Джеймс Донован - Незнакомцы на мосту Страница 6

После лечения и отдыха Абель вернулся к работе в центральный аппарат внешней разведки и находился на боевом посту до конца своей жизни, передавая свой богатый опыт молодым чекистам и будущим разведчикам Он неоднократно выступал перед самыми разными аудиториями как у нас в стране, так и во многих бывших соцстранах. Сильное впечатление на всех произвело его выступление в прологе к фильму «Мертвый сезон».

Бытует мнение, что в книге «Щит и меч» выведен Абель. Это не совсем точно. А. Белов — образ собирательный, хотя автор В. Кожевников что-то и взял от Абеля, который консультировал его во время написания книги.

15 ноября 1971 г. Рудольфа Ивановича Абеля не стало. Он скончался в клинике онкологии после непродолжительной тяжелой болезни.

На его могиле сооружен памятник в виде стелы из черного мрамора с выгравированным силуэтным портретом Марка и надписью:

ФИШЕР

ВИЛЬЯМ ГЕНРИХОВИЧ (Абель Рудольф Иванович)

11 июля 1903—15 ноября 1971

Родина высоко оценила заслуги советского разведчика: он награжден орденом Ленина, тремя орденами Боевого Красного Знамени, орденом Трудового Красного Знамени, Красной Звезды и многими медалями. Он по праву снискал популярность, заслуженную любовь и уважение не только у чекистов, но и у народа нашей Родины.

Впереди увлекательное чтение дневника адвоката Абеля Джеймса Донована. Надеемся, что данное предисловие поможет читателю объективно разобраться в событиях, описанных в книге, и воздать должное ее главному герою — полковнику Рудольфу Ивановичу Абелю (Фишеру Вильяму Генриховичу).

Д. Я. Тарасов, полковник в отставке

ВВЕДЕНИЕ

Ранним туманным утром мы проезжаем по безлюдным улицам Западного Берлина к Глиникер-брюкке, месту, где назначена встреча. И вот мы уже стоим в конце темно-зеленого стального пролета, уходящего на территорию Восточной Германии. За озером Потсдам, справа на холме вырисовывается силуэт старинного замка. По обе стороны озера темнеет густая зелень лесопарков. Дело происходит холодным, но ясным утром 10 февраля 1962 г.

Под мостом, на берегу озера с нашей стороны, три немца-рыболова забрасывают свои удочки, по временам с любопытством посматривая вверх. По озеру плавают несколько белых лебедей.

На другом конце узкого моста, прозванного в 1945 году нашими солдатами и русскими «Мостом свободы», виднеется группа людей в темных меховых шапках. Высокий человек — это И. А. Шишкин, советский чиновник из Восточного Берлина, который вел со мной переговоры по поводу обмена осужденными. Теперь обмен, в подготовке которого участвовали правительственные чиновники трех стран, должен состояться.

В Вашингтоне сейчас около трех часов утра, однако в окнах Белого дома все еще горит свет, и президент Кеннеди бодрствует, ожидая сообщения. Никем не занимаемая телефонная линия соединяет Берлин с Белым домом.

У нашего конца Глиникер-брюкке прохаживаются чины американской военной полиции, одетые в непромокаемые плащи. В маленькой караульной будке западноберлинские часовые, которые незадолго до этого внезапно получили приказ покинуть посты на мосту, потягивают кофе из бумажных стаканчиков. У них несколько смущенный вид: они вряд ли что-нибудь понимают в происходящем. Свои заряженные карабины они составили в козлы в углу.

Сзади к нам подъезжают два американских армейских автомобиля. Окруженный здоровенными охранниками появляется Рудольф Иванович Абель, несколько изможденный и выглядящий старше своих шестидесяти двух лет. Пребывание в американской тюрьме оставило на его внешности заметный след. Теперь, в самый последний момент, он держится только благодаря выработанной им внутренней самодисциплине,

Рудольф Иванович Абель был полковником КГБ, советской секретной разведывательной службы. У американцев имелись сведения, что он, будучи «резидентом», в течение девяти лет руководил всей сетью советского шпионажа в Северной Америке из своей художественной студии в Бруклине. О его истинной деятельности спецслужбам США стало известно лишь в июне 1957 года, когда его предал находившийся у него в подчинении советский агент. Абель был немедленно арестован ФБР, и ему было предъявлено обвинение в «заговоре с целью военного и атомного шпионажа», преступлении, которое карается смертной казнью.

Когда в августе 1957 года Абелю впервые было предъявлено обвинение в Федеральном суде, он попросил судью назначить «адвоката по выбору Ассоциации адвокатов». Комитет юристов рекомендовал суду мою кандидатуру. После четырехлетнего судебного разбирательства Верховный суд США пятью голосами против четырех утвердил обвинительный приговор. Тем временем полковник отбывал свой тридцатилетний срок в исправительной тюрьме в Атланте.

При вынесении приговора 15 ноября 1957 г. во время открытого судебного заседания я просил судью не применять в качестве наказания смертную казнь, так как, по моему мнению, нельзя было исключить вероятность того, что в обозримом будущем работниками соответствующих служб Советской России или ее союзников может быть арестован американский разведчик соответствующего ранга. В таком случае обмен задержанными через дипломатические каналы, возможно, будет наилучшим образом отвечать интересам США.

И вот теперь на Глиникер-брюкке должен произойти обмен, договоренность о котором была достигнута «после того, как дипломатические каналы оказались бесполезными», — как позже писал мне президент Кеннеди.

На другом конце моста находился пилот американского самолета У-2 Фрэнсис Гарри Пауэрс. А в отдаленном районе Берлина, у пограничного поста между Восточным и Западным Берлином, известного под названием «Контрольный пункт Чарли», ждал своего освобождения Фредерик Прайор, американский студент Йельского университета, арестованный за шпионаж в Восточном Берлине в августе 1961 года. В ходе судебного разбирательства ему был вынесен смертный приговор. И наконец, последним заключенным, который должен был фигурировать в обмене Абель — Пауэрс — Прайор, был молодой американец Марвин Макинен, обучавшийся в Пенсильванском университете. Отбывавшему в киевской тюрьме восьмилетний срок за шпионаж Макинену неожиданно сообщили о его скором освобождении. О причине такого поворота событий ему оставалось только догадываться.

«Вот я дойду до середины Глиникер-брюкке, сделаю все, как заранее условлено, и затем вернусь назад с тем, кто мне был обещан «из-за стены», в Восточном Берлине, и на этом завершится долгий путь».

Мне, как юристу, занимающемуся частной практикой, все прошедшее больше напоминало тяжелую непрерывную службу, чем работу по одному конкретному делу. Когда я занимался этим делом, много времени у меня отнимали правовые вопросы, но еще больше — неправовые.

Мне одному разрешалось посещать Абеля, и я был единственным человеком, с которым он переписывался в США на протяжении своего тюремного заключения, длившегося почти пять лет. Полковник был очень своеобразной личностью. Он испытывал постоянную потребность в духовной пище, свойственную каждому образованному человеку. Будучи ограниченным в возможности общаться с людьми, он стремился использовать каждый представлявшийся ему такой случай. Однажды, находясь в федеральной тюрьме в Нью-Йорке, он даже начал учить французскому языку своего соседа по камере, полуграмотного бандита из мафии, осужденного за вымогательство.

Итак, мы и беседовали с Абелем, и переписывались. Мы то приходили к согласию, то у нас разгорались споры, в которых мы высказывали свое мнение по самым разнообразным вопросам и проблемам: о его деле, об американском правосудии, о международных делах, о современном искусстве, о любви к животным, о теории вероятности, о воспитании детей, о шпионаже и борьбе с ним, об одиночестве всех преследуемых людей и даже о том, следует ли его останки предать кремации в случае его смерти в тюрьме. Круг его интересов казался таким же беспредельным, как и его знания.

Как ни странно, Абель в разговорах со мной никогда не признавался, что его деятельность в США направлялась Советской Россией. Это может показаться невероятным, но это так. Как будто он хотел, чтобы у собеседника создалось впечатление, что он просто полковник КГБ, который решил заняться шпионажем по собственной инициативе. Однако при построении своей защиты я всегда исходил из предпосылки, что американская сторона полностью доказала вину Абеля и вину Советов, направивших его в США для осуществления шпионской деятельности. Он, конечно же, знал мою точку зрения, молчаливо принимал ее и никогда не отрицал ее правильности. Обсуждая различные вопросы, мы исходили именно из этой предпосылки. Однако даже в разговоре со мной он никогда не говорил прямо, что она соответствует действительности.