Пол Сассман - Пол Сассман Исчезнувший оазис Страница 2

Сказав так, Имти опять повернулся к солнцу и отбросил с головы леопардовое покрывало. Затем он поднял тяжелый нож и полоснул по обоим запястьям, рассекая плоть до костей.

Провидец был стар — шестидесяти с лишним лет, и его сила быстро иссякла, глаза потускнели, а в голове начали тесниться образы пережитого. Ему явились девушка с зелеными глазами (как он любил ее когда-то!), родная деревня, потом Иуну и старое кресло в Башне Сешат, где он некогда сиживал ночами, наблюдая движение звезд, гробница в Усыпальнице Пророков, где ему никогда не лежать… записи об этой тайной миссии, оставленные там перед походом, чтобы его имя впредь сохранилось в веках.

Воспоминания кружили у него в голове, сплетаясь и распадаясь снова, крошась, как стеклянные осколки. Они мельчали и таяли до тех пор, пока не исчезли. Остались только пустыня и солнце, да еще тихое биение крыльев.

Поначалу Имти решил, что на его тело уже слетаются грифы, но звук был слишком слабым для крыльев падальщика. Старик осоловело повернул голову и — невероятно! — увидел на верхушке дюны желтогрудую пичугу, трясогузку. Та смотрела на него, склонив набок головку. Что она делала посреди пустыни, Имти не знал, но, несмотря на слабость, улыбнулся, ибо разве не в виде трясогузки явилась миру великая птица Бену, возвещая зарю творения с вершины могучего камня Бен-бена? Чем не подтверждение тому, что боги благословили их поход?

— Да пройдет он путем праведных, — пробормотал старый жрец. — Да минует…

Ему не довелось закончить молитву: колени подогнулись и уронили его, бездыханного, лицом в песок. Трясогузка замерла, а через миг, осмелев, вспорхнула к нему на плечо, подняла голову к солнцу и запела.

Ноябрь, 1986, северо-восточная Албания, аэродром Кукеса

Русские опаздывали. Пока их дожидались, погода стала нелетной.

Сторону гор Шар-Даг заволокло тучами, и предвечернее небо налилось свинцовой серостью. Когда у ворот аэродрома возник наконец лимузин, сверху просыпались первые снежинки, а спустя две минуты, за которые он поравнялся с «Антоновым-24» и затормозил у посадочного трапа, в воздухе уже кружила легкая пурга, а землю припорошило белым.

— Вот дерьмо! — буркнул Рейтер, попыхивая сигаретой и косясь из окна кабины на крепчающую метель. — Русские недоноски!

В этот миг позади него открылась дверь отсека. В проеме показался рослый смуглый мужчина в дорогом костюме. Волосы у него были гладко зачесаны, а сам он изрядно благоухал одеколоном.

— Все собрались, — произнес он по-английски. — Заводи мотор.

Дверь закрылась. Рейтер еще раз затянулся и начал щелкать переключателями. Его пухлые, в пятнах от никотина, пальцы неожиданно проворно забегали по панели управления впереди и над головой.

— Египетские недоноски, — процедил он.

Справа от него хохотнул второй пилот. Он был моложе Рейтера — этакий светловолосый красавчик, если не считать грубого шрама поперек подбородка.

— Ты как всегда, Курт? Сеешь мир да любовь? — Он с ухмылкой извернулся в кресле и выглянул в боковое окно. — Хотел бы я знать, откуда берутся такие филантропы.

Рейтер хмыкнул, но ничего не сказал. Штурман шелестел картами у них за спиной.

— Как думаешь, выберемся? — спросил он. — Уж больно погодка дерьмовая.

Рейтер пожал плечами, не отрываясь от приборов.

— Зависит от того, сколько наш Омар Шариф будет прохлаждаться. Еще пятнадцать минут — и полосу занесет наглухо.

— И что?

— А то, что придется коротать ночь в этой дыре. Поэтому будем надеяться, что Омар уже вострит лыжи. — Рейтер утопил кнопку стартера пальцем-сосиской: с визгом и грохотом ожили два турбовинта Ивченко. Лопасти начали крошить завьюженный воздух, фюзеляж затрясся.

— Сколько на часах, Руди?

Второй пилот взглянул на часы — видавший виды «Ролекс» в стальном корпусе.

— Почти пять.

— Десять минут шестого — и я сворачиваюсь, — объявил Рейтер, после чего скособочился и вдавил окурок в пепельницу на полу. — Десять минут — не больше.

Второй пилот еще сильнее извернулся и выгнул шею, глядя, как человек в костюме спускается по трапу с пухлым кожаным портпледом в руках. За ним сошел еще один тип, кутаясь в плотное пальто с шарфом. Задняя дверь лимузина приветственно распахнулась, и египтянин в костюме скрылся в салоне, а его провожатый занял пост у подножия трапа.

— Ну, из-за чего сыр-бор, Курт? — спросил второй пилот, по-прежнему глазея за окно. — Оружие или наркота?

Рейтер закурил еще одну и размял шею, хрустя позвонками.

— Не знаю и знать не хочу. Было сказано забрать Омара в Мюнхене, привезти сюда, а как закончит с делами — доставить в Хартум. И чтобы без лишних вопросов.

— Когда я последний раз брался за работу без вопросов, один гад чуть не прорезал мне второй рот, — ворчливо заметил Руди, ощупывая шрам под губой. — Надеюсь, эти хоть заплатят как следует.

Он еще раз оглянулся через плечо и посмотрел в окно: крыша лимузина медленно покрывалась тонким слоем снега. Прошло пять минут. Дверь машины распахнулась, тип в костюме появился снова. Сумки при нем не было. Вместо нее виднелся большой металлический кейс — тяжелый, судя по тому, с какой натугой его тащили. Кейс перекочевал к человеку в пальто, затем из недр лимузина возник второй такой же, и оба египтянина поволокли ношу по трапу в самолет. Через минуту они показались снова и подобрали еще два кейса, с которыми и загрузились в «Ан-24». Второй пилот успел мельком увидеть пассажира лимузина, закутанного как будто в черный кожаный плащ, но через миг чья-то рука захлопнула дверь, и машина покатила прочь.

— Дело сделано, — объявил Руди, выпрямляясь в кресле. — Джерри, закрывай!

Штурман ушел убирать трап и запечатывать дверь, а пилоты нацепили наушники и стали проверять, все ли готово к взлету. Из салона высунулся египтянин в костюме, припорошенном снегом.

— Мы поднимемся, несмотря на погоду.

Прозвучало это как установка.

— Уж позволь мне решать, — буркнул Рейтер с сигаретой в зубах. — Если на полосе шквал, мы заглушим моторы и переждем.

— Мистер Гиргис ждет нас к вечеру в Хартуме, — ответил египтянин. — Взлетим, как планировали.

— Если бы ваши русские друзья не опоздали, все было бы тип-топ, — огрызнулся Рейтер. — А сейчас — марш на место. Джерри, пристегни их!

Он потянулся вниз, отпустил тормоза, направил высотный корректор вперед и дал газу. Свист двигателей перешел в рев — винты набирали обороты. Самолет тронулся с места.

— Мы поднимемся, несмотря на погоду! — прокричал египтянин из салона. — Мистер Гиргис ждет нас к вечеру!

— Иди в жопу, чурка, — пробормотал Рейтер, выруливая с разворотом на пепельно-серую полосу. Штурман вернулся, закрыл дверь кабины и сел, пристегивая ремень.

— Как настроение? — спросил он, кивая на окно, за которым крепчал буран. Рейтер не ответил — только сбавил газ, мельком глянул на снежную круговерть и, сдавленно выругавшись, опять увеличил скорость.

— Берегите яйца, ребята, — процедил он и взялся за штурвал. — Сейчас будет трясти.

Самолет быстро набрал разгон, подпрыгивая и виляя на неровном покрытии полосы. Рейтер уперся ногами в педали, борясь с боковыми ветрами, — на открытом пространстве они прямо-таки сносили. При восьмидесяти узлах нос «Антонова» задрался вверх, но тотчас упал. Край взлетной полосы маячил так близко, что штурман заорал Рейтеру «отбой». Тот пропустил вопль мимо ушей и увеличил разгон до девяноста, ста, ста десяти. На последней секунде, когда стрелка показала сто пятнадцать, а полоса целиком исчезла под колесами, он рванул штурвал на себя. Нос «Ана» приподнялся, шасси несколько раз подпрыгнули на траве и нехотя оторвались от земли.

— Твою мать! — прохрипел штурман. — Ты, больной ублюдок…

Рейтер усмехнулся и закурил, выводя самолет сквозь облака к ясному небу.

— Расслабься, — сказал он.

Они заправились в Бенгази, на североафриканском побережье, и взяли курс к юго-востоку через Сахару. «Ан» шел на автопилоте, альтиметр показывал пять тысяч метров, пустыня внизу тускло мерцала в свете луны, словно отлитая из олова. Через полтора часа перелета они разделили на троих термос еле теплого кофе и несколько бутербродов. Еще через час откупорили бутылку водки. Штурман выглянул из кабины в салон.

— Дрыхнут, — объявил он и захлопнул дверь. — Оба. В полном отрубе.

— Может, заглянуть к ним в чемоданчик? — спросил второй пилот, отхлебывая из бутылки и передавая Рейтеру. — Пока они, как говоришь, в отрубе?

— Не лучшая мысль, — отозвался штурман. — У них пушки. Как минимум у Омара. Видел под пиджаком, когда его пристегивал. Не то «глок», не то «браунинг». Приглядываться было некогда.

Второй пилот закачал головой:

— Не нравится мне все это, ой как не нравится. Еще на взлете почувствовал — добра не жди.