Филипп Ле Руа - Последний Завет Страница 24

– Сесть я вам не предлагаю: замараетесь. Тут все в гное.

Сам Алан сел в кресло, повернутое к окну, единственному в доме, сквозь которое просачивалось немного света. Между ломаными планками жалюзи виден был залив Золотые Ворота.

– Единственное удовольствие, оставшееся у меня, прежде чем я сдохну, – смотреть в окно на этот гниющий мир, который я трусливо покидаю. Советую вам не приближаться ко мне, если вы не намерены окончательно лишиться сна. Тем более что для вас главное слушать, а не смотреть.

Броуден начал трудный монолог, прерываемый приступами кашля и отхаркиванием. История его начиналась самым классическим образом. Он разорился, все потерял – фирму, работу, положение в обществе, семью, друзей, имущество, честь, здоровье. Он страшно сожалел, что нельзя обвинить в своих бедах кого-то конкретно. Некоего врага, к которому можно испытывать ненависть и благодаря этому выше держать голову. Но как негодовать на компьютеры, биржу, рыночные законы? Как проклинать женщину, которая сбежала от тебя? Как питать злобу к тому типу, который заменил тебя и воспитывает в комфорте твоих детей? А он без парашюта рухнул на самый низ социальной лестницы. Очень скоро ему пришлось собирать в барах пустые бутылки, стать завсегдатаем донорских пунктов, где из него выкачивали литры крови, стоять у столовок Армии спасения в очереди за благотворительным супом, рыться в мусорных баках, узнать, что такое нищета, ночевки под мостами, вши, блохи, фурункулы, зловоние. В Окленде в католической миссии он встретил одного парня, слышавшего, что какая-то лаборатория в Фэрбэнксе предлагает пять тысяч долларов добровольцам, которые согласятся лечь на неделю в больницу и пройти серию тестов.

Броуден ухватился за эту оказию.

Он занял денег на дорогу и поехал на север. Двое врачей приняли его в кабинете на дому в пригороде Фэрбэнкса. Там было еще пятеро других добровольцев, таких же грязных, как он. А также один студент, которого не взяли. Первым делом их заставили подписать тонны непонятных юридических документов, а потом усыпили. Проснулся Алан в комнате без окон. Кроме двух врачей им занималась медсестра, такая красивая и ласковая, что он думал, уж не перенесли ли его в рай. От пребывания там у него остались смутные воспоминания, смазанные долгими периодами искусственного сна. Ему ставили капельницы, зонды, делали уколы, проводили УЗИ. Болезненно терзали плоть, а также пускали электрические импульсы в голову и тело. После этих экспериментов с электрическим током он мог с полным знанием дела рассказать, какую боль чувствует приговоренный к смертной казни на электрическом стуле. Через шесть дней его выставили на улицу с пятью тысячами долларов в кармане. Броуден вернулся в Сан-Франциско с навязчивой идеей подарить детям (не спрашивая разрешения у их матери) два сказочных дня. Это будет его маленькой местью. Местью бывшей жене, которая бросила его, местью себе за то, что на первом месте у него стояли не дети, а работа. Он похитил дочку, а та первым делом сказала ему, что Томми упрятали в сумасшедший дом. Это известие вывело Алана из себя. «Вот сволочи, разлучить Томми и Джесси – это все равно что расщепить атом, результатом может быть только взрыв!» – объяснил он Натану, выхаркивая мокроту. Поскольку терять ему было нечего, Броуден без колебаний похитил и Томми, воспользовавшись телепатическими способностями Джесси. Под руководством сестры аутист без затруднений вышел из клиники.

Алан Броуден, сочтя, что владеет ситуацией, решил не возвращать детей их недостойной матери. Он подумал, что они смогут жить в этом плавучем доме в Сосалито, принадлежавшем когда-то одному из его клиентов, которого разорили налоги. С тех пор бывший хозяин в дом на плашкоуте не заглядывал. До Броудена туда уже самовольно вселился какой-то тип. Пришлось драться, чтобы тот согласился, что тут будет жить кто-то еще. Верней, ночевать, потому что днем Алан возил сына и дочку в зоопарк Сан-Франциско, к бизоньему загону в парке «Золотые Ворота», в океанариум «Морской мир Африки», в рощу секвой в Мьюир Вудз, и они там гуляли. Алан совершенно не думал, что его может арестовать полиция. У него была одно желание: истратить пять тысяч долларов на детей, наверстать упущенное время. Энергии в нем было хоть отбавляй. Он мог долгими часами, не уставая, носить Джесси. Пока по телу не пошли пятна и свищи. Какая-то странная патология, сопровождавшаяся помутнением сознания, ослаблением интеллектуальных способностей, провалами оперативной памяти. Он решил выходить реже. У него стал выступать кровавый пот, и его воспаленное тело начало распухать. Алан понял, что все эти явления связаны с опытами, которые производили над ним на Аляске. Видя, какие метаморфозы произошли с ним, его сосед сбежал. А вскоре в его берлогу заявился Боуман. Броуден рассказал свою историю федеральному агенту, который согласился дать ему спокойно умереть и пообещал доставить детей их матери. После этого Броуден не получал от Клайда никаких известий, а состояние его здоровья серьезно ухудшилось.

