Пьер Леметр - Жертвоприношения Страница 28

Главное — никакого шума, операция Верховена этим-то и отличается от остальных, и в этом ее главная цель.

Через час в Париже не остается ни одного подозрительного субъекта, рожденного между Загребом и Мостаром, который бы не знал, что идут лихорадочные поиски Равика. Он где-то отсиживается. Полицейские окуривают все щели, все туннели, трясут проституток, хватают всех, предпочтение отдается нелегалам.

Шоковая терапия.

Сирены визжат, по фасадам бегут розовые блики от мигалок, в Восемнадцатом округе одна улица заблокирована с обоих концов, трое мужчин пытаются скрыться, их задерживают. Камиль, стоя у первой машины, наблюдает за происходящим, он разговаривает по телефону с бригадой, которая только что ворвалась в подозрительную гостиничку в Двадцатом округе.

Будь Камиль в другом состоянии, он мог бы испытать чувство ностальгии. Раньше при подобных обстоятельствах, во времена Великой бригады Верховена, Арман запирался в архиве и заполнял огромные разграфленные листы сотнями имен, выуженных из связанных между собой дел, потом через два дня оставалось только два имени, благодаря которым дело могло продвинуться на шаг вперед. А тем временем, стоило Луи отвернуться, как Мальваль начинал раздавать удары направо и налево, затрещинами разгонял шлюх, а когда вы уже были готовы дать ему за это взбучку, он говорил об эффективности и демонстрировал важнейшие свидетельские показания, позволявшие сэкономить три дня расследования.

Но Камиль об этом не думает, он сосредоточен на своей цели.

Он взлетает по лестницам грязных отелей в сопровождении полицейских, вваливающихся в номера, где отдыхают парочки, поднимают стыдливых мужей, прикрывающих член руками, заставляют вставать с постели растянувшихся на них проституток: ищут Душана Равика, его самого, родственников, все равно кого, сойдет и кузен, но никто не слышал такого имени. Допросы ведутся, пока клиенты торопливо натягивают штаны и стараются смыться по-тихому; голые проститутки — груди у них маленькие, очень маленькие, и выпирают тазобедренные кости — отвечают во имя сохранения собственной жизни, но фамилия Равик им ничего не говорит. Душан? Повторяет одна из них, но ей страшно, и она будет молчать, даже если это имя ей знакомо. Камиль говорит: в комиссариат. Ему нужно навести на всех страху, и времени у него немного — два часа, три, если никаких сбоев.

А на другом конце Парижа, на севере, перед пригородным домиком четверо полицейских по телефону проверяют адрес у Луи, потом с оружием в руках входят без стука, переворачивают все внутри, находят двести граммов марихуаны. Душан Равик? Нет, такого никто не знает, забирают с собой все семейство, кроме стариков, — это уж перебор.

Камиль, чью сигналящую вовсю машину ведет ас, который ниже четвертой скорости не ездит, не отнимает от уха мобильный телефон, он на постоянной связи с Луи. Из-за бесконечных приказов и давления, которое он оказывает, лихорадочное беспокойство уже передалось всем.

В комиссариат Четырнадцатого округа доставляют четырех уроженцев Косова, но никакого Душана Равика они не знают. Когда их прощупают немного, они поймут, что необходимо всем сообщить Большую Новость: полиция разыскивает Равика.

Камилю сообщают, что в комиссариате Пятнадцатого округа задержаны два карманника, родившиеся в Подзареваке. Камиль связывается с Луи, изучающим карту Сербии. Подзаревак находится на северо-востоке, а Равик из Эльмира, это совсем на севере, но чем черт не шутит… Камиль приказывает задержать. Нужно напугать, произвести впечатление.

Майор отвечает по телефону всем и вся, в мозгу у него высвечивается план Парижа, он отмечает на нем места, выстраивает иерархию людей, способных предоставить информацию.

Камилю задают вопрос, есть одна идея… Он размышляет четверть секунды и отвечает утвердительно. Тогда принимаются за всех аккордеонистов в метро, их хватают прямо в вагонах, выталкивают под зад коленом, те сжимают в карманах небольшие полотняные мешочки со звякающей мелочью. Душан Равик? Изумленные взгляды. Полицейский тянет кого-то за рукав. Душан Равик? Аккордеонист отрицательно трясет головой, моргает. «Этого доставьте мне в отделение», — приказывает Камиль, поднимается наверх, потому что в метро мобильник не берет, с беспокойством смотрит на часы, но ничего не говорит. Через сколько времени начнет свое выступление дивизионный комиссар Мишар, думает он.

