Грег Кайзер - Самая долгая ночь Страница 4

— Вы уверены в этом? — спросил Лански. Маус все еще не мог прийти в себя после рассказа Бергсона и даже попытался в точности вспомнить слова этого человека с европейским акцентом.

Питер Бергсон кивнул.

— Да, мистер Лански.

Он положил на стол две фотографии и придвинул их ближе к Маленькому Человечку. На первой был изображен эшелон товарных вагонов и вереница людей в потрепанной одежде, женщин с косынками на головах, мужчин в ермолках, какие Маус часто видел на стариках в Нижнем Ист-Сайде. Две женщины залезали в вагон. Рядом с ними стоял немецкий солдат с винтовкой и улыбался прямо в объектив. На втором снимке был запечатлен еще один эшелон в каком-то другом месте. Вдали виден лес. Возле состава длинная вереница из сотен людей, бредущих от вагонов куда-то вдаль. На заднем фоне, поднимаясь в небо над вершинами деревьев, столб дыма.

— Внимательно посмотрите на вторую фотографию, — посоветовал Бергсон. — Это Треблинка, один из таких лагерей. Видите там, вдали, столб дыма? Он поднимается из печей крематория, в которых немцы сжигают мертвых евреев. Они укладывают трупы штабелями, обливают бензином и поджигают. Этот черный столб, мистер Лански, дым, в который превратились евреи.

Маленький Человечек снова взял в руки вторую фотографию, посмотрел на нее и положил обратно на стол.

— Вы уверены? — повторил он свой вопрос.

Бергсон кивнул.

— Эти снимки были переданы польскому правительству в изгнании. Наши друзья из числа поляков передали их нам. Мы получили их в понедельник.

И опять Лански взял в руки второе фото.

— Сколько? — коротко поинтересовался он, не отрывая глаз от снимка.

— Два миллиона. Возможно, больше. Намного больше.

— Два миллиона… — задумчиво повторил Лански. Маус задумался над этой цифрой. Это столько же, сколько евреев во всем Бруклине. Включая его мать, Малыша Фарвела, старую миссис Бирнбаум, любого из соседей, любого обитателя их района.

— Сначала мы ничего не знали, — продолжил Бергсон. — Затем, в ноябре, до нас стали доходить слухи об эвакуации. О массовом уничтожении евреев. Мы собрали примерно полмиллиона долларов, чтобы рассказать об этом всему миру, напечатать статьи в газетах и провести митинги протеста. Наш последний митинг, устроенный в Мэдисон-сквер-гарден, собрал сорок тысяч человек, мистер Лански. Присутствовали миссис Рузвельт, судьи Верховного суда, более трехсот конгрессменов. Они все обратились с призывом к общественности помочь в деле спасения евреев. Но теперь… — он кивнул на лежащие на столе фотографии, — время митингов прошло. — Бергсон взял в руки «Дейли Ньюс». — Вот в чем будет наше спасение.

— Не понимаю вас, — отозвался Лански. Маус тоже ничего не понимал.

Бергсон отбросил газету.

— Государственный департамент США и дипломатическая служба Великобритании проводят на Бермудских островах двенадцатидневный раунд переговоров, которые начнутся девятнадцатого. В числе других на конференции будет обсуждаться вопрос о том, как защитить евреев стран Европы от Гитлера. Во всяком случае, так было обещано. Впрочем, ни к чему хорошему это не приведет. Конференция обречена на неудачу. Начнутся неизбежные задержки и бюрократические проволочки. Они боятся ввязываться в войну ради спасения евреев, мистер Лански. Будут обещать помощь, однако в конечном итоге не сделают ничего. А с каждый часом в небо поднимается все больше дыма из печей лагерных крематориев.

Маус был ошеломлен и растерян. Он хотел, чтобы Маленький Человечек сказал ему, что последует за этим разговором. Скорее всего, и сам Лански еще ничего толком не понимал.

— Кроме того, они отстранят евреев от участия в конференции, — продолжил Бергсон. — Госдеп заявляет, что никакая еврейская организация, будь то раввины или Еврейский конгресс, не может посылать свою делегацию. От нас готовы принять лишь список предложений, который, — в чем я нисколько не сомневаюсь, — оставят без малейшего внимания. — Бергсон сделал паузу и посмотрел в ледяные глаза Мейера Лански. — В Государственном департаменте США антисемитизм укоренился очень глубоко.

— Я не знаю, чем могу быть вам полезен, — произнес Лански. — Вы же знаете, что я не политик. — С этими словами из серебряного портсигара, который всегда был при нем, он вытащил сигарету. Сигареты, Маус это точно знал, изготавливались вручную по его личному заказу. — Вы попросили меня о помощи, Питер, и я вам помогу. Но я не тот человек, который вам нужен. — Лански щелкнул зажигалкой, закурил и, захлопнув ее, поставил на стол рядом с портсигаром.

