Том Харпер - Затерянный храм Страница 13

— Тогда почему…

— Нас не могилы интересуют. — Она вытащила из кармана листок бумаги, на который перерисовала изображение из тетради Пембертона. — Видишь рога? Мы ищем храм.

— А это разве не одно и то же?

— Минойцы не хоронили своих покойников в храмах. Пока не появилось христианство, этого никто не делал. Древние пришли бы в ужас от одной мысли о том, чтобы приносить мертвых к живым. Покойников они помещали в отдельных городах мертвых, некрополях. Вот, например, в этих пещерах.

— Так где же мы будем искать храм?

Марина задумалась.

— Хогарт, еще один археолог, вел раскопки в устье ущелья в тысяча девятьсот первом году. Он нашел несколько минойских домов, но храма там не было.

— Похоже, что место не хуже других, чтобы начать с него. Может быть, Пембертон нашел то, что не увидел Хогарт. — Взяв у Марины рисунок, Грант, прищурившись, принялся его разглядывать. — Говоришь, зигзаги изображают воду?

— Да они могут быть просто для украшения. Ведь нам никак…

— Посмотри. — Грант поднял листок вертикально, глядя вниз, в долину. — Эти два треугольника по сторонам — стены ущелья. Перед ними — море. А вот здесь… — Он постучал пальцем по центру рисунка. — Здесь храм.

Марина усомнилась:

— Думаю, не стоит считать, что минойцы подобным образом использовали пространственные соотношения.

— Ерунда. Они рисовали так, как видели.

— Неужели? — сурово спросила она. — А откуда тебе знать, как именно они видели несколько тысяч лет назад? Как тогда ты объяснишь, что лев парит в воздухе? Они так его и увидели?

— Может быть, это облако.

— А купол под ним? Радуга, что ли?

— Ты можешь предложить что-то получше?

— Нет, — вздохнула она.

Но удержать победу Гранту не удалось. Ущелье кончалось примерно в полумиле от берега, упираясь в крестьянские поля.

— Развалины, которые нашел Хогарт, должны быть где-то здесь, — раздраженно произнесла Марина. Она еще раз глянула на рисунок. — Что такое увидел здесь Пембертон, что навело его на мысль о Долине мертвых?

Костлявый вол тащил плуг по пыльному полю. Рядом с ним шел крестьянин в твидовой куртке, постукивая его по боку палкой, а полная женщина в платке наблюдала за ними.

— Может, спросим? — предложил Грант. — Вон у него — не видел ли он британского археолога, копавшего тут перед войной?

По лицу Марины промелькнуло такое выражение, словно она искала повод — любой — отказаться от идеи Гранта. Не найдя ни одного, она щелкнула языком и подошла к краю поля. Крестьянин и его жена молча смотрели на нее.

— Калимера сас, — окликнула их Марина.

— Калимера, — ответили ей.

Крестьянин, опершись на палку, стал изучать девушку. А его жена смотрела на Марину так, словно та сошла со сцены какого-нибудь парижского кабаре.

Марина, немного запинаясь, начала разговор. Грант знал греческий неплохо и мог бы, наверное, понять их беседу, если бы стал слушать. Но он не стал. Что-то его беспокоило.

Пембертон написал «Долина мертвых» на полях тетради, но они были не в долине. Грант повернулся и посмотрел в ущелье. Оно загибалось влево так, что с того места, где стоял Грант, представлялось, будто на повороте оно упирается в гладкую скалу. И там, как казалось, прямо над серединой ущелья, поднимался куполообразный холм.

— Он говорит, они ни разу никого не видели.

— Что?

Грант, сбитый с мысли, обернулся. Крестьянин с другого края поля без всяких эмоций наблюдал за ними. Его жена, отвернувшись, стала демонстративно погонять вола.

— Крестьянин. Говорит, никогда не видел здесь британского археолога. Может, и лжет, британцев здесь не очень любят, после того, как вы начали поддерживать марионеточное правительство в Афинах.

— Я здесь ни при чем, — возразил Грант. — Обернись-ка.

Марина обернулась.

— И что?

— Вот этот вид. — Бумага затрепетала на ветру, когда Грант ее поднял, чтобы сравнить с ландшафтом. — Утесы по бокам, море с этой стороны и холм посреди долины. — В небе над закругленной вершиной лениво парил орел. — Вон даже и птицы есть.

— А летающий лев?

— Спит, — усмехнулся Грант. — Давай посмотрим, сможем ли мы его разбудить.

Они пробирались между деревьями и камнями, усеявшими сухое русло реки. В самом ущелье, там, где над ними нависали утесы, они быстро потеряли вершину из виду, но продолжали идти вперед, стараясь держать путь как можно прямее.

