Максим Шаттам - Кровь времени Страница 10

Марион медленно открыла глаза: на ночном столике лежал листок кремовой бумаги отличного качества; на нем элегантным почерком были написаны следующие слова: «Браво! Браво и добро пожаловать!» Накануне, перед сном, женщина все-таки открыла конверт — и тут же в порыве раздражения смяла короткое послание. А теперь поднялась с постели, в ночной рубашке, «позаимствованной» в хорошем лондонском отеле, где останавливалась во время проведения международной конференции по судебной медицине, куда она сопровождала даму-директора парижского Института судебно-медицинской экспертизы.

В прихожей на мощенном плиткой полу лежала маленькая записка, попавшая сюда через щель в ящике для писем; вздохнув, Марион подняла ее: к счастью, на этот раз ни бессмысленных загадок, ни анонимных посланий — сестра Анна просто извещала гостью, что ждет ее в монастырских покоях. Наступила Страстная пятница, никто из монахов в этот день ничего не ест — Марион предстоит завтракать в одиночестве. В конце записки высказывалась надежда, что буря не помешала гостье выспаться.

Марион подняла брови и уронила записку на пол; чувствуя, что еще не совсем проснулась, открыла холодильник и вытащила пакет апельсинового сока. Расположившись на большом диване, съела печенье, рассеянно глядя в окно поверх деревенских крыш. Она не испытывала никакого желания общаться сегодня с монахами и монахинями и особенно — слышать какие бы то ни было рассуждения о Христе, Господе, Церкви или религии… У нее была одна страстная мечта — пусть ее оставят в покое, совершенно одну…

Марион приняла душ, натянула джинсы и пушистый шерстяной свитер, а затем позвонила в монастырские покои по номеру из списка, прикрепленного рядом с телефонным аппаратом: вежливо уведомила сестру Анну о желании побыть одной и повесила трубку. При этом не прозвучало ни слова о вчерашней загадке или последовавшей затем прогулке — все либо прояснится само собой, либо нет.

День прошел быстро; утром, не побоявшись все еще сильного ветра, женщина решила пройтись по Гранд-рю: кроме ресторана «У матушки Пулар», в деревне работал лишь один магазинчик. Горстка самых упорных зимних туристов исчезла после объявления, что приближается буря, — на улице, кроме Марион, не было ни души. Когда она вошла в сувенирную лавку, продавщица одарила ее самой очаровательной улыбкой и упросила приобрести почтовую открытку, чтобы не оказалось, что весь день магазин проработал впустую. Они весело посмеялись, тут же почувствовали взаимную симпатию и выпили несколько чашечек кофе в честь знакомства. Продавщицу звали Беатрис, ей было сорок четыре года; она жила в деревне возле аббатства вместе с восемнадцатилетним сыном по имени Грегуар. Во время беседы Марион несколько раз обращала внимание на красоту этой женщины, рыжеволосой, коротко стриженной, с тонким носом на белом скуластом лице. Жаль, что ей приходится жить одной на краю света, как в изгнании. Вряд ли здесь, среди постоянных посетителей, можно встретить привлекательных мужчин, раз она не смогла найти себе пару… Беатрис вскоре сообщила новой подруге, что живет в разводе, и уже довольно давно, и спросила:

— А ты?

Марион ответила нервным смехом.

— Никогда не была замужем, не имела детей, не разводилась — короче, не рисковала! — выпалила она на одном дыхании.

— Ты работяга или тебе еще не выпадал счастливый билет?

— Полагаю, одно связано с другим.

— Черт, ты говоришь так, как будто все уже решено раз и навсегда. Ты очаровательна, Марион, и это не пустая лесть, честное слово! Сколько тебе лет?

— Тридцать девять.

Беатрис выпустила изо рта облачко сигаретного дыма, искоса поглядывая на нее.

— Так, значит, ты приехала в поисках своего грааля в Мон-Сен-Мишель? Моя дорогая, не стоит искать услужливого кавалера, прости, прекрасного принца, там, где вообще никого нет…

— Я здесь на отдыхе, живу при аббатстве.

Говоря так, Марион придерживалась версии, к которой ей советовала прибегнуть сестра Анна. Дескать, она тут отдыхает, пробудет всю зиму или несколько недель, хочет прийти в себя после стрессов городской жизни и обрести душевный покой. Сестра Анна просила ее никогда не упоминать истинных деталей своей биографии и, если понадобится, придумать себе другую фамилию. Благоразумие требует, чтобы никто за пределами монастырской общины не знал, кто она такая.

Самое ужасное, констатировала Марион, что врать у нее получалось на удивление легко. Ее квартира в Париже, возле Восточного вокзала, превратилась в особнячок в Шуази-ле-Руа,[14] на смену работе в Институте судебно-медицинской экспертизы пришла должность художественного директора в небольшом рекламном агентстве. Аналогичным трансформациям подверглись и все прочие «формальные части» ее существования. Самым сложным оказалось сочинять о духовных аспектах пребывания в аббатстве: ее не привлекали христианство, буддизм, фэн-шуй или иные мистические учения; Марион черпала духовную опору в дисках Ареты Франклин, Дженис Джоплин и Рики Ли Джонс.

Беатрис пригласила вновь приобретенную приятельницу пообедать у нее, в комнате над сувенирной лавкой. Грегуара дома не было; год назад он бросил учебу и сейчас искал работу в небольших местных компаниях. Он взял у матери машину и проводил почти все свое время вне деревни. Женщины много шутили и рассказывали друг другу о себе. Марион предложила посмотреть за магазинчиком день-другой, если это окажется нужным Беатрис, а та в ответ обещала отвезти Марион на материк проветриться, когда ей станет совсем невмоготу за крепостными стенами.

Марион вернулась домой ближе к вечеру и приготовила ужин из свежих овощей, найденных в холодильнике. Сестра Анна описала ей порядок приобретения продуктов: достаточно раз в неделю отдавать список всего, что ей нужно; монахи делают покупки в соседнем городке Авранш. Таким образом, еду доставляли ей прямо на дом.

С наступлением вечера буря возобновилась; ливень с небывалой яростью обрушился на крыши домов. Трубы каминов тут же исчезли за сероватой пеленой, периодически расцвечиваемой отдаленными вспышками молний.

Марион начала привыкать к новому жилью; главную роль здесь играло длинное окно: через него открывался вид на здешнюю жизнь — на деревню, залив и отдаленную полоску континента. Заснув перед телевизором, она пробудилась глубокой ночью: шум дождя стал более приглушенным, а раскаты грома вообще прекратились; лишь на горизонте иногда вспыхивали одиночные молнии. Марион долго наблюдала за этим пейзажем; наверное, примерно так же выглядела со стороны высадка союзников в Нормандии в 1944 году, призрачные огни, разрывающие ночную мглу, и отдаленное эхо орудийных залпов. И ни одного человеческого голоса во всем этом хаосе… Выключив телевизор, она отправилась спать.

Выходные прошли примерно так же; братья и сестры отслужили мессу в монастырской церкви перед толпой самых ревностных верующих, которые, несмотря на ужасную погоду, приехали в Мон-Сен-Мишель. Все эти дни Марион предпочитала оставаться в одиночестве: нанесла визит Беатрис, а последующие два дня провела в доме, занимаясь перестановкой мебели.

Буря кончилась в понедельник утром. Как оговорили заранее, за Марион зашел брат Дамьен, чтобы отвезти ее в Авранш и вместе поработать в библиотеке. Старая «симка»[15] остановилась на площади перед мэрией, среди рытвин, в которых темнела вода. Законопослушный брат Дамьен прилежно здоровался с каждым встречным чиновником, а Марион молча следовала за монахом. Они поднялись по лестнице, украшенной почетными досками с именами выдающихся горожан, и вошли в библиотеку. Женщине показалось, что она очутилась в деревянном соборе. Стеллажи уходили далеко вверх; до многих книг можно было добраться только с помощью приставной лестницы. На уровне второго этажа шел узкий проход, изогнутый буквой «U»; он вел к верхним стеллажам, расположенным на высоте пяти метров от пола. Брат Дамьен вывел Марион из задумчивости:

— Знаете ли вы, что среди хранящихся здесь манускриптов имеются фрагменты Библии восьмого века? Феноменально, не правда ли?

— Я потрясена, — пробормотала Марион.

Пол у них под ногами скрипел, как палуба старинного судна.

— Они хранятся в соседней комнате, в огромном сейфе. Представляете, прежде чем прикасаться к рукописи, следует надеть белые перчатки!

— Вот это да…

Брат Дамьен переговорил с хранителем, маленьким жизнерадостным человечком в узких очках, держащихся на самом кончике носа; затем по винтовой лестнице они поднялись на верхнюю галерею. Ровные ряды книг выстраивались в линии таким образом, что каждый том в далекой перспективе казался не толще и не больше ногтя. Марион взглянула вниз, опершись локтями о парапет…

С юных лет она полагала, что все тайны мироздания собраны именно в библиотеках. Человек, который прочтет все книги хотя бы в нескольких библиотеках, постигнет Вселенную, вплоть до самых сокровенных и далеких ее частей; путем обычного сопоставления фактов узнает то, что ускользнуло, порой самым глупым образом, от ученых. Истина вполне достижима, но распылена в пространстве; разум призван лишь собрать все факты воедино. Существуют эксперты в отдельных областях, но пока никто так и не познал всего. А ведь для этого достаточно только правильно выбрать библиотеки, может быть, всего дюжину: они сыграют роль низших, материальных сфирот[16] на пути к Абсолюту, и разум станет обладателем Знания. Способность к логике поможет провести анализ, поиск недостающих фактов и через сделанные выводы прийти к Пониманию. Невыполнимость этой задачи усилиями одного человеческого разума и в рамках одной человеческой жизни отражает истинность «предельного» знания: оно неподвластно человеку.