Ли Чайлд - Триллер Страница 112

Он взял женщину за руки и промолвил:

— Мой ненаглядный друг… — Но прервался, учуяв исходящий от нее запах. — Какой интересный аромат… Мм, это какие-то новые духи?

Мадам Гельвециус одарила его яростным взглядом.

— Это платье моей доярки! Маскировка, понимаете? — Она постаралась говорить тише. — И еще этот дурацкий мул! Я сто часов тряслась на его спине. И в итоге здесь — полная комната женщин. Вы никогда не принимаете гостей так рано. И так много! Я совсем не хотела сюда вторгаться, но дело, мой друг, не терпит отлагательств…

— Напротив, любовь моя, вы всегда здесь желанный гость, — уверил ее Франклин. — Прошу, разделите с нами ранний обед. — Он еще раз с сомнением посмотрел на наряд мадам Гельвециус и весело продолжил: — Вот только, мадам, вынужден с прискорбием доложить, что у нас нет ни одной коровы, которую нужно подоить. Мы не планировали обедать на свежем воздухе.

— Canaille![130] — воскликнула мадам Гельвециус, в притворном гневе топнув ногой.

— Мадам! Что за словечки? — нахально улыбаясь, упрекнул ее Франклин.

Однако после следующей фразы лицо доктора приобрело такое выражение, будто кроме привычной подагры о себе напомнили еще и камни в почках.

— Это очень срочно. — Мадам Гельвециус перешла на громкий шепот, таясь от любопытных ушей. — Пришло послание.

— Послание! — Франклин едва не закричал в голос. — Тогда нас не должны здесь видеть…

В этот же миг вдалеке захлопнулась дверь библиотеки и по коридору застучали каблуки.

— Это мои друзья, — пояснил Франклин. — Что за послание?

— Оно зашифровано, — широко раскрыв глаза, громким шепотом произнесла мадам Гельвециус.

— Ну разумеется, зашифровано! — раздраженно бросил Франклин и от возбуждения потянул себя за спадающую на плечо косичку. — Говорите же!

Анна Катерина привстала на цыпочки и приблизила рот прямо к уху Франклина, обдав его при этом новой волной «ароматов» скотного двора, впрочем, не таких уж и противных.

— Брат Жак, — сообщила она.

Повисшую тишину нарушали только приближающиеся шаги: друзья месье Франклина вот-вот вывернут из-за угла и обнаружат их здесь, посреди коридора, шепчущихся, словно заговорщики.

— Может, имя? — еле слышно спросил Франклин. — Еще какой-то намек? Или только «брат Жак»?

— Нет-нет, мой друг, — в нетерпении выдохнула мадам. — Это песня.

— Послание — песня? — недоуменно уточнил Франклин.

Однако, когда мадам Гельвециус тихонько напела себе под нос первую строчку, он просиял.

— Ага, все понял. Очень мудро! — Он бесцеремонно хлопнул женщину пониже спины и добавил: — Поторопитесь. Отправляйтесь в гостиную через дальнюю дверь. Ждите меня там.

Мадам, быстро уяснив инструкцию, скрылась в восточном коридоре буквально за мгновение до того, как из-за угла показались Адамс и Джефферсон. Следуя по пятам за Франклином, они вошли в заполненную людьми гостиную, и в эту же минуту в дверях в противоположной стороне комнаты, едва дыша, появилась мадам Гельвециус. Присутствующие здесь гости и члены семейств — все повернулись поприветствовать Бенджамина Франклина. И хотя сердце его стучало в груди, точно индейский ритуальный барабан, он через всю комнату послал своей наперснице ободряющую улыбку. Он совершенно точно знал, что теперь делать.

Ле-Валентинуа

Полдень

Бенджамин Франклин обвел взглядом общество, собравшееся, как обычно, за столом на ежедневную послеполуденную трапезу из семи блюд за счет хозяина замка. Сегодня, правда, трапезу правильнее было бы назвать полуденной, хотя это вряд ли имеет особое значение.

За столом сидели люди, которым в скором времени предстояло стать олицетворением прошлого. Первым среди них был владелец этого роскошного замка и миллионер Донатьен ле Рэй де Шомон, маленький и толстенький человечек. У него были особенные причины здесь находиться — он никак не мог оправиться от возмутительного поведения американского Конгресса, который даже не думал расплачиваться с ним за оружие, поставленное ради нужд революции. Место рядом с де Шомоном занимала его красавица жена, по слухам, любовница (как утверждали, изредка) героя американского флота Джона Пола Джонса.[131] Ее соседом с другой стороны был революционный драматург Бомарше, автор великих произведений «Женитьба Фигаро» и «Севильский цирюльник», человек, который больше, чем кто-либо, помог делу американской революции. Мадам Гельвециус устроилась между Франклином и Джоном Адамсом. По другую руку от Адамса восседала его жена Абигейл, которая была раздражена тем, что эта «мадонна Отейская», поддерживая свой дурацкий образ, запанибрата шутит и смеется с ее мужем.

