Джордж Грин - Присяжный заседатель Страница 33

— Ты чего это?

— Жалко Мадам Баттерфляй.

— Кошку? Ты из-за кошки плачешь?

— Да, мне ее не хватает.

— Какого же ты хрена тогда запулил ею в небо?

— Они все время ее обижали — пинали ногами, не мыли, отец ей в миску виски наливал. Надо же было что-то сделать.

Винсент все время приставал, чтобы Эдди рассказывал ему об отце, двоюродных братьях, других родственниках — все они были членами «Коза ностры». Винсента интересовали не преступления, он пускал пузыри от того, что называл «иерархической структурой». Хотел, чтобы Эдди познакомил его со своими родственниками, но Эдди предпочитал этого не делать.

Когда Винсент учился в старших классах, от его былой застенчивости не осталось и следа. Сначала в него влюбилась хорошенькая, но полоумная девчонка-хиппи. Всех это ужасно развеселило, но со временем девчонки одна за другой стали буквально липнуть к Винсенту. Он болтал с ними о своей восточной религии, и цыпочки буквально кисли, прижимались к нему, шепча: «Ой, надо же, а я сама на днях думала буквально о том же самом!» Скажет такое — и можно считать, что Винсент закадрил еще одну.

Потом ему выделили стипендию и он стал учиться в колледже. Эдди школу так и не закончил, были у него дела поважнее. Троюродный брат Луи Боффано организовал банду, занимавшуюся угоном автомобилей и кражей автомагнитол. Все бы ничего, но сукин сын Гамбино не давал парням жить — считал, что Луи слишком зелен, что его запросто можно скрутить в бараний рог.

Однажды Луи сказал, что с удовольствием подложил бы Гамбино в машину бомбу, жаль только, не умеет ее делать.

Эдди сразу предложил:

— Я знаю одного парня, Луи, которому бомбу соорудить — раз плюнуть.

Они поговорили с Винсентом, а дальше все было просто.

Автомобиль Гамбино выехал на улицу, двигаясь в северном направлении, а через полминуты приземлился в виде деталей и кусочков, засыпав ими всю округу. Колеса отдельно, коленвал отдельно, радиатор отдельно, запаска — с краю. Особенно хорошо выглядел руль, в который мертвой хваткой вцепились две руки. Больше от Гамбино ничего не осталось. Он присоединился к Мадам Баттерфляй, обогатив собой озоновый слой земли.

В честь радостного события Луи устроил вечеринку. Само собой, пригласили Винсента, и Боффано поднял тост в его честь.

— Ребята, — сказал он. — Этот парень — он как молодой Эди… Эдисон, вот кто!

— Кто это? — спросили ребята.

— Хрен его знает. Какой-то изобретатель, что ли. В общем, аплодисменты в честь моего друга.

Все захлопали в ладоши, кроме Тони Спецы, их двоюродного брата — он сразу невзлюбил Винсента.

— Ты ведь не сицилиец? — спросил он.

— Я с севера, — ответил Винсент.

— Ты вообще не итальянец, ты мешок дерьма, вот ты кто. Ты посмотри, какой у тебя цвет лица. Мамаша твоя — шлюха, а папаша вообще не в счет. Это тот кретин, который арии распевает, правильно?

Через пару месяцев после этой вечеринки Винсент попросил о тайной встрече с Луи Боффано, и Эдди устроил это. Там Винсент сказал, что Тони Спеца ведет нечистую игру, и в качестве доказательства предъявил телефонные счета Тони. Долго объяснял, что некоторые звонки были сделаны в полицию, а это свидетельствует о предательстве. Луи расхохотался и сказал, что в подобную чушь не верит, однако, когда несколько недель спустя Тони вдруг исчез, Боффано не слишком расстроился и не стал задавать лишних вопросов.

С тех пор между Винсентом и Луи установились особые отношения, никто не смел совать в них нос. Винсент жил своей жизнью — кончил колледж, защитил диссертацию, работал на Уолл-стрит, крутился меж своим искусством, своими бабами и своей религией. Но всякий раз, когда Луи попадал в тяжелое положение и должен был пролезть через игольное ушко, он говорил Эдди: «Найди-ка своего дружка. Мне нужно с ним потолковать». Винсент не заставлял себя долго ждать. Появлялся, всегда готовый помочь. А потом возникал какой-то хитроумный план или очередной враг бесследно исчезал. Винсент мог безошибочно определить, кому можно верить, а кому нельзя. Это он разработал гениальную схему сотрудничества с ямайцами и «Ндрангетой».