— Минойцы часто ставили свои храмы на вершинах холмов, — сказала Марина, тяжело дыша. Уже почти наступил полдень, и ее рубашка прилипала к коже. — Наверное, надо попробовать забраться наверх.

— Оттуда вид будет другой, — упрямо возразил Грант. — А на картинке храм находится под вершиной.

— Говорю тебе, ты не можешь…

Марина осеклась и удивленно вскрикнула. Она проскользнула мимо Гранта — к валуну на краю тропы. На нем четыре небольших камня, почти скрытые ветвями олеандра, были сложены в подобие путевого знака. Марина разбросала их. Под ними серебристо блеснул гладкий квадратик.

— Минойские сокровища? — спросил Грант.

— Рахат-лукум. — Марина показала ему обертку из фольги. — Пембертон очень любил эту сладость. Привозил с собой всякий раз, приезжая из Англии.

— Восток полон тайн… — пробормотал изумленный Грант. — Интересно, какие еще сюрпризы он нам приготовил?

— Посмотрим.

Марина взобралась на камень и исчезла в зарослях между деревьями. Скорбно покачав головой, Грант последовал за ней и вышел на голый склон холма. В нескольких ярдах впереди него Марина стояла на коленях у скалистого выступа.

— Это и есть храм?

Скала казалась слишком низкой — вряд ли кто-нибудь мог под ней пролезть.

— Смотри сам.

Грант присел на корточки. Под скалой на куске мешковины лежали мотыга, лопата и парафиновый фонарь. Инструменты покрылись ржавчиной, но буквы «БША», написанные по трафарету на деревянных ручках, все еще были видны.

— Британская школа в Афинах,[19] — пояснила Марина. — Они проводили раскопки в Кноссе. Пембертон у них работал.

Грант вытащил лопату и стукнул по камню. На землю слетело несколько хлопьев ржавчины, а по долине разнесся печальный звон. Грант виновато оглянулся.

— Я-то думала, мы действуем украдкой, — заметила Марина, приподнимая бровь.

— Пока мы не нашли ничего такого, что стоило бы держать в секрете.

Марина сняла с плеча моток веревки, привязала один конец к ручке мотыги и стала карабкаться вверх по валунам. Грант подождал, дабы убедиться, что камни, за которые она цеплялась, не настолько раскачались, чтобы покатиться ему на голову, и стал подниматься следом.

Сначала перебираться с одного валуна на другой было легко. Но скоро большие камни сменились мелкими, которые выезжали из-под ноги, как только Грант наступал на них. Подъем превратился в соревнование, где надо было успеть подняться вверх раньше, чем осыпающаяся галька стащит тебя вниз. Потом и она осталась позади, приведя их к гладкой стене из красного камня, и Гранту пришлось схватиться за торчавший древесный корень, чтобы не уехать по склону холма к подножию. Справа от него качался конец веревки. Грант взялся за нее и полез, перебирая руками, потея и ругаясь, пока не перевалился через край утеса.

— Это вы с Пембертоном так лазили? — спросил он, тяжело дыша.

— Нет. Но он явно делал это один.

Грант встал на ноги, поднял руку, чтобы стряхнуть пыль с рубашки, и в изумлении замер. Они поднялись выше, чем он думал, и оказались на скалистом уступе чуть ли не на полпути к вершине тысячефутовых утесов. Нависнув над головой, они казались столь крутыми, что Грант не стал на них смотреть, опасаясь, как бы не закружилась голова. Извивавшаяся на дне ущелья зеленая полоска ползла к сияющему вдали морю. А прямо перед Грантом, там, где уступ упирался в бок скалы, по камню бежала темная трещина, достаточно широкая для того, чтобы туда можно было протиснуться человеку. Над ней в выдолбленной в скале нише помещалась каменная табличка, почти невидимая в тени.

Грант осторожно подобрался к табличке. Три тысячи лет стерли резьбу, и оставшаяся часть была лишь слабым отзвуком прежнего гордого замысла. Когти и клыки потеряли былую остроту, спуталась грива, истаяли напружиненные мышцы. Но даже в таком виде Грант сразу узнал его. Он вытащил из кармана и развернул помятый листок бумаги:

— Вот и твой летящий лев.

Марина покачала головой — Грант не понял, означает ли это восторг или возражение. Она взяла фонарь Пембертона и встряхнула его. Внутри брякнули застывшие капли старого парафина.

— Фитиля нет.

Из набедренного кармана она вытянула нож, открыла его и срезала тонкую полоску материи с рукава своей блузки. Свернув ее в пальцах, она заправила ленту в лампу. Грант протянул зажигалку: