Андерс де ла Мотт - Обман [Bubble] Страница 19

Но, как всегда, до мира свенссонов ничего не доходит. Ни флага тебе – ни мира.

Значит, война!

Хотят войны? Они, мать их, ее получат!

BIG TIME!!![42]

Он встал с пола и начал дергать себя за щетину, отправившись к холодильнику. Пора проинспектировать склад с продовольствием: четыре банки легкого пива, шесть замороженных пирогов, полтюбика икры.

Нижняя полка в кухонном шкафу увеличила его запасы на три ломтика галет и банку консервированных колбасок. Другая полка была забита рулонами серебристой изоленты. Всего шестнадцать штук. Эйч Пи быстро пересчитал их, загибая пальцы. Хватит еще на три дня, может быть, четыре, прежде чем он будет вынужден выйти на улицу.

Отлично!

У него полно дел, things to do…[43]

– Так, а при чем же тут паспорта?

Он глубоко вздохнул и медленно выдохнул.

– То, что я рассказывал до этого, – никакой не секрет. Обо всем этом можно прочесть в Интернете или в разных книгах по истории ООН. Но то, что я начну рассказывать сейчас, строго конфиденциально, понимаешь?

Она кивнула.

– После миссии на Кипре я продолжил военную карьеру. Был разгар холодной войны, и наши Вооруженные силы были тогда более значимым игроком, чем сейчас. Мы с Эрландом продолжали общаться, в основном по моей инициативе, потому что я отчасти чувствовал и свою вину в произошедшем. Будучи ему и другом, и начальником, я все же не смог ему помочь. По мере своего продвижения по службе я осознал, что потребность в лояльных, решительных людях, как Эрланд, есть всегда. И начал поручать ему некоторые небольшие… задачи по консультированию, наверно, так их можно назвать. Хочешь, кстати, еще чего-нибудь? Может быть, минеральной воды?

Он махнул официантке, и та немедленно принесла им две бутылки «Рамлёсы».

– А что это были за консультации? – спросила Ребекка после того, как отпила несколько глотков.

– К сожалению, я не могу рассказать деталей…

– Вы хотите сказать, что он был кем-то вроде шпиона?

– Нет-нет, отнюдь. – Дядя Таге замахал руками. – Ничего подобного. В основном речь шла о курьерских задачах. Обмене определенными услугами или информацией, но больше я, к сожалению, рассказать не могу… Срок грифа секретности еще не истек.

– Но зачем же ему требовались фальшивые паспорта?

– Я понимаю, что это выглядит немного странно, но ты должна понять, что времена тогда были совсем другие. Разгар холодной войны, а Швеция находилась между двух сверхдержав. Ты же прекрасно помнишь, что Советский Союз сбил наш «Дуглас» над Балтийским морем, а затем и поисковый самолет «Каталина», искавший выживших из экипажа. Даже самые невинные вещи могли быть превратно поняты врагом, поэтому нужно было защищать себя настолько, насколько возможно, особенно позднее, когда Эрланд уже завел семью.

– Н-но ведь у папы была работа, он работал коммивояжером в… в…

Ребекка безуспешно попыталась вспомнить название фирмы, что-то такое с «Т», она почти уверена… Дядя Таге дал ей какое-то время на раздумья.

– Я бы удивился, если б кто-то из вас что-то толком знал о работе Эрланда… Если он вам когда-то что-то и рассказывал, то наверняка только самые общие вещи, никаких деталей. Что-то, чем объяснялось его отсутствие и длительные заграничные командировки…

Когда Ребекка приподняла бутылку, чтобы налить себе еще воды, у нее вдруг дважды дрогнула рука, и она разлила воду по столу. С помощью двух салфеток, насколько могла, тщательно протерла лужицы.

Если бы еще два дня назад кто-то предположил, что ее папа мог быть не самым обычным налогоплательщиком, а кем-то совершенно другим, она бы рассмеялась ему в лицо. Но это было бы до того, как она открыла его банковскую ячейку…

– Я понимаю, Ребекка, что все это звучит как-то немного… невероятно. – Дядя Таге наклонился к ней и положил свою ладонь поверх ее. – Поверь, я предпочел бы, чтобы мне не нужно было об этом рассказывать…

Она внимательно посмотрела на него, поискала признаков того, что он говорит неискренне. Но он выглядел совершенно откровенным.

– Так, и что нам делать теперь? – выдавила из себя Ребекка. – С вещами из ячейки, – пояснила она, положив правую руку на колено, чтобы та прекратила трястись.

– Предоставь это мне. Я позабочусь о том, чтобы все это исчезло навсегда. Паспорта, ячейка, все документы, связывающие эти дела с твоим отцом. Просто дай мне все ключи, коды и прочее, что необходимо для того, чтобы покончить со всем беспокойством.

Она почему-то застыла.

