Клэр Сэмбрук - Игра в прятки Страница 27

Мама перегнулась через стол, почти дотянулась до моей руки.

В дверь позвонили, мама побежала открывать, и я услышал, как она рассмеялась. В последнее время она опять стала смеяться. Потом она вихрем умчалась наверх, так что я даже не успел толком разглядеть коробку у нее в руках. Интересно, могут в такой коробке поместиться ролики, о которых я так старательно намекал маме?

Я подарю ей кельтский крест — мозаику из яичных скорлупок. Сам сделал. Из сорока шести кусочков. Каждый кусочек я трижды покрывал лаком. Серебряные, золотые и бронзовые кусочки я приклеил на лист картона, а сзади приделал булавочку. Конечно, крестик вышел немаленький, но все же мама сможет носить его как брошь, если захочет.

Я ничего не купил, потому что в этом году мы договорились не украшать дом и вообще особенно не праздновать. Но потом она буквально завалила комнату Дэна кучей всяких непонятных коробочек. Так что, может, и стоило что-нибудь ей купить, раз уж она ради меня так беспокоится.

Она вернулась запыхавшаяся и счастливая и снова занялась конвертами.

— Мам, а как же конфеты, где они?

— Ты уже слишком большой для конфет, Гарри.

Ничего себе. Надо отослать им открытку обратно и снизу приписать: «Гарри все еще жив, знаете ли. И все еще любит шоколадные конфеты и шоколадки».

— На, поиграй с этим, если хочешь, — сказала мама, пододвигая ко мне черную коробочку, здорово смахивающую на маленький гроб.

Я открыл ее. Внутри лежали два серебряных шарика. Такие не съешь.

— Это от кого?

— От Бренды Бизли. Мы с ней в роддоме познакомились. Родили в один день. Давно ее уже не видела. — Она бросила мне открытку. — Ты только посмотри. Игрушки и щенок. Наверное, специально выбирала для столь трагичного случая.

Я развернул открытку Бренды. Внутри было лишь два слова: «Как вы?» Слово «как» было подчеркнуто. С тех пор как пропал Дэниэл, люди всегда так спрашивали, нажимая на слово «как».

— А что это за шарики?

— Для медитации. — Мама глубоко вздохнула и передернула плечами. — Считается, что это успокаивает.

Я покрутил их в руке. Они были холодными и позванивали. Придумала тоже подарок, эта Бренда Бизли. Старик Джефри и тот умнее. Бита у него, конечно, паршивая, зато он без конца сует ириски в почтовый ящик.

Мама заглянула в следующую открытку.

— Какие люди. Гордон из «Гардиан». «Когда будешь готова, свяжись со мной. Гордон». Готова к чему, Гордон? Вот что мне очень хотелось бы знать.

Я заметил конверт, на котором почерком Джоан было написано: «Для Гарри Пиклза». Я схватил конверт и спрятал под столом, у себя на коленях.

— Нет, вообрази, Гарри! Они приглашают меня на новогоднюю вечеринку. Бокал шипучки — это как раз то, что мне сейчас нужно. Что за странные люди!

Она послала кому-то невидимому воздушный поцелуй, забрызгав меня кофе из своей чашки.

Я незаметно открыл конверт. Внутри была записка от Джоан и Отиса: «С праздником. Мы тебя очень любим. Целуем». И еще открытка, которую они сами сделали. Внизу надпись: «Отис. Невыполнимых миссий не бывает». А сверху — фотография Отиса в пожарной форме. Чуть выше они сделали в открытке дырочку и продели в нее шнурок, будто решили, что я буду носить ее на шее. С обратной стороны были написаны домашний и рабочий телефоны Отиса и Джоан.

— Представляю себе этот прелестный вечерок, — не унималась мама. — Как поживаете? Слышали, у меня сын пропал. Ясное дело, слышали. Сами ведь читателей развлекали статейками на эту тему. — Еще пара воздушных поцелуев. — Надо бы как-нибудь встретиться, поболтать за чашечкой чая.

Она хлопнула свою чашку об стол.

— Силы небесные! Нет, ты слышишь, Гарри? Силы небесные!

Сейчас она скажет, что ей тридцать девять.

— А из «Мейл» ни строчки, — сказала она. — Скоты бездушные.

Я решил не рассказывать об открытке Джоан и Отиса.

— Поймал! — донесся радостный визг с улицы, когда я открыл окно, чтобы в комнате не так воняло мочой.

— Счастливого Рождества, Гарри, — сказал Биффо.

— Тебе тоже, и отвали, — ответил я.

Я раздвинул шторы и увидел, как Кэл носится за отцом вокруг белых от инея кустов. Было так холодно, что у обоих пар изо рта шел.

Кэл прицелился, выстрелил. Лазерный автомат на Рождество получил, точно. Почти как настоящий.

Пуф.

— Попал!

Отец схватился за живот, согнулся и упал замертво.

