Жан-Мишель Тибо - Последнее пророчество Страница 30

Христос ожидал его, крестообразно раскинув руки. Вспышки временами освещали его изможденное лицо. Благодаря стробоскопическому эффекту он казался живым. Михаэль был этим поражен. Он адресовал ему первую из своих двадцати молитв, перебирая четки с эбеновыми бусинами. Это была единственная вещь, которая связывала его с прошлым.

В нефе он был один. Он стал вслух читать «Отче наш». Буря вторила ему, и он представил, что настал день Страшного суда, Апокалипсис. Пережить это событие было бы наивысшим благом — после Суда Господнего он бы увиделся с родными… Но ничего подобного не произошло. Пришел местный священник, не испытывавший к нему ни капли сочувствия.

— Сегодня Господь далеко, — сказал он Михаэлю.

— Господь в моем сердце. Всегда.

— И дьявол — в крови, питающей это сердце, — иронично подхватил священник, отворачивая от Христа свое темное исхудавшее лицо.

Душу отца Альфонсо Луппо разъедала кислота зависти и горечи. Двадцать лет назад его перевели в этот Богом забытый приход, когда одна девчонка в Сан-Карлосе от него забеременела. Епархия о нем забыла. Он гнил в джунглях, с тоской вспоминая о пляжах Эль-Палмар и Рио Мар, где красотки подставляли свои тела солнцу.

Между ними давно возникла неприязнь. Хотя поначалу они симпатизировали друг другу — оба интересовались историей Церкви и любили природу. Михаэль придумал себе легенду: он вдовец и уехал из Англии, чтобы забыться в девственных лесах Дариена. Их отношения стали мало-помалу портиться, когда Михаэль решил не исповедоваться больше этому священнику, чьи идеи казались ему опасными. Вопрос необходимости прогресса в области этической теологии Луппо решал на свой манер, и это весьма впечатляло: собирал все прогрессивные религиозные труды, включая те, что вышли из-под пера Бенедикта XVI, и бросал их в огонь. Единственным средством добиться от духовенства бескорыстного служения, а от общества — неукоснительного следования морали, он полагал старые добрые рецепты святой инквизиции. Благо, в лесах Дариена было достаточно древесины, чтобы сжечь всех нечестивых индейцев, которые не исполняли десять заповедей и не соблюдали евангельские правила. Он хорошо знал своих овечек, которые регулярно приходили к нему на исповедь.

Когда речь заходила о постыдных вещах, отец Луппо вел себя, как средневековый священник. Он кропотливо копался в грязи порока и плотских инстинктов, применял замысловатые уловки, чтобы выяснить, насколько глубоко погряз в грехах кающийся. Откровения одновременно и очерняли и возбуждали его. Он виртуозно добивался того, чтобы кровь прилила к щекам прихожанина, преклонившего колени в исповедальне, особенно если это была прихожанка, да к тому же молодая женщина.

Для Михаэля методы, бывшие в ходу у отца Луппо, не были чем-то новым. Они походили на методы, применяемые священниками «Opus Dei» и «Легиона».

«Если кающийся рассказывает о том, что его посещали нескромные мысли, или же он испытывал плотское наслаждение, исповедник спросит у него, не совершил ли он, понукаемый этими мыслями или наслаждением, какое-нибудь постыдное деяние. Если тот ответит, что да, совершил, исповедник спросит, какое это было деяние, а также как и с кем он это совершил».

Михаэлю запомнились допросы Луппо. В первый раз он старался отвечать на все вопросы и в конце концов ему пришлось рассказать о своей связи с молодой индианкой.

«Сын мой, не посещали ли тебя случайно нескромные мысли, подвергающие опасности твое целомудрие?

И давно ли они тебя посещают?

Получал ли ты удовольствие от этих мыслей, охотно ли им предавался?

О чем именно ты думал?

Не посещало ли тебя недостойное желание предаться с другим человеком неким совместным действиям?

Этот человек женщина?

Замужняя?

Имеет детей?

Встречался ли ты с этой женщиной, говорил ли с ней?

Сопровождались ли твои помыслы взглядами, движениями или хотя бы легкими прикосновениями?

Привело ли это к какому-нибудь существенному результату?

Каков был этот результат?»

Этот грязный инквизитор со сладким отеческим голосом всегда добивался своей цели.

— Когда облегчишь ты свою душу от грехов? — спросил он у Михаэля.

— Я не согрешил.

— Даже с этой молодой индианкой, которая служит тебе, как рабыня?

