Измайлов Андрей - Время ненавидеть Страница 26

А деньги – в коробочку с бумажными фильтрами, в третью сверху. Кто будет в химикатах рыться, если и заберется в квартиру? Там кислоты-щелочи, порошки неизвестные, гранулы всяко-аллергенные. И коробочки. С фильтрами. Видите: с фильтрами. И другая… видите, с фильтрами. И третья… Ну их! Все, что ли, ворошить?! Понятно, что не здесь. Очевидно… Молодец я? Я молодец!

И не просто молодец, но и – оригинал. Профессионал-сыскник похвалил: не в белье, не в книгах, не как все! Ему виднее! Ему знакомо! Он журнал «Вязание» с увлечением читает. Вязать – работа у него такая! Чуть что: вяжи их! Зло берет! На себя и… на Мыльникова даже больше!

Клиенты Мыльникова – они от кого прячут? От того же Мыльникова, если он столь часто обыски проводит, что и закономерности отмечает (и: вяжи их!). А меня пусть ОБХСС не касается, меня пусть всяческие «бэхи» не трогают! Я – затравленная итэдэшница, которой есть кого опасаться, помимо доблестной милиции. Ей вменяется меня беречь, пусть и бережет. Да, бережет, – а не только звонит по старой школьной привязанности за день до выброса в распродажу конфискованных шмоток: учти, завтра в Апраксином после трех. Бережет, а не юродствует по поводу моих сбережений. Пусть лучше оградит меня от свинских ублюдков-садистов и прочих вымогателей раз и навсегда, а не только в случае пожарного звонка. Чтобы не от кого мне было прятаться и прятать.

Зло берет! И все-таки больше на себя, чем на Вику. Потому что понимаю всю огромность требований к нему и если выскажу сейчас, то проявлюсь мелкой истеричкой. Он-то при чем? Сделал все и даже больше, а у тебя, милая моя, рефлексии нервные к существующему порядку вещей в глобальном масштабе. Пользуйся тем, что Мыльников доподлинно, знает существующий порядок вещей, и спроси как бы ненароком, как бы уходя в сторону… К слову…

У него же связи, у него же должность, он в системе работает. Поможет? Не хочу, не буду просить! Не хочу, не буду понимать – не женское дело! Женское дело – рефлексировать.

Хорошо – не просить. Но спросить?

– А я вот оригинал! – соглашаюсь я, перепрыгнув через самолюбие. – Индивидуал. Таких поискать! – И, нутром ощущая, насколько неестественно мое «к слову», равнодушно интересуюсь: – К слову! Вика, ты можешь разъяснить? Все эти рэкетиры, кооперативы… На них вообще есть управа?

– На рэкетиров или на кооперативы?

– Ну на кооперативы, я знаю, есть. Я же не слепая-глухая! – смешок у меня ва-аще! Сама непринужденность, тьфу! – А на рэкетиров?

Меня, мол, постольку-поскольку занимает. Постольку-поскольку одноклассник есть человек занимательной профессии, а женщины существа любопытные. Кто им еще расскажет, если не одноклассник?! Что-нибудь такое не служебно-секретное, а типа просветительной лекции.

И Вика не пошел навстречу, не проникся, а именно прочел просветительную лекцию: «Значит, насчет рэкетиров. Раньше их можно было привлечь только по девяносто пятой или сто сорок восьмой Кодекса. Но не привлекали…». Чуть раскачиваясь в такт на кухонном табурете, спиной опираясь на холодильник, аккуратно прихлебывая кофе.

Хоть бы спросил, почему я только ему налила, а себе нет! Хоть бы спросил, где я, по нынешним временам кофе достаю. И себе не налила потому, что джезва маленькая, сувенирная, всего на одну чашку. Но это не от этого. Просто всего ничего осталось: горсточка зерен на дне банки. Что за напасть: раньше кофе был- денег не было, а деньги появились – кофе днем с огнем не сыщешь. Завтра пойду искать, глазки строить. А он хоть бы спросил!

И спрашиваю.

– Еще сварить?

Не дай бог, скажет «да»!

– Да. Спасибо.

Я не успеваю очередной раз на него разозлиться, так как испуг опережает – да, пугаюсь и теряюсь: после «Да. Спасибо» Вика встает и… не прощаясь уходит. Замок входной двери щелкает, закрывшись за ним. Ушел…

Сижу, как дура на чайнике!

Куда же ты?! Куда же ты?!

Почему Вике проигрываю? Потому что вынуждена первой затевать разговор, спрашивать. Он ни разу не задал ни одного вопроса, чтобы представилась возможность хотя бы его проигнорировать. Или перебить, отсечь в беседе: «Ой, хватит, достаточно!». Хилый, но все же выигрыш.

Жизнь – борьба. Жизнь женщины – борьба с унижениями. Просящий – заведомо в униженном состоянии. Просящий, спрашивающий. Заведомо!