В обычные дни папашу Кэла не было видно. Зато на Рождество он заявлялся с кучей самых классных подарков. Сейчас на нем была уродливая дутая куртка, в которых даже самые тощие выглядят толстяками, а сверху бронежилет. Их вместе с автоматами продают, чтобы знать, попал ты или нет.

Не надо мне лазерного автомата. Мне бы и роликов хватило. Да еще радости бы немного. Но это я бы и сам себе подарил. В Рождество ведь даже солдаты покидают свои окопы и танцуют с врагами. Это называется перемирие.

Я спустился по лестнице вниз и услышал, как мама в спальне разговаривает по телефону.

— Ах, Доминик. Ты знаешь, с ним так трудно.

О ком это она, интересно.

Я поискал в гостиной. Нигде ни следа подарков. Мама умеет прятать. Обшарил кухню. Потом кладовку. Вернулся наверх, чтобы заглянуть в комнату Дэна. Запретил себе представлять, как Дэн сидит в засаде в углу лестничной площадки. No pasaran.

Дверь в комнату Дэна была заперта.

Мама опять на телефоне.

— Конечно, мы семья, конечно… Вечером с пяти до восьми. Все поняла…. Больница Венди Севидж, третий этаж. Ясно. М-м-м. А в День банков? Ох, бедняжка.

Я вернулся на кухню, поел хлопьев.

Под кроватью! Подарок под кроватью! Точно. Как я сразу об этом не подумал? Я поскакал наверх. На улице верещали Бен и Себастьян. Что с них взять. Мелкота семилетняя.

Под кроватью!

Пыль.

Мама положила трубку. Я схватил брошку, помчался вниз.

— С Рождеством, мам!

— Ох, Гарри, какое Рождество? — Похоже, она не шутила.

— Сегодня же Рождество, — сказал я.

Она поджала губы. Она так всегда делала, когда работала над статьей, а мы ей мешали.

Я спрятал брошь за спину.

— По-моему, мы с тобой договорились, Гарри, что сегодня самый обычный день.

Мы оба молчали. Стало так тихо, что казалось, будто Себастьян и Бен смеются прямо здесь, в нашей комнате.

Самый обычный день? Разве это обычно, притворяться, будто бы Рождества и нет совсем? Даже Бернштейны зажгли гирлянды.

— Гарри, не надо так.

— Не надо как? — Я еще вообще ничего не сказал.

— Гарри, подожди.

Я не слышал, что она потом говорила. Влетел в свою комнату, захлопнул дверь прямо у нее перед носом.

Это нечестно, неправильно. Я стащил одеяло. Швырнул на пол. Запустил подушкой в дверь.

НЕЧЕСТНО!

Иногда надо собраться, поднять голову повыше. Надо жить. Я же живу, хожу в школу, пишу контрольные, веду себя, как нормальный человек. Так почему она не может?

Я хотел разодрать простыню на куски — не вышло.

Она украла у меня Рождество! Это нечестно.

Я ударил по стене ногой. Больно.

Я оглянулся. Хотелось рвать, ломать, крушить. А папа… Папа тоже хорош. Взял и наплевал на Рождество. Что это за похороны такие, что длятся вечность?

Я сорвал с приготовленного подарка бумагу, которую сам расписал, растерзал, выбросил в окно. Сотни крошечных кусочков разрисованной вручную бумаги снежинками закружились в воздухе, усыпали Бена и Себастьяна.

Себастьян сказал:

— Я сделаю машину времени и отколочу тебя раньше, чем ты родишься.

— Имей в виду, я все слышу, — сказала их мама.

ВСЕМ ПЛЕВАТЬ!

Я неправильно посчитал. Их было сорок девять, этих маленьких кусочков моей самодельной мозаики. Ручкой я отковырял все по очереди.

НЕЧЕСТНО. Жизнь там, за окном, продолжается, а здесь… НЕЧЕСТНО.

Что это?

Сквозь слезы я увидел, как за окном пронесся Кэл.

Что это у него?

Блестящие новенькие ролики.

А еще черные налокотники, наколенники и шлем.

Нет!

Нет!

Нет!

НЕЧЕСТНО.

— Гарри! Прости меня, — умоляла мама за дверью. — Я все исправлю. Ты только подожди еще немного. Все изменится.

Так я тебе и поверил.

— Йо-хо-хо! — кричал Кэлем.

Неужели обязательно так орать? Хоть бы он упал и проломил себе башку.

Я слышал, как мама побрела в свою комнату.

Кэл завертелся на месте, подпрыгнув, полетел.

Вот урод! Хоть бы свалился.

Кэл замахал руками, как ветряная мельница. Одна нога поднялась вверх, сам он как-то согнулся, наклонился и начал падать.

Шмяк! Лицом об асфальт. Сначала лицом, а потом и всем телом. Последними хряснули ролики.

Хрясь, хрясь. Все. Лежит, не двигается.

Земля под ним окрасилась в красный цвет. Какое-то время, должно быть секунды четыре, ничего не происходило.