Скотт Фрост - Дневник Габриеля Страница 2

— Она дисквалифицирована!

— Полагаю, она догадывается об этом, — заметила я.

Он дрожал от негодования:

— За все годы…

— Да.

— Я никогда…

— Знаю.

— Кто-нибудь мог пострадать!

— Только если в числе зрителей были полезные насекомые! — воскликнула Лэйси.

Я посмотрела на нее и покачала головой.

— Хватит, юная леди, — сказал председатель жюри и в бешенстве посмотрел на меня: — Что вы за мать?

Этот вопрос застал меня врасплох. А кому захочется отвечать на подобное? Я вытащила полицейский значок и поднесла к его красному от злости лицу:

— Лейтенант Делилло, полиция Пасадены.

Он уставился на значок, словно я загадала ему загадку.

— Полицейский?

— Женщина… лейтенант… мать.

Белые костюмы вопросительно переглянулись.

— Дальше я как-нибудь разберусь без вас, — сказала я.

— Да уж разберитесь! — воскликнул председатель жюри.

Я взяла Лэйси под локоть и повела к выходу. На случай, если кто-то не расслышал предыдущее высказывание, председатель жюри еще раз крикнул нам в спину:

— Она дисквалифицирована!

— Козел! — проорала в ответ Лэйси, когда я выводила ее в дверь.

Полная луна освещала парковку неестественно голубым светом. Пока мы молча шли к машине, я поклялась, что не позволю себе разродиться родительскими нотациями, готовыми сорваться с кончика языка.

— Я…

Мне удалось справиться с первым порывом.

— Что? — спросила Лэйси.

Я сделала глубокий вдох и попыталась сдержаться.

— Ничего.

— Хорошо.

— А ты… — Я закусила губу.

— Ну, продолжай, скажи, я ведь знаю, тебе хочется.

Она знает меня как облупленную, даже страшно.

— Надеюсь, ты гордишься собой.

— Да, — ответила Лэйси, в отличие от меня не поддавшаяся слабости. Она повернулась ко мне, хотя я смотрела прямо перед собой. — Я сделала то, во что верила. Это не может быть неправильным.

На востоке виднелись покрытые снежными шапками вершины гор Сан-Габриел, похожие на нарисованные яркими красками павильонные декорации. Где-то цвел жасмин, и ветер приносил его сладкий нежный аромат. Кто-то разложил на крыше своего дома искусственный снег и украсил пальму разноцветными гирляндами. Прекрасная ночь, без слов предлагающая вам калифорнийскую мечту, но я не могла за нее уцепиться. Лэйси постаралась. Калифорнийская мечта такая же выдумка, как и представление о том, что красоту можно оценивать.

Сейчас мне хотелось заняться одним-единственным делом, а именно разобраться с сообщением, полученным на пейджер. Где-то у подножия этих гор, там, где песчаные наносы наступают на город, лежит тело человека, умершего насильственной смертью.

Мы сели в машину. Лэйси сбросила розовые туфли-лодочки и вздохнула с облегчением. Мне столько всего хотелось сказать ей, причем кое-что — в обязательном порядке. Ты у меня просто чудо, девочка. Я не согласна с твоими методами, но горжусь тобой. Мне хотелось бы верить во что-нибудь так же сильно, как ты.

Но я промолчала.

— Меня вызвали на работу. Я подвезу тебя домой.

Лэйси кивнула, глядя прямо перед собой.

— Конечно, мамочка. Почему сегодняшний вечер должен отличаться от остальных? Езжай к своему покойнику.

По дороге Лэйси открыла окно и, как ни в чем не бывало, высунула руку с туфлями наружу. Она покрутила их на пальце, а потом я услышала, как они стукнулись о тротуар и покатились по нему, словно крысы, наперегонки бегущие в укрытие. Я украдкой бросила взгляд на дочку, которая смотрела вперед, лишь намек на улыбку затаился в уголках губ. Момент истины. Ее звездный час. Мое внимание снова переключилось на дорогу, и каким-то чудом мне удалось смолчать.

2

Когда я добралась до цветочного магазина «У Брима» на Ист-Орандж-гроув, 1390, место преступления уже успели оцепить желтой лентой. Рядом со зданием припарковались четыре полицейские машины, причем две с включенными мигалками, и два мотоцикла. Офицер полиции узнал меня и приподнял ленту, чтобы я могла въехать на пятачок, где стояла еще одна полицейская машина, два автомобиля без опознавательных знаков и фургончик судмедэкспертов.

Выйдя из машины, я посмотрела на часы. Двадцать три-одиннадцать. Аромат жасмина сменился едким запахом копченого перца чили, источником которого был лоток по продаже маисовых лепешек, расположившийся в том же квартале.

