Серенький волчок - Виталий Левченко Страница 22

class="p1">Я смотрел на пожар, но представлялся мне почему-то не папаня, благополучно обуглившийся на кровати, а ползущий в крови по поляне сержант Плетнев. Нет, не прав Муштаков! Это не месть. В мести есть нечто злобное и дикое, что не вызывает сочувствия. А у мастера и у меня это было актом здравого и необходимого восстановления справедливости. Никакой злобы к отцу я не испытывал, а там, возле горящего дома, даже мелькнуло сострадание.

Глазеть, как пожарные заливают все пеной, было бессмысленно. Я пошел в школу за Катюшкой. Меня очень волновало, как воспримет она эту новость. Врать сестренке, что наш папа стал ангелом и полетел на небо, мне представлялось мерзким.

В школе уже знали о пожаре. Когда я пришел, Катюшку одели. Воспитательница сделала страшные глаза и шепнула мне на ухо, что девочке ничего не сказали.

Мы купили в палатке пирожные и сели под навес на скамейку.

– Знаешь, Катенька, мы поедем в новый дом не в субботу, а пораньше, – сказал я. – Там у тебя будет много игрушек, и даже своя комната, а я сделаю большой домик для кукол.

Катя оторвалась от пирожного и протянула восхищенно:

– Здо-о-рово!

Она заулыбалась, но потом нахмурилась.

– А мы поедем туда с дедой?

Катя называла папаню дедом. Но это и не удивительно. Поздний ребенок. И во мне она видела не только брата, я практически заменил ей отца. Для шести лет она была очень умной. Наивно считать, что она испытывала к пьяному, ненавидящему ее бичу теплые чувства. В таком возрасте ощущение родства еще не формируется долгом, моральными установками и стереотипами. Для Кати биологический отец был лишь источником постоянных страхов, и она с радостью бы от него избавилась. Точнее, уже избавилась, с моей помощью.

Я ответил:

– Нет, сестренка. Деда снова сильно напился водки, громко ругался, поджег наш дом и сгорел сам. Деды больше нет.

Вот так я сыграл на чувствах сестры, для ее же блага.

Катенька напряженно смотрела на меня, ловила каждое слово. Как это бывало в моменты особого волнения, глазик у нее стал косить еще сильнее.

Она опустила голову. Долго сидела так и ковыряла носком туфельки землю. Потом сказала:

– Я хочу на карусели.

Карусели были в поселке, где жила мамина подруга тетя Клава. Желание Кати совпадало с моими планами. Я рассчитывал, что пару-тройку дней мы перекантуемся у тети Клавы. Думал оставить там сестренку и заняться формальностями с похоронами папаши.

Когда мы приехали, я рассказал, что случилось. Тетя Клава чуточку поплакала. Наверное, для приличия. Было бы лицемерием всерьез жалеть обезумевшего алкоголика. Мы вспомнили маму. А потом разговор перешел на другие темы.

Я попросил тетю Клаву пару деньков посидеть с Катюшкой, пока буду улаживать оставшиеся дела. Вечером мы сходили с сестренкой на карусели, а следующим утром я вернулся в деревню.

Пожарная пена за ночь осела. Дом походил на сгоревший спичечный коробок. Торчали обугленные останки стен. Ходить на пепелище было противно. Показались соседи. Мне вовсе не хотелось встречаться с ними, опять видеть на их лицах плохо прикрытое жалостью равнодушие.

Но следовало вести себя естественно. Я покорно выслушивал охи да ахи. Кто-то сказал, что меня просили зайти в милицейский участок. Это не стало для меня неожиданностью.

Нашего участкового, Юрия Семеновича Каткова, я знал хорошо. А ему прекрасно было известно наше семейство, точнее, папаша: отец иногда ночевал в кутузке, после особенно буйных попоек.

Участковый расспросил, где я был вчерашним днем. Я рассказал, что ходил к Муштакову. Молоденькая стажерка жалостно глядела на меня, пока я ставил подписи в протоколах.

Юрий Семенович проводил меня до крыльца. Во дворике мы задержались. Он закурил и сказал:

– Володя, если бы я не знал твоего отца, то, буду откровенен, ты официально попал бы под подозрение. Экспертиза показала, что на момент смерти отец ваш накачался водкой под завязку. И бутылки возле тела мы нашли, и алиби у тебя железное, и парень ты хороший, вон, как с сестренкой возишься, не каждый так сможет. А все-таки неспокойно у меня на сердце. Вы же уезжать собирались?

– Собирались, – подтвердил я. – Все трое. А оно вон как вышло. Хоть папаша теперь и покойник, но и я скажу вам честно, Юрий Семенович: что ни делается – все к лучшему.

Участковый попыхал сигареткой, а потом ответил:

– Тебя понимаю. О покойниках плохо не говорят. Но житья с ним вам не было бы, это факт. Ты вот что. Там особо копать нечего. Оформляем как несчастный случай при неосторожном обращении с огнем в состоянии тяжелого алкогольного опьянения. Вечером можешь забрать тело. Оно в мешке будет. Лучше не смотри. Мало что осталось, угли да кости. Когда хоронить думаешь?

Я сказал:

– Завтра, наверное. Если успею. После похорон сразу уеду.

Участковый протянул мне руку.

– Ну, добро. Счастливо устроиться на новом месте.

Мы распрощались, и я ушел.

Муштаков помог мне быстро организовать похороны. Не знаю, догадывался ли он, что произошло на самом деле, только по его виду я ничего понять не мог.

В среду днем я похоронил папашу. На кладбище, кроме мастера, пришло несколько соседей и старух с другого конца деревни. Старухи с осуждением перешептывались, что я тороплюсь хоронить, что это не по-христиански: без отпевания, не в третий день, да еще отдельно от матери. Но мне было плевать на их пересуды. Класть рядом с мамой ее убийцу я не мог.

После похорон все с кладбища отправились в магазинчик к Райке. В дальнем конце помещения стояли три высоких столика, как в пивных. Я организовал выпивку и закуску. Подтянулись и местные халявщики, нарисовалась пара алкоголиков, с которыми папаня иногда пил. Муштакова не было, с кладбища он пошел домой. Мы договорились заранее, что я потом зайду к нему помянуть отца.

Я выпил для приличия рюмку водки. Минут через десять незаметно вышел из магазина. По пути к учителю вспомнил, что к вечеру должны приехать покупатели на наш дом. А папаша сгорел вмести с их задатком! Я представил, с какими лицами они будут стоять возле головешек. Юридически задаток не оформляли, так что я по-прежнему оставался наследником и мог продать участок, когда захочу. Но средства пока имелись. Да и существовали теперь дела поважнее.

Этим вечером я долго сидел у Муштакова. Помянули папашу. Мастер записал мне рабочие контакты в московской области, для закупки ценной древесины. Обещал приехать в гости. Дал денег. Я сначала отказывался. Но он настоял. Говорил, что это не подарок, что это просто взаймы,