– Естественно, я позабочусь о том, чтобы никакая тень не упала на память твоего отца…

Он дружески улыбнулся и пару секунд подождал, пока Ребекка думала.

– Я, дядя Таге, не совсем уверена в том, что хочу этого, – наконец сказала она. – Отдать все и забыть, я хочу сказать…

Наморщив лоб, он смерил ее долгим взглядом. Затем убрал свою руку с ее и выпрямился на стуле.

– А почему, интересно, ты этого не хочешь, Ребекка?

И выражение его лица моментально изменилось, стало жестче. Он несколько секунд продолжал смотреть на нее, при этом глаза его прищурились, а рот превратился в прямую черту.

– Там, в ячейке, было еще что-то? Помимо паспорта и той фотографии?..

Ни один мускул на ее лице не дрогнул, но дядя Таге медленно кивнул, как будто она, все равно чем-то себя выдав, подтвердила его предположение.

– Ты нашла что-то еще, гораздо более неприятное…

Ее рука на колене все еще тряслась; она чувствовала, как сердце бьется все сильнее, и изо всех сил старалась не допустить малейшего мимического движения, которое бы ее выдало. Дядя Таге по-прежнему сверлил ее взглядом, но на этот раз она не стала отводить глаза, а вместо этого немного опустила подбородок, при этом сохранив с ним зрительный контакт.

Пять секунд.

Десять…

– О’кей, – вздохнул он и поднял руки перед собой. – Это еще не всё. Я до последнего очень надеялся, что это-то мне не придется тебе рассказывать… Мы работали над специальным… проектом, можно так сказать, – продолжил он. – Довольно неоднозначным, что влекло за собой необходимость соблюдать исключительную осторожность. Именно поэтому мы не использовали наш собственный персонал, а привлекали людей со стороны, таких, как твой отец. Людей без формальной привязки к проекту, но все-таки абсолютно преданных…

– И таких, кого можно было легко списать, если что-то шло не так?

– Звучит, наверное, довольно цинично…

– Но это так, не правда ли?

Дядя Таге пожал плечами.

– Твой отец отлично знал правила игры. Понимал, как нужно себя вести. Так или иначе, в течение многих лет у нашего проекта был самый высокий государственный приоритет. Но вдруг все поменялось, политическую поддержку мы потеряли, а это повлекло за собой катастрофическое сокращение бюджета. Но свою работу делать мы продолжали, просто в менее заметной форме. Все мы – те, кто был задействован в проекте, – были убеждены в его значении для безопасности страны. Кроме того, нас поддерживали некоторые наши старые спонсоры, что дало нам возможность продолжить работать и в восьмидесятых. Но в конце концов нас предал один из самых старых друзей, один из тех, кто до этого поддерживал нас больше всего. Наш маленький отдел закрыли совсем, наши помещения отобрали, оставшийся персонал перевели в другие подразделения. И тогда я решил уйти из армии навсегда. После этого я работал уже в частном секторе…

– А папа, что стало с ним?

– Твой отец никогда не работал официально, никаких обязательств… – Дядя Таге покачал головой. – И это как-то неправильно, особенно с учетом того, как преданно он служил своему делу… Но, конечно, были и другие – такие, как он, люди, которые внезапно оказались не у дел, и им даже «спасибо» не сказали. Однако, боюсь, именно Эрланд воспринял это тяжелее всех. Его оттолкнули во второй раз, изгнали из коллектива…

Он сделал паузу, чтобы допить свою минералку.

– А когда, в каком году это было?

– Конец восьмидесятых; тебе, наверное, было лет одиннадцать-двенадцать…

Ребекка глубоко вздохнула и медленно выдохнула. Тремор в правой руке наконец утих, поэтому она снова смогла положить ее на стол.

– Ты что-нибудь помнишь об этом времени, Ребекка?

– Н-н… хм, – у нее пропал голос, и она откашлялась. – Не так уж много.

Но это была неправда. Кое-что она помнила хорошо. Слишком хорошо.

Проснулся Эйч Пи только на следующий день вечером, в чем ничего странного не было. Ведь лег-то он только в четыре утра. Сидел до этого, прижавшись к проклятой стене, пытался выхватить хотя бы какую-то мелочь из разговора, шедшего за ней. Час за часом он слышал неразличимое бормотания, из которого ему удалось вычленить только отдельные слова.

К этому моменту целый блокнот у него был исписан тем, что, как ему казалось, он слышал, но понимать от этого больше Эйч Пи не стал. Несколько раз повторялись слова: «Лютер», «лабиринт» и «спаситель», но собрать их вместе в логичное целое у него не получалось. Он сел в кровати, почесал подбородок, подмышки и мошонку, затем выудил из пепельницы окурок из тех, что подлиннее, и начал искать зажигалку. Вся эта ситуация как-то выходила из-под его контроля. У него не было ни плана, ни защиты, копы его как следует потрепали, к тому же он под постоянным наблюдением.