Томас Джефферсон занял место на той половине стола, которую Франклин рассматривал как «будущее». Поблизости расположился семнадцатилетний Джон Куинси Адамс — он буквально боготворил великого соседа и внимал каждому его слову. Здесь же была и сестра Куинси, Абигейл-младшая — девятнадцатилетняя Нэбби Адамс, — которая, судя по всему, совершенно очаровала Темпла, двадцатидвухлетнего внука Франклина. Самым младшим из присутствующих был пятнадцатилетний Бенни Франклин Бэйк, еще один внук Франклина. Рядом с ним находился Эдвард Бэнкрофт, секретарь миссии и, по совместительству, шпион.

После того как подали первое блюдо и слуги удалились, Франклин возвестил зловещим тоном:

— Сейчас здесь собралось тринадцать человек. Дурное число, неизменно напоминающее нам о другой трапезе, когда сидящий во главе стола сказал: сегодня вечером один из вас отречется от меня и один из вас предаст меня.

Мадам Гельвециус украдкой кинула на Франклина суровый взгляд и решила резко сменить тему. Она с самой обворожительной улыбкой взяла ложку, вытащила из чашки с супом кусочек лангуста, положила на тарелку и сообщила гостям:

— В названии этого месяца нет буквы «р». Ни в коем случае не следует есть ракообразных в месяцы, в которых отсутствует буква «р», — можно отравиться.

— Но, дедушка, — воскликнул Бенни Бэйк, совершенно проигнорировав тираду французской дамы, — ты действительно считаешь, что сегодня вечером кто-то от тебя отречется или предаст тебя? Даже если так, это не может быть ни один из присутствующих.

— Увы, дитя мое, — вздохнул Франклин, — но у меня есть причина думать именно так. И подкрепляет мои подозрения тот факт, что совсем недавно я получил зашифрованное послание…

Он умолк, поскольку мадам Гельвециус подавилась супом. Шомон схватил из буфета бутылку мадеры и, быстро обежав вокруг стола, плеснул вина в ее бокал. Мадам сделала несколько больших жадных глотков, так что семейство Адамс вытаращилось на нее с неподдельным интересом — никто из них не видел, чтобы женщина выпивала столько вина за один присест. Когда все вокруг немного успокоились, слово взял Джон Куинси Адамс.

— Доктор Франклин, мы все прекрасно понимаем, что зашифрованное послание должно содержаться в строжайшей тайне. Особенно если оно имеет отношение — как вы, судя по всему, полагаете — к одному из гостей. Если честно, меня ужасно занимают всяческие шифры и коды. И мистер Джефферсон тоже, как и вы, большой специалист в подобных делах. Он пообещал научить меня основам искусства шифровки, пока моя семья находится во Франции. Я был бы вам очень признателен, если бы вы могли ответить нам всего на два вопроса. Как вы узнали, что послание зашифровано? И удалось ли вам разгадать его?

Франклин с превеликим удовольствием поглощал суп из лангустов и, кажется, ничуть не беспокоился по поводу того, есть ли в названии месяца буква «р» или нет. Также не беспокоился он и по поводу своих болячек: подагры и камней в почках, которые он называл своими «песком и гравием».

— Я дам на оба твоих вопроса один ответ, — произнес Франклин, покончив с супом и положив ложку рядом с опустевшей чашкой. — Я знаю, что оно зашифровано, и знаю, какой в нем скрыт смысл, поскольку у меня есть ключ.

За столом возникло настоящее смятение, во время которого мадам Гельвециус улучила момент и довольно болезненно пихнула Франклина под ребра. Тот наклонился чмокнуть мадам в щечку и прошептал:

— Только молчите. Игра едва началась!

Она послушалась и закрыла рот.

— Сегодня вторник, — начал Франклин. — Многие из вас в курсе, что мадам Гельвециус, сидящая сейчас рядом со мной, вместе с мужем на протяжении долгих лет устраивала по вторникам философские салоны в их особняке в Париже. Также, возможно, вы слышали, что мадам является учредительницей элитной французской масонской ложи, знакомой многим по названию «Ложа девяти сестер». Эта организация, в которую я был посвящен и в которой имею честь быть гроссмейстером, также собирается по вторникам и оказывает массу полезных услуг Соединенным Штатам. Скажите, какой смысл мы можем придать этому конкретному дню недели?