Стивен Джонс - Запах страха. Коллекция ужаса Страница 17

— Пырей, — ответил Клод.

— Кактус, — ответила Сюзанна.

— Ого! Но я понял, — сказал Рэндалл. — Это потому, что мы твердые, колючие и нас никто не любит?

— Это потому что вы цветете раз в году.

— Когда идет дождь, — вставил Клод.

— Это звонил риэлтор. — Рэндалл сел за стол и допил свой бокал. — В воскресенье дом будет открыт. С двух до четырех. Сюзанна, нам далеко ехать.

Он жестом попросил счет у официанта. Сюзанна поцеловала Клода в щеку.

— Когда уезжаешь на Идру? — спросила она.

— Завтра.

— Завтра! — упавшим голосом проговорила она. — Так скоро.

— Прекрасная жизнь была коротка, — продекламировал Клод и рассмеялся. — Ты сама здесь только до понедельника. У меня заказано место на пароме от Пирея. Я не мог ничего изменить.

— И сколько ты там пробудешь? Я буду в Афинах во вторник через неделю, а потом еду в Акротири.

Клод улыбнулся.

— Может получиться. На вот…

Он записал телефонный номер осторожным каллиграфическим почерком.

— Это телефон Зали на Идре. Сотовый. Не знаю даже, будет ли он работать. Но скоро увидимся. Как ты сказала… — Он поднял худые руки, показывая на зал. Темные глаза его расширились. — Это чудо.

Рэндалл заплатил по счету, и они собрались уходить. В дверях Клод обнял Сюзанну.

— Смотри не опоздай на самолет, — сказал он.

— Не накручивай ее, — вмешался Рэндалл.

— А ты не опоздай на свой, — ответила Сюзанна. Глаза ее наполнились слезами, когда она прижалась щекой к его щеке. — Так приятно было повидаться. Если не встретимся, не скучай на Идре.

— Не буду, — пообещал Клод. — Я никогда не скучаю.

Рэндалл высадил ее у отеля. Приглашать его к себе она не захотела, да и усталость давала о себе знать. К тому же от вина уже начала побаливать голова.

— Завтра в девять, — сказал он. — Легкий завтрак, а после…

Он наклонился, открыл дверцу машины, потом поцеловал Сюзанну в щеку.

— Нас ждет захватывающий новый мир калифорнийской недвижимости.

На улице под вечер сделалось прохладно, но номер по-прежнему казался тесноватым. Здесь пахло сексом и стоял сладковатый пыльный запах старых книг. Она открыла окно вентиляционной шахты и пошла в ванну. Приняв душ, она легла в кровать, но заснуть не смогла.

«Не нужно было пить столько вина», — подумала Сюзанна. Она решила принять успокоительную таблетку из тех, что приготовила для полета, но потом передумала и взяла подаренную Рэндаллом книгу.

Все иллюстрации ей были знакомы по другим книгам и по Интернету, как и сам остров. Почти четыре тысячи лет прошло с тех пор, но многое выглядело так, будто было построено вчера. Пятнадцать футов вулканического пепла и пемзы сохранили дома с видом на море, с водопроводом и трубами, которые могли выводить пар из подземных источников, нагреваемых вулканом, на котором был построен город. Осколки стекол, которые могли быть либо окнами, либо линзами. Огромные пифосы, в которых еще хранилась еда, когда их открыли спустя тысячелетия. Большие сосуды для меда, который покупали египтяне, чтобы бальзамировать своих мертвых. Желтые пятна пыльцы. Вино.

Но никаких человеческих останков. Ни костей, ни скрюченных от боли фигур, как те, что были найдены под слоем песка в Геркулануме, где погибли рыбаки. Там даже не было останков животных, если не считать одного обугленного ослиного ребра. Город был покинут. Причем жители уходили не в спешке, и они не были охвачены страхом. После их ухода в городе царил порядок, пифосы были запечатаны, на полу не валялись металлические инструменты или оружие; ни стрел, ни тканей, ни украшений.

Только фрески, и они были повсюду. Столь прекрасные, столь искусные, что первые археологи, увидев их, решили, что откопали храмовый комплекс.

Но это был не храм. Это были жилые дома. Кто-то нанял художника или группу художников, чтобы расписать стены в каждой комнате. Морские панкрации и ласточки; дельфины и прогулочные лодки. Сами лодки украшены изображениями дельфинов и летящих морских птиц, на носах — золотые наутилусы. Венки из цветов. Кораблекрушение. И везде краски одинаковых цветов: охряно-желтая; оксидно-красная; краска из перетертого глаукофана — стекловидного минерала с серо-голубым блеском; яркая и чистая парижская лазурь. Но, разумеется, это была не французская, а египетская лазурь и помпейская лазурь, одна из первых открытых человеком красок, которой он пользовался тысячелетиями. Она изготавливается путем смешивания кальция с измельченными в порошок малахитом и кварцем и нагревания смеси до очень высокой температуры.

