Эндрю Пайпер - Проклятые Страница 21

Эшли взяла мою чашку со стола, хотя она мертва, ее нет!

Я вскочил, едва не опрокинув столик. Он качнулся, прошел сквозь нее и ударился о стул, на котором она сидела. Тот опрокинулся на пол, послышался металлический звон. Когда я вернул стол на место, Эш уже не было. Только стул валялся в луже пролитого кофе.

Несколькими секундами позже Эдди нашел меня возле стойки бармена. Я убеждал баристу не вызывать «Скорую» и старательно заматывал руку салфеткой, чтобы скрыть от Эдди покрасневшую кожу.

– Что стряслось?

– Ничего. Пролил на себя кофе, вот и все.

– Болит?

– Ну, так. Немножко…

Эдди мне не поверил. Не в том смысле, что «немножко болит», а в том, что я пролил на себя кофе. Я увидел, как вздрогнул его носишко, словно он учуял в воздухе какой-то знакомый запах. Как он окинул взглядом зал, словно стараясь заметить кого-то, кто только что был тут мгновение назад.

– Дэнни, а ты…

– Пойдем домой, я перевяжу эту ерунду, хорошо?

Он кивнул. Послушно пошел со мной к выходу, но уже у дверей оглянулся и снова посмотрел в зал, словно ожидал оттуда нападения.

Возвратившись домой, я сунул руку в кастрюлю с ледяной водой и стал размышлять о том, насколько этот визит Эш отличался от всех ее предыдущих появлений.

Никогда прежде она не совершала ничего настолько физически ощутимого. Ничего похожего на то, чтобы вылить кипяток на руку. В этом смысле она никогда ничего подобного не делала ни мне, ни кому бы то ни было еще с самой своей смерти. В то утро Эш сотворила нечто в реальном времени, изменила мир так, словно она поселилась в нем. Не призраком, не полтергейстом, не проекцией или чем-либо еще, что можно было бы назвать тенью, преследующей меня вот уже двадцать четыре года. Она явилась сюда. И в тот момент, когда она сделала то, что сделала, Эш действительно существовала в реальности.

И еще одно отличие.

Никогда прежде мы с нею не разговаривали так, как там, в кафе. Она говорила, посылая свои слова прямо в мое сознание, оставляя без внимания все мои комментарии. Однако, когда мы сидели за столиком и я ей отвечал, она явно слышала меня. Если и существовал барьер, превращавший наше общение в «испорченный телефон», то теперь он оказался разрушен. Эш присутствовала там собственной персоной, голос ее звучал чисто и обольстительно, как при жизни.

Итак, что же изменилось?

Я умер.

Эшли убила меня и привела в Детройт, в котором была обречена существовать и который она пыталась мне показать из дома на Альфред-стрит. Если бы я поднялся по тем ступеням и вошел в дверь, я бы никогда не вернулся назад. Потому что тогда я бы оказался полностью в ее власти.

Хорошая новость заключалась в том, что этого не произошло, потому что я возвратился.

Но была и плохая. Возвратившись, я притащил ее с собой.

Глава 17

В тот вечер, прочитав Эдди несколько первых страниц из его новой книги, мы с Уиллой открыли шампанское, которое один из ее друзей оставил нам в качестве свадебного подарка, и засиделись допоздна. Это помогло забыть образ Эш, сидящей напротив меня за столиком в кафе «Зинг», и даже еще более страшное видение сестры, спускающейся от алтаря. Искрящаяся сладость вина, возможность смотреть на Уиллу, ощущение тепла, исходящее от ее ладони, лежащей у меня на коленке, – все это стерло мрачные воспоминания. Почти…

– Будем здоровы! – Уилла подняла свой бокал.

– Мы вроде уже чокались, – улыбнулся я.

– А ты не можешь сделать это дважды?

– С тобой я готов делать все, что угодно, хоть целую ночь.

– Мне нравится, когда ты делаешь грязные намеки, мистер.

От любви глупеют. Я не знал этого прежде. Но и становятся мудрее, и вообще в вас что-то меняется, и не всегда это дает ощущение комфорта. Но в тот момент, слегка опьянев рядом с любимым человеком, мне захотелось дурачиться. Стать озорным мальчишкой, которым я никогда не имел шанса побыть.

А почему бы и нет?

Все так и происходит.

Счастье, которое я испытывал, находясь рядом с Уиллой и Эдди, напоминало мне, как мало его было в моей жизни. Что вызывало закономерный вопрос: почему это было так?

А вот и ответ.

Рука, выливающая на меня кофе. Поднятая вуаль.

– Уилла!

– М-м-м…

– Я тебя люблю! – Я постарался отбросить мрачные мысли.