Час назад полицейские неожиданно ворвались в кафе «У Люка», взяли с собой каждого третьего, выбирали непонятно по какому критерию, может, и сами-то толком не знали. Цель — напугать. И это только начало. Мои расчеты верны: меньше чем через час вся сербская община будет вывернута наизнанку, крысы побегут во все стороны в поисках выхода.

Мне хватит и одной — Душана Равика.

Теперь, когда операция началась, нельзя терять ни минуты. Пролететь через весь Париж и прибыть на место.

Маленькая улочка в Тринадцатом округе, между улицами Шарпье и Фердинан-Консей, почти переулок. Дом с давно заложенными кирпичом окнами первого этажа, входной двери нет и в помине, ее заменяет изъеденный дождями щит из клееной фанеры, замка нет, ручки тоже, щит хлопает днем и ночью, и так продолжается до тех пор, пока кто-нибудь не решит его подпереть. Сколько продержится, столько продержится; как только войдет очередной посетитель или жилец, щит снова начнет хлопать, как в ночном кошмаре. А заходят сюда то и дело: наркоманы, дилеры, наемные рабочие, даже целые семьи. Я провел здесь не один день (и не одну ночь), высматривая неизвестно что, я знаю эту улицу как свои пять пальцев. И ненавижу так, что мог бы взорвать всю, от начала до конца, без малейших колебаний.

Сюда-то я и привел Равика, толстяка Душана, когда готовился великий исторический налет. Когда он оказался перед входом в этот дом, его толстые красные губы расползлись в улыбке.

— Когда у меня заводится курочка, я веду ее сюда.

«Курочка»… Что за идиот! Ни одному французу не придет в голову сказать такое. Для этого нужно быть сербом.

— Курочка… — повторил я. — Какая курочка?

Задав этот вопрос, я огляделся: сразу можно представить себе, каких именно девиц сюда приводят, откуда они и что с ними можно делать. Точно такие же, как Равик, не иначе.

— Не курочка, а курочки, — сообщил Равик.

Ему нравилось слыть бабником. Но необходимы уточнения. Ничего особенного: балканский кретин использовал один из клоповников этого разрушенного и дышащего на ладан здания, чтобы трахать тут шлюх, когда у него заводились деньжата.

Однако его сексуальная жизнь не расцвела за последнее время, потому что Равик не заявлялся сюда с января. Я следил и потратил довольно много времени, чтобы выяснить, что возвращаться сюда просто так ему совершенно неохота. Да в такие места и не приходят ради удовольствия (курочки не в счет), здесь появляются, когда податься больше некуда. И если только мне немного повезет, а полицейские хорошо выполнят свою работу, то он сюда обязательно явится.

Если они хорошенько взбаламутят воду в аквариуме, Равик, конечно, не поторопится, но скоро сообразит, что только в эту грязную нору никто не заявится его искать.

Свинтив глушитель с пистолета, я положил его в коробку для перчаток. Теперь можно выпить где-нибудь кофе, но в моем распоряжении не больше тридцати минут: я должен быть на военной тропе, потому что Равик должен нарисоваться здесь, и я хочу быть первым, кто его встретит.

Это самое меньшее, что я ему должен.

Высокого парня усадили в зале комиссариата, по документам он из Бужановака. Луи проверяет — это на самом юге страны. Душан Равик или его брат, сестра? Мы не экономим, все, что нам поможет найти его, будет только приветствоваться, но парень не понимает даже, что у него спрашивают, да и плевать, но он тут же получает от шпика в морду.

Душан Равик? На сей раз он стал понимать лучше, но мотает головой: мол, не знаю, и получает в морду второй раз. «Оставьте его, — говорит Камиль, — он все равно ничего не знает».

Через четверть часа перед Камилем оказываются три девицы, две из которых сестры, смотреть на них сплошная тоска: девицам нет еще и семнадцати, без документов, работают на панели у Порт-де-ла-Шапель; если платят вдвойне, можно без презерватива… Они такие тощие, кожа да кости. Душан Равик? Нет, они такого не знают… Ничего страшного, решает Камиль, посидят максимум разрешенного времени. Девицы поджимают губы, им прекрасно известно, что сутенеры сдерут с них сумму, пропорциональную времени задержания, — кто же любит терять деньги? Капитал должен циркулировать, девицы прикинули и задрожали. Душан Равик? Они снова отрицательно мотают головой и следуют к полицейской машине… Камиль, глядя на их спины, незаметно делает знак коллеге: отпустите.

В коридорах комиссариатов стоит вой, те, кто немного говорит по-французски, угрожают вызовом консула, звонком в посольство, — ну конечно, так их там и ждали. Можешь обращаться к самому папе римскому, если ты серб.