— Я хорошо отношусь ко всем индейцам, без исключения, и с некоторых пор не считаю акты плотской любви нарушением шестой заповеди. Вы без труда найдете души, которые больше меня нуждаются в облегчении. Отряд ФАРК пришел сегодня в деревню за продовольствием. А теперь дайте мне спокойно помолиться.

Священник помрачнел. За ударом молнии последовал такой раскат грома, что святые содрогнулись на своих постаментах.

Приближался Сатана.

Глава 25

Сатана уже поджидал его, но старик не знал об этом. Дети, повинуясь родительской воле, склонились, чтобы поцеловать руку, которую им протянул глава «Легиона Христа». Его улыбка открыла испорченные зубы, подчеркнула морщины на лице.

Марсиаль Масиэль с удовольствием взялся бы за обучение этих детей. Но обучал бы на свой лад. Особенно он был бы рад общению с маленькими мальчиками. Он знал, какая нежная у них кожа… Люди семьями приезжали издалека, чтобы выразить ему свое почтение. Эти несколько прибыли из Сальвадора. Вначале они совершили паломничество в Ватикан, а потом приехали навестить его в этом доме, скрытом от нескромных взглядов в красивом городишке Фьезола. Старшие члены семьи входили в чрезвычайно активную группу легионеров, собиравшую средства для борьбы, которую вели во всем мире солдаты Христа.

— Мы с вами, — сказал один из мужчин.

— Мы не позволим журналистам, коммунистам и иезуитам порочить вас за то, чего вы не совершали, — добавил другой отец семейства.

Марсиаль сделал неопределенный жест, выразив свою досаду. Он знал, что его преследуют, что собирают информацию, которую можно будет использовать для выдвижения обвинения. Но с того самого дня, как Иоанн Павел II взял его под свою защиту, ему было на кого опереться в лоне церкви. Хотя справедливости ради следовало отметить, что Бенедикт XVI, в отличие от своего предшественника, вниманием его не баловал. Новый папа держал его на некотором расстоянии от своего правительства. Марсиалю было предписано поселиться в сердце итальянской провинции, вдали от командных центров «Легиона».

Он жадно рассматривал мальчишек. Вот оно, вместилище его греха… Он никак не мог понять, почему десятка два повзрослевших мальчиков теперь искали возможности привлечь его к юридической ответственности.

— Идемте помолимся в моей часовне.

Он направился к дому, ласково подталкивая детей перед собой. Родители, польщенные оказанной им честью, вслед за ним вошли в комнату, превращенную в ритуальное помещение. Вид большого распятия — из ран Христа текла кровь, казавшаяся куда более красной и страшной, чем кровь настоящая, — привел их в восхищение.

Все стали на колени. Марсиаль устремил взгляд на скорбное лицо Христа.

«Я много дал Тебе, — думал он. — Я создал армию, которая носит Твое имя. И привлек в эту армию тысячи мужчин и женщин, готовых пожертвовать ради Тебя жизнью. Я всю жизнь трудился на благо истинной веры. Мои грехи не в счет. Прошу тебя, сними их с меня и прими меня в царстве Отца Твоего, когда придет время».

Марсиаль шел по дороге, пролегающей через виноградники. Он привык прогуливаться после каждого приема пищи. Он одновременно ощущал и усталость, и умственное возбуждение. Он шел медленно, сцепив руки за сгорбленной спиной, и голова его была полна идей — абстрактных, метафизических, плотских, экзистенциальных… Он пытался определить, что же это за таинственная связь, которая должна, по его мнению, соединять человеческую душу с Богом. Потом пришел черед воспоминаний. Мать, которая жестоко его наказывала… Объятия, которые он навязывал эфебам[34]… Преступления, совершенные во имя Иисуса… Праздники в Мексике… Его дружба с Иоанном Павлом II…

Калейдоскоп картинок из прошлого промелькнул у него перед глазами за несколько мгновений, переполнив сердце эмоциями. Он многое успел в жизни. Он достаточно стар, чтобы в своем уединении черпать наслаждение, осознавая, что является, безусловно, последним членом касты истинных слуг Господних. Звучное, резкое стрекотание насекомых поднималось от перегретой почвы. Заходящее солнце окрасило красным поля и холмы. Близились сумерки славы. Господи, как прекрасен мир, сотворенный Тобой! Марсиаль уже был готов войти в соприкосновение с этой божественной природой, как вдруг услышал за спиной приближающиеся шаги.

— Отец мой!

Марсиаль обернулся. Его лицо тотчас же осветилось радостью.

— Антонио!

Он много лет не видел своего ученика. На его взгляд, тот совсем не изменился. Лицо Тени оставалось молодым.