Рут Ренделл - Солнце для мертвых глаз Страница 15

– Тебе следовало бы бороться, – сказал Ричард.

– Знаю. У меня не было сил. И не хватило храбрости, Ричард. Я была одна – тогда.

Джулия ничего не рассказала о знаменитых психиатрах, которые горели желанием дать свидетельские показания в суде. И ни словом не обмолвилась о том, что мальчик рассказал адвокату отца об ужасах, агорафобии[18] и ночных кошмарах, которые были вызваны ее вопросами и предположениями.

– Я все равно могу пользоваться своими знаниями, – довольно весело заявила Джулия. – Есть другие, кто получает от них пользу. Ты и Франсин. Ты не сочтешь меня излишне мелодраматичной, если я скажу, что хочу посвятить свою жизнь Франсин?

Все дети нуждаются в заботе, и сначала о девочке заботились больше, чем о других детях. Например, отец и мачеха никогда не оставляли ее с чужим человеком, Джулия тщательно подбирала ей школьных друзей, применялась радионяня. Она передавала в спальню Джулии и отца все звуки, по которым можно было бы определить, хорошо ли она спит, не мучают ли ее кошмары. Чтение также находилось под пристальным надзором Джулии, а домашние задания – их было немного – и эссе, которые ей периодически приходилось писать, внимательно изучались на предмет наличия признаков нарушений психики. При Флоре она довольно много времени проводила в уединении, сама с собой. С появлением Джулии Франсин начисто лишилась возможности уединиться.

Именно Джулия обнаружила коробку из-под видеокассеты, и именно это подстегнуло Франсин к решительным действиям. Что удивительно, мачеха не заглянула в коробку, ее внимание сосредоточилось на названии и картинке на крышке.

– «Путешествие по Индии» – замечательная книга, и, думаю, Франсин, что и фильм по ней поставили хороший, – сказала она. – Но мне кажется, что ты еще мала для него. Лучше отложить его до того времени, когда ты сможешь понять его.

– Я не хочу его смотреть, – сказала Франсин. – Я просто хочу, чтобы он у меня был. – И она накрыла рукой коробку.

– Давай я отнесу его вниз и поставлю к остальным фильмам? Мы будем знать, что там он в полной сохранности.

– Он в сохранности здесь, – сказала Франсин как можно тверже и была очень удивлена, когда Джулия выпустила из руки с алыми ногтями коробку и одарила ее сияющей, многоцветной улыбкой: красные губы, белые зубы, голубые глаза слегка навыкате, как у аквариумной рыбки.

Естественно, это было неправдой, то, что она сказала. Коробка и ее содержимое далеки от сохранности. Пока Франсин в школе, ничто не мешает Джулии зайти к ней, взять коробку и заглянуть внутрь. И тогда Джулия обязательно прочтет записи.

Однако сейчас их могла уже прочесть и сама Франсин.

Ею завладело странное нежелание вынимать те листки. Мысль об этом пугала ее. Не так сильно, как одна иллюстрация в толстых «Сказках» братьев Гримм – ведь Франсин точно знала, где она, между сто второй и сто четвертой страницами, и поэтому осторожно переворачивала сразу три страницы, когда читала конкретно ту сказку. Да, не так, потому что она испытывала лишь своего рода неприязнь, желание уклониться от содержания коробки; точно так же Франсин избегела блюда с запахом имбиря.

Так уж случилось, что она читала детскую книжку о греческих мифах, и в одном из них рассказывалось о Пандоре и о том, как та открыла драгоценный ларец и выпустила в мир целый ворох зла. Франсин не верила, что выпустит наружу нечто подобное, если откроет коробку, но даже в десять лет она увидела аналогию. Однако в тот же день открыла коробку и достала пожелтевшие листки бумаги. И впервые поняла, что смотрит на письма.

На верхнем листе адреса не было, зато была дата, один день в марте три с половиной года назад. Франсин прочла начало: «Моя дорогая». И хотя ей больше не составляло труда читать рукописный текст, прочесть этот оказалось невозможно. По какой-то причине – и не знала, по какой именно, – Франсин было страшно читать. Ее взгляд отказывался фокусироваться на валящихся вперед буквах. Она видела только расплывающиеся темные полоски на бледно-желтом фоне, потому убрала листки обратно в коробку, закрыла крышку и сильно нажала на нее, как будто одного щелчка было мало.

В доме не было камина. На улице, где стояли урны, она никогда не бывала одна. Только в школе Франсин оказывалась вне поля зрения любящих глаз Джулии. Она сунула коробку в темно-синий с желтым ранец – такой носили все ученики престижной приготовительной школы, – а на первой перемене достала из нее письма, положила в карман своего пиджачка и вышла на школьный двор. Во дворе – а это был сад с лужайками, площадками для игр, песочницами, мини-зоопарком – собрались все одноклассники, в том числе и Холли, ее лучшая подружка, которая закричала Франсин, предлагая пойти взглянуть на морских свинок.

По дороге нужно было пройти мимо малинового мусорного бака с откидывающейся крышкой – их в большом количестве расставили в этой части сада, чтобы научить детей такому хорошему качеству, как соблюдение чистоты. Франсин на ходу приподняла крышку и быстрым движением сунула под нее письма. Холли все еще звала ее, и та, помахав рукой, побежала к клетке со слепыми пушистыми комочками и их толстой мамашей, окрасом напоминающей черепаху.

На следующее утро, когда Джулия высадила ее у школьных ворот – Франсин стоило огромного труда убедить мачеху, что не надо провожать ее до кабинета, – она шла мимо того малинового бака с откидывающейся крышкой. Быстро оглянувшись по сторонам, девочка убедилась, что Джулия отъезжает, потом приподняла крышку и посмотрела внутрь. Бак был пуст, и кто-то уже закрепил на его краях новый мешок.

Иногда Ричарду казалось, что Джулия слишком бдительна. У Франсин не было шанса проявить независимость, побыть в уединении или вообще жить без надзора. Однако он плохо представлял, во что верить и что думать. Наверное, ребенок действительно в опасности. Человек, убивший его жену, все еще на свободе и, не исключено, живет в постоянном страхе, что Франсин однажды вспомнит и расскажет, что видела. Кроме того, не исключена вероятность того, что ее рассудку, психике, или чему там еще, нанесен ущерб. В свете современных концепций трудно было поверить, что случившееся с Франсин не оставило следа в душе ребенка.

Он наверняка остался, даже если для Ричарда это неочевидно. Возможно, он просто не видит его, однако это не означает, что ничего нет. Он разрывался между этими двумя полууверенностями и страшился самобичевания, поэтому у Ричарда не было желания спорить с Джулией или пытаться убедить ее в ненужности излишнего надзора. Вдруг он отзовет этого надзирателя, а потом выяснится, что все ее опасения были обоснованны? Ричарду вспомнилась история Кассандры, чьи предсказания были встречены со скепсисом, но оказались верными.

Поэтому, когда настало время переводить Франсин в другую школу, существующая на субсидии средняя школа, где учились дочки соседей и которая девочке очень нравилась, была отвергнута в пользу выбора Джулии: очень престижной, дорогой частной школы для девочек, называвшейся «Шамплейн». Туда собиралась идти Холли де Марней, и именно от ее мамы Джулия и подчерпнула все сведения о ней. «Шамплейн» располагалась в георгианском особняке на краю Уимблдон-Коммон, очень далеко от того места, где жили Хиллы, зато у нее имелся поучительный список выпускников, поступивших в лучшие учебные заведения для продолжения своего образования. В прошлом году чуть меньше девяносто пяти процентов выпускников шестого класса поступили в университет, в Оксфорд или Кембридж.

Классы были маленькие, а все преподаватели имели высокие ученые степени. Среди студенток – их никогда не называли ученицами – были внучка графа и тайская принцесса. Играли в лакросс[19], но и в футбол тоже. В «Шамплейн» был большой подогреваемый бассейн, корты для сквоша, а также теннисные корты двух видов – с грунтовым и травяным покрытием. Новая научная лаборатория славилась тем, что обошлась в три миллиона фунтов. Естественно, и плата была чрезвычайно высокой, и, чтобы заплатить за учебу, Хиллы шли на большие жертвы. Джулия не протестовала. Отпуск за границей, новая машина или новые туалеты – отсутствие всего этого она воспринимала как цену, которую нужно платить за безопасность Франсин.

Руководство «Шамплейн» приветствовало, если студенты жили в общежитии, но Франсин в этом было категорически отказано. Ведь тогда у Джулии не будет ни минуты покоя. Недавно в газете писали, что в одной школе в дортуар проник мужчина и изнасиловал девочек. А если смог изнасиловать, то может и убить. Так что Франсин пришлось примкнуть к меньшинству, к которому относились с легким неодобрением. Из тайных обществ она была исключена, многие шутки, ритуалы и обычаи были ей непонятны. Она бы меньше ощущала это на себе, если бы ребята не знали о страшных событиях, произошедших на Орчард-лейн. Однако те знали. Джулия настояла, чтобы директриса – чья должность по какой-то таинственной причине называлась «старший исполнитель» – рассказала эту историю всей школе и всему персоналу на собрании, состоявшемся незадолго до приезда Франсин.