– Я нашел наконец врага, с которым нужно бороться, – двух негодяев, пошаливших с моей ДНК, да только поздно.

– Вы очень страдаете?

– Как ни странно, я привык к боли. Как к наркотику. Это дает мне ощущение, что я еще жив.

– Почему вы не легли в больницу?

– На какие шиши?

– Боуман не предложил вам хотя бы проконсультироваться у врача?

– Свою дозу врачей я уже перебрал. А потом, я не желаю, чтобы меня демонстрировали как человека, больного слоновой болезнью. Да, признаться, и поздно уже. Я не выхожу отсюда, я перестал есть. Все съеденное питает мутации во мне, так что я потихоньку умираю…

Приступ кашля заставил его прерваться. Очистив легкие, он продолжил:

– Я не понимаю, почему Джесси и Томми оказались с вами.

– Боуман держал их у себя.

– Почему?!

На этот вопрос у Натана не было ответа. Он предпочел прозаическое объяснение:

– Для него очень важна была поездка на Аляску, и он втайне доверил заботу о Джесси и Томми одной своей хорошей знакомой.

– Но это незаконно.

– В этом деле я вообще не вижу ничего законного.

– А теперь уходите. Сейчас у меня будет приступ, и я предпочел бы быть единственным его свидетелем. Отвезите детей к матери и забудьте все, что я вам тут наговорил.

– Я не имею права бросить вас здесь умирать.

– Вы сами только что сказали, что в этом деле нет ничего законного.

– Что я могу сделать для вас?

– Я непрестанно твержу это вам. Возвратите детей в семью и ступайте с миром. Ах да!.. Поместите на моей могиле надпись: «Умер во имя науки!»

– Вы должны показаться врачам, никогда нельзя терять надежду…

– Кончайте говорить банальности.

Броуден встал. Натан попятился. То, что он увидел в слабом свете, просачивающемся через жалюзи, невозможно было описать словами. За свою карьеру ему случалось сталкиваться с вещами ужасными, мерзкими, неописуемыми. Очень часто ему казалось, что он уже коснулся дна. Однако эта ночь доказала: еще нет.

Натан вышел из дома, стараясь не вдохнуть его воздух, который, казалось, привносил запах смерти. Томми все так же, не двигаясь, стоял на набережной и держал спящую Джесси. Натан попытался навесить дверь на петли. Из дома донесся замогильный голос:

– Не тратьте время, я приколочу ее… заколочу свой гроб изнутри.

Это были последние слова Алана Броудена.

25

По дороге в Сан-Хосе Натан пытался очистить мозг. Это было все равно что поднять «Титаник». Синапсы взрывались автоматными сериями. Он выключил радио, где комментировали покушение на израильских туристов в Кении, и сосредоточил взгляд на асфальтовой ленте шоссе. Снизив скорость, он принялся декламировать литании Нембуцу, которые якобы должны отделить его от рефлексов. Его существование было сплошным пищеварением, тело – нечистым и отвратительным. «Как же все это ничтожно! Противно. Почему я здесь?.. Поклонение будде Амида![6] Поклонение будде Амида…» Медитативное насильственное приближение к буддизму Амида, заключающееся в постоянном повторении мантры, не помогло стереть мысли, ведущие его в ад.

Очистить голову стократ трудней, чем заполнить ее.

Натан позвонил Шарлиз Броуден, чтобы предупредить, что едет к ней и везет Томми и Джесси. Она восприняла новость потоком пьяненьких слез и, как обычно, не задала ни единого вопроса.

Смотреть на асфальтовую ленту и сосредоточиться на управлении машиной.

Лав с промежутком в несколько часов перенес два потрясения. Он уже был не в состоянии выгребать, как некогда, клоаки людских душ. От зла его трясло. Он намеревался как можно скорей передать детей матери. А после этого вернуться к себе.

На часах было 23:40.

Он набрал номер личного телефона Максвелла. Тот не спал. Что ж, тем лучше, потому как придется быть внимательным. Натан включил автоматический регулятор скорости, прежде чем начать рассказывать о Флетчере и Гровене, об их подопытных, набранных из бездомных, в числе которых оказался Алан Броуден. Эксперименты, проводимые этой парочкой ученых, вызывали у добровольцев гипертрофию желез внутренней секреции и даже акромегалию.