Бергсон кивнул.

— Нет, мистер Лански, вы как раз и есть тот человек, который нам нужен. — Маус попытался вспомнить, где находятся эти самые Бермудские острова, кажется, где-то неподалеку от Кубы, однако слова Бергсона и принесенные им фотографии помешали ему припомнить точнее.

— Но как я помогу вам отсюда?.. — начал Лански.

— Есть люди, уверенные, что жизни евреев можно купить, — не дал ему договорить Бергсон. — Нацисты торговаться не станут, но другие правительства вполне на это пойдут. Румыния заявила, что выпустит евреев, если ей за это заплатят.

— Выкуп? — спросил Лански. — Вот уж от чего не жди ничего хорошего…

Бергсон снова перебил его.

— Другие страны хотят убедить американцев и англичан в необходимости бомбардировок концлагерей и железных дорог, по которым наших соплеменников отвозят прямиком в газовые камеры. Возможно, на ряд государств вроде Венгрии можно оказать давление, и они отпустят своих евреев на свободу. Если война обратится против нацистов, особенно в России, кое-кто, возможно, пересмотрит отношение к евреям. Это вероятно, но… — Бергсон пожал плечами.

— Но ни Рузвельт, ни Черчилль не станут нас слушать, — проговорил он. — Поэтому мы должны заставить их выслушать нас. Нужно показать им, что евреев можно спасти. Не умолять и не заниматься сбором подписей под воззваниями, не платить никаких выкупов. Можно сделать и кое-что другое. Нечто такое, что вынудит их оказать реальную помощь.

— Что вы задумали? — спросил Лански.

— Мы должны спасать евреев, только и всего. И должны сделать это сами. Евреи должны спасать евреев, — ответил Бергсон. Маус подумал, что этот парень начинает ему нравиться. Слушая Бергсона, кажется, что его слова исходят от самого Бога, как будто он был раввином.

— Это должно быть нечто внушительное. Грандиозное, я бы сказал, чтобы мир это непременно заметил. Не где-то здесь или там. Не что-то единичное…

— У вас есть идеи на этот счет, — произнес Лански. Бергсон кивнул. — И для этих идей необходимы некие ресурсы. — Бергсон снова кивнул. В следующее мгновение Маленький Человечек потянулся за потертым кожаным портфелем с латунными замками, который он захватил с собой, когда вышел из автомобиля. Даже Маусу было запрещено прикасаться к нему.

Поставив портфель на стол, Лански принялся вынимать из него пачки новеньких хрустящих стодолларовых банкнот. Каждая пачка была запечатана широкой бумажной лентой. И в каждой пачке были стодолларовые банкноты, Маус это сразу понял. Сто сотенных в каждой. Пачек было десять. Лански выложил на стол последнюю, десятую. Маус быстро подсчитал. Десять пачек. В каждой по десять тысяч. Всего сто тысяч. Этого хватит, чтобы кардинально изменить жизнь любого человека, подумал Маус.

Похоже, что Бергсон и Каген были того же мнения. Оба буквально поедали деньги глазами, — так голодный смотрит на тарелку с бифштексом и горкой жареной картошки.

— Когда мы разговаривали по телефону, вы попросили меня о финансовой помощи, пожертвовании, — произнес Маленький Человечек и придвинул одну пачку Бергсону, а другую Кагену. Человек с повязкой на глазу прикоснулся к своей и приподнял уголки банкнот.

— Я даже не знаю, что сказать, — признался Бергсон.

— У вас ведь есть какие-то идеи, — напомнил ему Лански. Маус понял: босс оценивает обоих, наблюдая, как те отнесутся к предложенным им деньгам.

Бергсон оторвал взгляд от пачек и кивнул.

— Да, мистер Лански, у нас с Паулем есть кое-какие идеи. Как я сказал, это должно быть нечто грандиозное. И произойти как можно раньше, до окончания конференции на Бермудах, то есть до тридцатого числа. — Маус мысленно произвел подсчет. Ровно четыре недели. — Мы должны показать миру, что евреев можно спасти, и сделать это, пока весь мир будет следить за работой конференции. И тогда дипломаты, хотят они того или нет, будут вынуждены что-то предпринять. Народ потребует от них действий.

Лански посмотрел на Кагена.

— Питер говорил мне, что вы родом из Германии.

«Интересно, куда он клонит», — подумал Маус.

Каген оттянул повязку на глазу.

— С тридцать четвертого я уже не немец. Моя семья эмигрировала в Палестину.