорока пяти лет. В фетровой шляпе, дорогом пальто, гамашах и приличных брюках в черно-серую полоску. Ах да, и, конечно же, с зонтом!

Исключительно благородным нашел Писсоладьер это узкое и бледное аристократическое лицо. Состоятелен, но не из нуворишей. Древний род. Именно то, что нравилось ювелиру в клиентах…

В магазине никого, кроме Писсоладьера, не было. Подобострастно глядя на вошедшего и потирая руки, он отвесил ему поклон, пожелав доброго утра.

Элегантный господин, ответив на приветствие Писсоладьера усталым кивком головы, повесил свой зонт (между прочим, с янтарной ручкой) на край прилавка.

Когда клиент заговорил, в его речи прозвучал чуть заметный провинциальный выговор. Аристократы, подумал Писсоладьер, делают так, скорее всего, для того, чтобы продемонстрировать свою близость к народу. Дескать, они такие же, как ты и я. Великолепно!

— Я хотел бы, — начал посетитель, — гм — приобрести у вас кое-какие украшения. В «Бристоле» мне сказали, что у вас неплохой выбор подобных вещей.

— Самые красивые украшения во всем Марселе, месье. И что мсье имеет в виду?

— Н-да, что-нибудь, гм, вроде браслета с бриллиантами или нечто в этом роде…

— Имеется по любой цене. И о какой сумме, месье, может идти речь?

— Так, между — гм — двумя и — гм — тремя миллионами, — ответил господин и зевнул.

Черт побери, подумал Писсоладьер. Неплохо начинается утро! Он подошел к большому сейфу, набрал цифровую комбинацию, сказав при этом:

— За такую цену найдутся, разумеется, превосходные изделия.

Толстая стальная дверь поползла назад. Писсоладьер отобрал девять бриллиантовых браслетов и разложил их на черном бархатном подносе. С ним он и подошел к клиенту.

Девять браслетов поблескивали и переливались всеми цветами радуги. Господин долго и молча рассматривал товар. Затем тонкой наманикюренной рукой взял один из них. Это был особо красивый экземпляр с камнями дорогой багетной огранки вместе с шестью другими по два карата каждый.

— Сколько, гм, это стоит?

— Три миллиона, мсье.

В 1941 году три миллиона франков были эквивалентны примерно 150 тысячам марок. Браслет ранее принадлежал супруге одного еврейского банкира из Парижа. Писсоладьер выторговал его, а лучше сказать, вымучил за 400 тысяч франков.

— Три миллиона — это слишком дорого, — сказал господин.

Писсоладьер тотчас же распознал в нем сведущего покупателя драгоценностей. Только дилетанты без возражений соглашаются с первой же ценой, названной ювелиром. Началась цепкая и упорная торговля.

Магазинная дверь распахнулась. Писсоладьер взглянул на второго вошедшего джентльмена. Не так богато одет, как первый, но все же, все же. Сдержанно. Приличная одежда и походка. Пальто в елочку. Гамаши. Шляпа. Зонт.

Писсоладьер только собрался попросить второго господина немного подождать, как он заговорил:

— Мне нужен всего лишь новый браслет для часов.

При этом он повесил свой зонт вплотную к зонту господина в плаще с меховой подстежкой, которого он, судя по всему, никогда в жизни не видел.

Именно в этот момент Марьюс Писсоладьер совершил роковую промашку: его предали и продали…

13

Оба господина, которые, как казалось, случайно встретились днем в ювелирном магазине Писсоладьера и держали себя, как совершенно незнакомые друг с другом, в действительности были старинными друзьями. Только вот в последние две недели они разительно изменились внешне и внутренне.

Еще две недели назад оба ругались как сапожники, могли плюнуть на пол, предпочитали ярко-желтую обувь и куртки с непомерно широкими плечами, подбитыми ватой. Еще две недели назад под ногтями у них можно было пахать плугом, а волосы они никогда не стригли. Полмесяца назад оба плыли по течению как типичные представители той таинственной асоциальной касты, которую добропорядочный гражданин обычно не без содрогания называет преступным миром.

Так чья же заслуга в том, что в предельно сжатые сроки и по программе ускоренного, хотя и напряженного курса обучения два закоренелых мошенника превратились в респектабельных джентльменов?

Сообразительный читатель догадается: конечно же, Пьера Юнебеля, он же Жан Леблан, он же Томас Ливен.

Чтобы сперва морально подготовить двух мошенников к намеченной охоте на ювелира Писсоладьера, Томас Ливен две недели назад дал обед.