За что бы Винсент ни брался, он все делал идеально. Без сучка, без задоринки. Ничего бы с Луи не случилось, если бы его не подвел собственный поганый язык. Да мало ли кто из наших получил пулю в лоб?

Луи сказочно разбогател.

Каждый из нас сказочно разбогател.

А ты еще спрашиваешь, Энни, почему мы разрешаем ему все это делать.

— Входи скорее, а то мух напустишь, — говорит Джулиет.

Но Энни стоит в дверях и не шевелится.

— Он показал мне, на что способен. Ты говорила, что на него можно воздействовать путем логики?

— Я говорила…

— Нельзя. Ничего не получится.

— Энни, погоди. Я сказала, что, если мы покажем ему свою силу, он отступит. Но сначала нам нужно укрепить свои позиции. Мы должны спрятать Оливера, мы…

— Он найдет Оливера.

— Заходи, присядь, выпей чаю. Давай поговорим.

— Обещай, что никому ничего не скажешь.

— Погоди.

— Оставь нас в покое.

— А что думает Оливер?

— Ему двенадцать лет, какая разница, что он думает? Он считает, что мы должны быть героями. Я отвела его к миссис Колодни. Завтра я буду под секвестром. Миссис Колодни будет за ним приглядывать до момента вынесения приговора. Оливер разозлился, разобиделся, но во всяком случае обещал держать рот на замке, а больше мне от него ничего не нужно. Ты тоже должна дать мне слово.

— Какое слово? Что я брошу тебя в беде?

— Что ты никому ничего не скажешь. Это моя жизнь. И это мой ребенок.

Что может в такой ситуации сделать Джулиет? Слегка качает головой, воздевает руки. Она согласна.

Энни поворачивается уходить.

— Постой, подружка, — зовет ее Джулиет. — Мы с Генри идем завтра в «Найтбоун». Пойдем с нами, а?

Она имеет в виду кафе поэтов «Найтбоун» на Манхэттене. Конечно, Энни не согласится, но все-таки нужно напомнить ей, что мир не сошелся клином на одном подонке. Да и нельзя отпускать ее в таком настроении.

— А что такого? — говорит Джулиет. — Ты ведь не в тюрьме сидишь. Расслабишься немного. О процессе говорить не будем — обещаю.

— Джулиет, ты не понимаешь. Я буду находиться под секвестром. Меня запрут в каком-то мотеле. При всем желании я не могла бы с тобой встретиться, а желания встречаться у меня в любом случае нет. И ты это знаешь. Что за дурацкие вопросы?

Она уходит не прощаясь.

Глава 10

СКОРЕЕ КОНКИСТАДОР

Раннее утро следующего дня. Энни сворачивает желтый листок бумаги, сдает его председателю суда присяжных.

В узкое оконце скудно проникает дневной свет. День опять выдался дождливый.

Председатель — это женщина — сгребает все листочки в кучу и начинает читать:

— Виновен. Виновен. Виновен. Не виновен.

Шевеление среди собравшихся. Я попалась, думает Энни. Это мой листок, все решат, что я свихнулась.

— Виновен, — продолжает читать председательница. — Виновен. Кто-то тут еще написал «да». Что это значит?

— Это значит виновен, — говорит Морин, пожилая дама, скорее даже бабушка, в лиловом костюме.

— Виновен. Не виновен.

Энни потрясена. Господи, неужели нашелся еще кто-то?

— Виновен. Виновен.

Председательница разворачивает последний листок.

— Не виновен.

Трое! Это просто чудо, думает Энни.

— Минуточку! — восклицает невысокий, жилистый человек, которого зовут Пит. Он работает в страховой компании. На Пите дешевый костюм, из ушей у него торчат густые волосы. — Ничего, если я выскажусь?

— Конечно, — кивает председательница.

— Неужели кто-то из нас действительно считает, что этот тип невиновен? Кто проголосовал за это? Могу я об этом спросить?

— Спросить вы можете, — говорит председательница. — Но отвечать никто не обязан.

— Ну, например, я, — говорит домохозяйка из Маунт-Киско.

Пит возмущается:

— Вы что же, считаете, что Боффано не приказывал совершить убийство?

Домохозяйка пожимает плечами:

— Не знаю. