Грег Кайзер - Самая долгая ночь Страница 3

— Леонард, Леонард, — тихо произнес Лански. — Ты поставил меня в неловкое положение. Этот Тутлс все разболтает полиции, тогда копы возьмут тебя за задницу, и если у тебя случайно развяжется язык… — С этими словами Лански вытянул перед собой руки. — Я знаю, Леонард, знаю, что ты никогда этого не сделаешь. Но я должен учесть все возможные обстоятельства, все варианты. Что, если ты все-таки проговоришься, и в связи с этим делом всплывет мое имя?

Маус поднял голову и осмелился наконец взглянуть Мейеру Лански в лицо.

— Ты же не пришьешь его, верно?

Лански сложил маленькие ручки на брюшке и улыбнулся жутковатой улыбкой. Маус понимал, что искренности в его улыбке ни на грош, не больше, чем в улыбке лицедея.

— Тебе нужно на какое-то время скрыться, залечь на дно, ты ведь и сам это прекрасно понимаешь. По меньшей мере до тех пор, пока я не поручу кому-нибудь поговорить с этим Тутлсом.

Черт! Залечь на дно означало, что кто-то обязательно будет присматривать за ним, чтобы он держал рот на замке. Что касается Тутлса, то его можно считать покойником, потому что Мейер Лански всегда любил зачищать концы.

Лански замолчал и поправил бело-голубой галстук. В просторной комнате с низким потолком стало тихо. Она находилась в дальней части кошерного ресторана «Ратнерс» на Деланси-стрит. Это была специальная комната, выделенная Мейеру Лански для деловых встреч. По личному указанию Лански ее обставили темной мебелью, книжными шкафами, и даже повесили на несуществующих окнах шторы. И это притом, что в комнате не было ни одного окна. Лански с гордостью продемонстрировал ему свой кабинет несколько лет назад, когда Маус в первый раз оказался здесь. Так безопаснее, пояснил Лански.

— Я что-нибудь придумаю, — наконец произнес Лански. — Я никогда не оставляю в беде вас, парней из Браунсвилля, ты же знаешь.

Маус кивнул. Он был одним из немногих оставшихся в живых ребят из старой банды. Он работал с бруклинскими с восемнадцати лет, когда еще не представлял себе, что может быть иная жизнь и иные занятия, кроме ограблений магазинчиков в Куинсе. Он был крут, уже тогда крут, хитер, как лис, как сказал ему Лепке-Бухгалтер прежде, чем привести его к Лански. Так он стал ликвидатором в синдикате Мейера Лански и Лаки Лучано — кем-то вроде жандарма — за что ему полагалось вознаграждение в двенадцать сотен «зеленых» в год.

Газеты окрестили их «Корпорацией убийц», словно их делишки были сродни коммерческой деятельности. Впрочем, так оно и есть. Для Лански криминал был его личным бизнесом, и тем, кто отказывался играть по правилам этого бизнеса, приходилось дорого за это расплачиваться. Тогда Лански вводил в дело «Браунсвилльскую команду», — лично Маус терпеть не мог, когда их называли «Корпорацией убийц», — которая успешно разрешала подобные щекотливые ситуации. Маус гордился тем, что выполняет для Маленького Человечка столь ответственные задания.

Но теперь от старой банды почти никого не осталось. Лепке сейчас в Левенуорте и старается держаться подальше от Нью-Йорка и Синг-Синга, где прокурор штата обязательно отправит его на электрический стул, если заставит федералов его сдать. Был еще такой парень по имени Кид Твист Рилс, который оказался стукачом, за что был выброшен из окна шестого этажа отеля «Хаф Мун», что на Кони-Айленде — причем, на глазах у доброй полдюжины нью-йоркских сыщиков. Были и другие — например, Багси Гольдштейн, которого благодаря «стараниям» Кида Твиста зажарили на электрическом стуле, Менди, которого засадили за решетку, где он не видит белого света… Маус мог бы до наступления темноты вспоминать имена тех, кого уж нет, а те далече, и все равно не успел бы перечислить всех. И, главное, ему было понятно, чем это рано или поздно кончается. Двенадцать лет — целая вечность для ликвидатора. Он уже не молод для такого ремесла, и, как не силился, не смог припомнить «стариков», которые все еще занимаются этим делом. И пусть ему до сих пор везло, рано или поздно удача ему изменит. Неудивительно, что в последнее время он все чаще и чаще стал задумываться о том, что ему делать дальше в жизни.

Но об этом он ничего не скажет Мейеру Лански. Маленький Человечек его не поймет и лишь сделается еще подозрительнее. А вот чего не стоило делать, так это вызывать подозрения у Мейера Лански.

Глава 2

Пятница, 2 апреля 1943 года.

— Значит, это тот самый человек? — спросил Лански, усевшись в дешевое кресло дешевого офиса. Для того чтобы попасть сюда, им пришлось подняться наверх на четыре лестничных пролета.

Маус прислонился спиной к стене и заглянул Лански через плечо. Через полуоткрытое окно рядом с ним снизу доносился гул Бродвея.

— Да, мистер Лански, — проговорил темноглазый мужчина. Должно быть, тот самый Питер Бергсон, о приходе которого Лански сообщил Маусу. — А это Пауль Каген, мистер Лански, — произнес Бергсон. — Пауль, я хочу, чтобы ты познакомился с мистером Мейером Лански.

Каген встал и, перегнувшись через обшарпанный стол, пожал Мейеру Лански руку. На левом глазу у него была черная кожаная повязка. Он был молод, лет двадцати пяти. Маус задался мысленным вопросом, так ли крут этот Каген, как выглядит. Квадратное лицо его было загорелым, как будто всю свою жизнь он прожил под ярким солнцем. Он был жилист и невысок, хотя и был на добрых четыре дюйма выше Мейера Лански. Одет Каген был в костюм, явно взятый напрокат, потому что тот сидел на нем крайне неловко.

Маус заметил, что Каген единственным глазом разглядывал его с головы до ног. Что-то в этом парне вызвало в нем раздражение. Маус улыбнулся, надеясь в душе, что улыбка получилась такая же, как и у Лански, — еле заметная, но зловещая.

Бергсон подтолкнул лежавшую на столе газету.

— Прочитайте вот это, мистер Лански.

Маус заметил лишь, что это «Дейли Ньюс». Имя у Бергсона вполне американское, а вот акцент был явно европейский. Может, поляк, подумал Маус, однако никогда бы не осмелился озвучить это свое предположение, потому что у Лански тоже были польские корни.

Лански слегка писклявым голосом принялся читать газетную статью.

— «Американо-британский план спасения евреев», — произнес он, затем поднял глаза, ожидая объяснений. Лански всегда ожидал объяснений. — Боюсь, я не вполне понимаю вас, Питер. — Он отложил газету и, судя по выражению его лица, Маус решил, что его босс недоволен.

— Нацисты всегда ненавидели евреев, — ответил Бергсон, сразу переходя к сути дела, что Маленькому Человечку явно понравилось. — Но до ноября минувшего года мы не имели представления о масштабах этой ненависти. Евреев не переселяют на Восток, как мы думали, мистер Лански.

Лански слушал его, не проронив ни единого слова.

Бергсон на секунду отвел взгляд в сторону, затем снова посмотрел на собеседника.

— Теперь у нас есть доказательства. В прошлом году Гитлер и его подручные приняли решение об эвакуации евреев.

— Но… — начал было Лански. Бергсон поднял руку, и Маленький Человечек замолчал. Маус еще никогда не видел ничего подобного.

— Для нацистов, мистер Лански, слово «эвакуировать» имеет совершенно иной смысл. Для них оно означает уничтожение. Когда они говорят об эвакуации евреев на Восток, это значит, что они их там уничтожают. Нацисты поклялись эвакуировать всех до единого европейских евреев, мистер Лански, то есть их уничтожить. Уничтожить… Евреев, — произнес Бергсон, и два последних слова прозвучали для Мауса почти как два выстрела из «смит-и-вессона» в того толстяка на Канале.

— Мистер Лански, они устроят облавы, отловят всех евреев до последнего, посадят их в поезда и отправят в специальные лагеря в Польше. Нам известны названия этих лагерей. Собибор. Треблинка. Бельжец. Освенцим. В этих лагерях немцы загоняют евреев в газовые камеры, травят их, как крыс или тараканов. Затем трупы сжигают, чтобы замести следы преступлений. — Бергсон потянулся за лежавшей на столе пачкой «лаки страйк», вытащил сигарету и чиркнул спичкой. Ее запах был одновременно сладковатым и тошнотворным. Нет, спичку Бергсон зажег не просто так. Он знал, что делает. — Они даже придумали для этого нейтральное определение, Sonderbehandlung, особые методы.

В Европе уже давно жестоко обходились с евреями, Маус это знал. Но поезда, лагеря, газовые камеры и сжигание трупов в печах — это были слова, способные изменить буквально все. Поезда, лагеря, газовые камеры, печи. И это немецкое слово, Sonderbehandlung. Длинное слово, как вытянувшаяся на солнце змея.

Похоже, на Лански слова Бергсона тоже произвели впечатление, потому что лицо его приняло каменное выражение. Маус видел такое выражение на лице Маленького Человечка один только раз, когда Лански приказал ему найти Кида Твиста, выдавшего легавым Бухгалтера-Лепке.