Очень мало людей могли мне поверить, если бы я сказал, что моя давно умершая сестра каким-то образом сбежала с того света. И я допускал, что Уилла вполне могла бы оказаться среди них. Но я не собирался ей ничего говорить.

Мне хотелось защитить ее. И Эдди. Пусть они не знают о том, что я видел и что готов терпеть сам. Это было самым главным. Я буду делать то же, что и всегда: постараюсь удержать Эш в границах моего мира, буду хранить в тайне зло, исходящее от нее, чтобы оно могло коснуться только меня.

Таким был мой план.

Это никогда не срабатывало, – вмешалось мое прежнее «я», видимо еще не подпавшее под влияние шампанского. – Почему оно должно получиться теперь?

– Я тебя тоже люблю, – сказала Уилла и прикоснулась своим бокалом к моему в третий раз.

После моего сердечного приступа, решив прибраться в доме, Уилла сказала, чтобы я не вмешивался не в свои дела и не мешал ей, поскольку она лучше знает, как вести хозяйство. Жена говорила как домохозяйка, ревниво оберегающая свои домашние владения от вторжения невежественных варваров, однако я знал, что за ее шутливым тоном скрывается неподдельная тревога о моем здоровье и желание оградить от чрезмерного напряжения. В особенности от необходимости бегать вверх-вниз по лестнице. Как и все здания старого Кембриджа, построенные в колониальном стиле, наш дом был узким и высоким. Такими же узкими были и лестницы в нем. Поднимаясь по ним, приходилось задирать ноги выше, чем обычно, так что прогулка от кухни или гостиной на второй этаж в ванную либо спальню превращалась в своеобразную тренировку по спортивной ходьбе. Особенно внимательным приходилось быть на крохотной лестничной площадке между первым и вторым этажами, поскольку в этом месте лестница круто поворачивала направо, и это место требовало особой виртуозности, если держишь в руках ведро или пылесос.

Именно там я и столкнулся с Уиллой. Она спускалась на первый этаж с корзиной грязного белья, а я поднимался наверх.

– Ну, и куда это мы направляемся? – поинтересовалась она.

– Эдди у себя?

– Читает. А что?

– Уилла, я хочу с тобой серьезно поговорить.

– Звучит солидно. А ведь еще и недели не прошло, как мы поженились.

– Мы не можем дальше так жить.

– Жить как?

– Когда я пациент, а ты сиделка, уверенная, что я должен лежать в постельке. Я чувствую себя бесполезным и никуда не годным.

– Ну, «бесполезный» – это преувеличение.

– Но люди так не живут! По крайней мере, я бы не хотел, чтобы у нас было именно так.

Я ожидал, что она опять начнет ерничать, однако Уилла неожиданно пошла на попятную. Ее выдал нос, его совершенно очаровательный кончик слегка шевельнулся, и это означало, что дальнейшее, по ее мнению, заслуживает самого серьезного отношения.

– А как бы ты хотел, чтобы у нас было?

– Я хочу, чтобы мы были настоящей парой. Семьей! – Я несколько разволновался. – Не прятаться один за другого, а делать все вместе, как остальные нормальные люди! А прямо сейчас я был бы счастлив просто постирать это треклятое белье!

Ей это не понравилось, однако она, видимо, решила, что подобную помощь придется принять. В итоге она передала мне корзину.

– Ты спятил, – подытожила она. – Иди!

Спустя пару минут, всем своим видом показывая, что не собираюсь мешкать, я слетел на два пролета лестницы вниз, в прохладу пустынного подвала. Прачечная находилась в самом конце дома, далеко от лестницы. Простое помещение, обитое гипсокартоном, с дверью из клееной фанеры и обычной 100-ваттной лампочкой, свисавшей с одной из потолочных балок. Мне всегда нравилось это помещение. Даже когда я жил один, я закрывал дверь и не спеша закладывал вещи в стиральную машину, отмерял моющие средства, выбирал режим стирки, а потом с наслаждением вслушивался в умиротворяющий плеск набирающейся в барабан воды.

Сушилка также имела свою прелесть. Через стеклянный иллюминатор дверцы можно было видеть уютное повторение всего процесса просыхания исподнего белья и футболок. А если смотреть достаточно долго, то становилось заметно, насколько неуловимо меняются предметы с каждым поворотом барабана, насколько уникален каждый его подъем и спуск. Штанины взлетали, словно ноги пловца, уходящего под воду. Носок прилипал к стеклу, будто умоляя о пощаде.

Или вот это.

В стиральной машине я не заметил эту ветровку. Белую, с зелеными полосками на рукаве. Она почему-то показалась мне знакомой, хотя я не знал, откуда ветровка взялась. Нейлоновая спинка, воротник из хлопчатобумажной ткани. В наше время можно увидеть многих, кто носит подобные старомодные вещи, но я не из их числа. Может, Уилла купила ее где-нибудь на распродаже?