Но зеленого здесь не было. Это был сине-красно-золотой мир. Даже растения не были зелеными.

С другой стороны, рисунки были до того правдоподобными и свежими, что, впервые прикасаясь к ним, она подумала, что пальцы станут влажными. Глаза у боксирующих мальчиков были детскими. Взгляд антилоп сверкал безумным топазовым огнем диких зверей. Обезьяны с голубой шерстью походили на играющих кошек. Были там и улицы с прохожими. Можно было рассмотреть, как выглядели их дома из красного кирпича с желтыми ставнями.

Она перелистала книгу до конца, до описания сектора 3. Здесь было расположено самое известное здание города. И в нем находились самые известные фрески — женщина, названная «Богиней зверей», «Молящиеся», которые шли, словно по подиуму на модном показе, и «Очистительный бассейн».

Сборщицы шафрана.

Она посмотрела на изображение с восточной стены Третьей комнаты: две женщины собирают рыльца цветков крокуса. Цветы были похожи на стилизованные желтые огни, растущие из камней. Этот мотив повторялся и над фигурами, чем-то напоминая рисунок на обоях. Фрагменты раскрашенной штукатурки были тщательно собраны, недостающие места дорисовывать не стали, как было сделано в Кноссе по указанию первооткрывателя сэра Артура Эванса, что привело к довольно карикатурному эффекту.

Утверждать, что та или иная фреска находилась на какой-то определенной стене, было нельзя. Но сами рисунки сохранились практически в первозданном виде. Можно было увидеть, как престарелая женщина приподняла бровь, то ли в раздражении, то ли от нетерпения, или подсчитать цветочные рыльца на протянутой ладони молодого помощника.

Как долго им нужно было трудиться, чтобы наполнить эти корзины? Крокус цветет только осенью, и каждый цветок содержит лишь три темно-красные ниточки рылец, женских репродуктивных органов. На изготовление полфунта пряности может пойти до ста тысяч цветков.

И для чего они использовали эту пряность? Употребляли в пищу, делали краситель и продавали его египтянам, которые покрывали им повязки для мумий?

Сюзанна закрыла книгу. До нее доносились отдаленные звуки сирен, мягкое гудение вентилятора под потолком. Завтра они будут выбирать дом.

За завтраком они поехали в Эмбаркадеро, на огромный крытый рынок, расположенный в «Ферри-билдинг», бывшем здании паромного управления, которое пострадало больше века назад, в 1906 году, во время землетрясения. Там была лавка, где торговали исключительно оливками и настоянным уксусом. В другой продавали только грибы из больших плетеных коробов и корзин, полных древесных ушек, шампиньонов, каких-то грибов, похожих на оранжевые кораллы, сморчков, мацутакэ и золотистых лисичек.

Они купили кофе, пирожных и поели на скамейке, любуясь заливом. Какой-то мужчина бросал в воду палки для двух черных лабрадоров. Еще один плыл вдоль набережной. Яркий солнечный свет был прозрачным, как джин, и почти таким же крепким — от него слегка кружилась голова и клонило ко сну, хотя Сюзанна только недавно проснулась.

— К делу, — сказал Рэндалл, достал из кармана газету и открыл ее на разделе продажи жилья. Восемь объявлений он обвел овалом. — Первые два в Окленде, потом рванем в Беркли и Кенсингтон. Ты готова?

Вместе с потоком других машин они переехали мост Окленд-бей-бридж. Бронзовая вода по обеим сторонам выглядела так, будто она была слишком горячей для купания. Впереди лежал район Окленд-хиллс, где белые дома выстроились волнистыми линиями. Добравшись до города, они начали ездить из района в район, попадая то в тропики, то в пустыню: бунгало, почти скрытые листвой разлапистых деревьев, неожиданно сменялись белыми оштукатуренными домами, окруженными алоэ и агавой. Выглядело это одновременно причудливо и уютно, словно планировку города поручили доктору Сьюзу.[23]

— Здесь все делают, как они это называют, «постановку», — сказал Рэндалл, когда они остановились у ряда припаркованных на холме машин. Рядом с ними из травы поднимались ряды табличек с объявлениями о продаже домов. — Владельцы платят тысячи долларов декораторам за то, чтобы те обставили их жилье мебелью, повесили подходящие картины и все остальное. После этого дома выглядят на три миллиона.