Можно, правда, по-разному спрашивать. Например, как садисты в ОПОПе. Тогда наоборот. Но тут дело в том, что задавая вопрос, они знают ответ, то есть владеют ответом, который единственно верный с их точки зрения. Они только проверку ведут. Показывают кошку: кто это? Кошка, говоришь. Пра- авильно! А скажешь: собака? Бровью не поведут, отметочку между собой тебе выставят и дальше спрашивают. Если вопрос звучит экзаменующе, а не удивленно, всегда выигрывает экзаменатор.

В исполкоме вот тоже. На комиссии…

… сначала промурыжили сорок минут в зале с лепниной и позолотой. Оказывается, зала – только подступ в святая святых, где слуги народа решают судьбы народа.

– Товарищи индивидуалы! Не расходитесь и не шумите. Сейчас кооперативщиков освободят, и сразу вы. Не расходитесь и не шумите!

Разойдешься тут, пошумишь! С тобой как с равным власти будут говорить! Но именно «как». Непринужденно, демократично, в духе времени – ан ей, власти, решать: быть тебе или не быть… индивидуалом. Выдать тебе патент или погодить. Нам просить, им спрашивать почему просим.

Зверякина очередную папку открывает, называет меня. Иду будто первый раз на каблуках. К тому времени, что нас запустили в зеркальноковровую святая-святых, уже трех зарубили: двух фотографов и одну «фриволите».

С фотографами в нашем районе вопрос уже решен. С избытком…

– Ваше «фриволите» еще не на должном художественном уровне. Мы же о наших жителях обязаны думать, о покупателях ваших. Вкус воспитывать…

А Зверякина вообще бы всех зарубила – по глазам читается. Дал же бог фамилию секретарю исполкома! Еще на стадии оформления кипы предварительных бумажек она всех и каждого изводила. И все и каждый предвосхищали: вот пробьемся на комиссию исполкома, там заодно вмажем по Зверякиной при всей власти! Вот ей будет-то!.. И я предвосхищала…

Головой-то я эту жуть с ружьем понимаю: сидит на ста сорока и если думает пересесть, то в той же системе. А тут идут и идут нэпманы новоявленные, деньги лопатой собрались грести! Вот она сейчас все бросит и займется вашей лопатой, как же! Не-ет, мы у нее набегаемся, насидимся, настоимся, напсихуемся, напереписываемся… Головой-то Зверякину понимаю, но потому душой не выношу! И предвосхищала.

А пока дожидалась своей очереди, поняла, что Зверякина пусть и винтик, но в машине. И машина дорожит каждым винтиком, а сейчас она, машина, вкупе со Зверякиной будет решать. Про меня… Моя очередь.

Строгокостюмные, сверлящеглазые. Человек двадцать. А во главе – Сам.

Вопрос о квалификации.

Химик с дипломом и со стажем. Семь лет.

Вопрос о месте работы.

Лаборатория полимеров. Внушительно.

Вопрос о сырье.

Неликвиды! Неликвиды! (Ничего с прилавков не исчезнет, если Красилину комиссия соизволит утвердить и дать добро на патент!)

Вопрос о пункте сбыта.

Есть договоренность, уже есть.

На Некрасовском?

Спаси и сохрани, конечно нет! Что же я, не знаю… В вестибюле метро. На «Удельной».

Лоток?

Да, самодельный… (Пока толклись два месяца по коридорам власти, сотоварищи настрого внушали: «Про место сразу надо говорить, что уже есть. Они, исполкомовцы, по закону обязаны сами предоставить, если нет, а у них самих нет. Так что если не сказать, то – зарубят без вариантов!»). Самодельный, но очень хороший! Товарищ по работе сделал, он специалист! (Петюня меньше всего специалист в строительстве лотков, даже меньше, чем химик. Но ДЛЯ МЕНЯ действительно расстарался. Подозреваю, даже не сам, а в кооперативе заказал. Но уверил, что сам. Бедняжка, с его-то зарплатой…).

– Ну-у, Галина… – зырк в бумагу перед собой, – Андреевна! С лотком можно было так и не торопиться. Вдруг мы вас сегодня не утвердим? – и смотрит Сам, гад, отец родной, с той самой, как они обожают говорить, с лукавинкой. – Вы, например, уверены, что ваша продукция будет пользоваться успехом? Не обанкротитесь? А то подумайте еще, и мы подумаем. Мы ведь о каждом жителе нашего района должны думать. Опытные химики району нужны, а вот нужны ли… хм!., «дурилки»… И вообще, что это такое? Виза отдела культуры есть? – не у меня спрашивает, у своих. – Есть. Хм!

Под увесистым «хм!» Варвара качает осуждающе своим «Каре» и что-то такое записывает. Словно не она визу, то есть резолюцию отдела культуры, ставила. И прыскала, охала-ахала, когда я ей «крантик» продемонстрировала, а потом от широты души подарила, чтоб ты подавилась! (Как раз я его, «крантик», освоила, а «шлепа», «цокотуха» и прочие – давно готовы!).

– Так что это такое? Что это? – Сам вопрос задал, но без удивления. Не было удивления. Превосходство экзаменатора было, да.