— Лейтенант!

Молодой офицер по фамилии Бейкер, вышколенный парень с невероятно прямой спиной, который выглядел так, словно, случайно отклеившись, свалился с плаката, призывающего вступать в ряды доблестной армии США.

— Это вы приняли вызов?

Он кивнул.

— Расскажите поподробнее.

— Нам сообщили о стрельбе…

Он сверился с протоколом. Офицер Бейкер — просто мастер по составлению протоколов.

— …в восемь часов тридцать пять минут. В восемь сорок две я был на месте. Подождал подкрепления две минуты, затем вошел. Следы взлома отсутствовали. Жертву вооруженного нападения обнаружил на территории разгрузочной площадки, лицом вниз, смерть, по-видимому, наступила от пулевого ранения в голову. К тому моменту, как подтянулись остальные подразделения, я оцепил два квартала.

— И?

Мысленно я вновь вернулась к моменту, когда Лэйси пустила в ход баллончик, а зрители конкурса красоты бросились врассыпную в поисках укрытия.

— Ничего. Задержали двух испанцев с открытыми бутылками пива,[2] но потом отпустили. Вернувшись, я обнаружил второго владельца магазина, спрятавшегося под витриной.

— Это он вызвал полицию?

— Не уточнил. Он был не в себе. Очевидно, магазин ограбили, и злоумышленники застрелили его партнера.

Иногда, когда молоденькие полицейские выражаются слишком заумно, словно они на телешоу, я чувствую себя вожатой младшего отряда скаутов или многодетной мамашей, хотя прелестей материнства мне и без этого хватит на несколько жизней.

— Свидетель внутри?

— Да, детектив Трэйвер осматривает место преступления.

Господи, спасибо тебе за маленькие чудеса! Я оставила офицера Бейкера с его протоколами и подошла к входной двери. Снаружи дверь была отделана кедром и навевала ощущение сродни тому, что описал Джек Керуак в «Биг Сюре»: «Я связан с каждым живым существом на планете». На двери висела деревянная табличка с надписью «Наш цвет зеленый». Я осмотрела замок, он был цел. На ручку криминалисты нанесли дактилоскопический порошок. В торговом зале имелось несколько больших охлаждаемых витрин, а в них — цветы в черных пластиковых ведерках с водой. В воздухе повис густой аромат, особенно чувствовались розы. Но в помещении витал и другой запах, пусть едва различимый, смешивавшийся с ароматами элитных сортов роз, — запах пороха.

— Ну, и как наша девочка?

В дверях, ведущих в подсобку, стоял мой напарник Дэйв Трэйвер. Крупный мужчина (рост около ста восьмидесяти трех сантиметров, вес — восемьдесят восемь килограммов) чуть за тридцать, с уставшим взглядом отца двухгодовалых девочек-близняшек. Дэйв всем говорил, что он бывший спортсмен и на первых курсах колледжа профессионально играл в футбол, хотя с каждым годом в это верится все труднее и труднее. На его лице играла таинственная улыбка, словно он ждал, что я открою ему какой-то секрет. Думаю, он считал себя Шкипером из известного сериала «Остров Галлигана», а меня — самим Галлиганом, которого Шкипер пренебрежительно называл Мой Маленький Дружок, хотя вообще-то я старше его на семь лет, да и по званию тоже, так что в нашей паре я старшая.

— Она победила, да? Я вижу по твоему лицу.

— Нет, на моем лице написано совсем не то, что ты думаешь.

Все, что касается детей, для Дэйва — своего рода белое пятно. Мысль о том, что крошечные совершенные создания, такие, как его девочки, могут вырасти и разочаровать его или что-то похуже, находится вне пределов его поля зрения. Дэйва трудно не любить, хотя порой эта черта мешает успешно справиться с работой полицейского.

— Ну же, колись. Она справилась?

Я вспомнила, как люди ныряли под кресла, пока Лэйси кричала слова, поставившие точку в ее карьере королевы красоты. «Вы убийцы!».

— Да уж, еще как справилась.

Глаза Дэйва стали огромными, как серебряные доллары, и заблестели от волнения. Мне ужасно хотелось пройти мимо любопытного напарника в подсобку и осмотреть тело. Некоторые люди, я имею в виду гражданское население, бегут от жизни, уезжая к океану или долго-долго гуляя в одиночестве, как Генри Торо, или бегая до тех пор, пока не выбьются из сил. А я предпочитаю осматривать места преступления. Все житейские мелочи улетучиваются прочь, как только я перехожу границу, обозначенную желтой лентой. Остается только молчание жертвы и то, что скрывается за этим молчанием.