Еда была сервирована в отдельном кабинете «У папы», известном заведении на улице Паради, что возле биржи, пользовавшимся дурной славой как место сборищ мясных контрабандистов. Кроме Томаса Ливена и его возлюбленной, красавицы и главы банды Шанталь Тесье, к столу явились два упомянутых мошенника — в своем первоначальном обличье и под настоящими именами: Фред Майер и Поль де ла Рю.

Уже не первый год они входили в состав банды, только действовали на периферии, в Тулузе. У организации Шанталь имелись филиалы. Предприятие было организовано по всем правилам.

Поль де ла Рю, потомок гугенотов, был высок и строен, профессией его была подделка картин. Изъяснялся он с южнофранцузским акцентом. Несмотря на всю неухоженность, в форме его узкого черепа проглядывало что-то аристократическое.

Фред Майер был профессиональным медвежатником. Как любитель он подвизался также в таких сферах, как грабеж со взломом, гостиничные кражи и таможенные махинации. Его произношение также напоминало говор южнофранцузских соотечественников.

Ухмыляясь и потирая руки, Поль и Фред явились к Томасу и Шанталь. Потомок гугенотов рыгнул:

— А не махнуть ли нам перед жратвой по маленькому «пасти», а?

— Перед едой, — холодно возразил Томас Ливен, — господа не будут пить по маленькому «пасти», а спустятся вниз к парикмахеру. Побриться. Укоротить волосы. Вымыть руки и шею. В таком виде, как у вас, за стол не садятся.

— Засохни, — заворчал Фред, который, как и Поль, еще плохо знал этого Пьера Юнебеля, — пошел ты знаешь куда? У нас босс — Шанталь.

На что Шанталь, сжав губы, ответила:

— Будете делать все, что он скажет. Отправляйтесь к парикмахеру. От вашего вида тошнит.

Оба ворча удалились.

Оставшись с Томасом наедине, Шанталь показала, что хотя ради него она и пожертвовала кое-каким своеобразием в одежде, однако внутренне осталась верна себе. Словно дикая кошка, она зашипела на него:

— Не хотела ставить тебя в неловкое положение. Мой авторитет среди этих типов окончательно рухнет, если станет известно, что я скандалю еще и с тобой! Это пока моя банда, заруби себе на носу!

— Мне жаль, но тогда давай лучше оставим это дело.

— Как прикажешь понимать?

— Я не твой служащий. Или мы равноправные партнеры, или вообще никакие.

Прищурившись, она посмотрела на него. Пробормотала что-то неразборчивое. Затем ткнула его кулаком в плечо и проворчала раздраженно-весело:

— Ну ладно, пес с тобой! — И добавила с вызовом: — Только не строй себе никаких иллюзий — не воображай, будто я втрескалась в тебя или что-то вроде этого! Обхохотаться можно! Мне просто нужен хороший мужик, и все. Ясно?

— Ясно, — повторил Томас, блеснув глазами. Затем в знак примирения они выпили по рюмке выдержанного коньяка.

Три четверти часа спустя вернулись Поль и Фред. Выглядели они теперь куда более цивилизованно. За закуской Шанталь объявила:

— Слушать сюда. Если кто-то что-нибудь вякнет против Пьера, будет иметь дело со мной, понятно?

— Что такое, Шанталь, ты ведь еще никогда…

— Заткнитесь! Пьер мой партнер.

— Ну и дела! Похоже, куколка, тебя здорово зацепило, — заметил медвежатник. В следующий момент он схлопотал звонкую оплеуху, а Шанталь прошипела:

— Ковыряйся лучше в собственном дерьме!

— Что уж, и слова теперь нельзя себе позволить? — надулся Фред.

— Кусок дерьма можешь себе позволить! — несмотря на свой строптивый норов, Шанталь уже кое-чему научилась у Томаса. — Жри лучше как порядочные люди, поросенок! Что за манеры? Парень кромсает ножом спагетти!

— А если эта штука все время сваливается с проклятой вилки?

— Позвольте совет, — дружелюбно заговорил Томас. — Если не можете накрутить спагетти на вилку, тогда сперва наколите на вилку столько, сколько хватит на один раз, левой рукой возьмите ложку и упритесь зубцами вилки в ее вогнутую сторону. Вот так, — Томас продемонстрировал. — Теперь покрутите вилкой. Видите, дело идет на лад?

Фред повторил. Получилось.

— Господа, — сказал Томас, — для дела нам будет необходимо подробно поговорить о хороших манерах. Хорошие манеры — это альфа и омега любого солидного мошенничества. Вы когда-нибудь видели банкира с плохими манерами? (Банкира? Боже мой, об этом страшно даже подумать. Мой банк в Лондоне. Мой клуб. Мое дивное жилище. В прошлом. Все в прошлом. Унесенные ветром…)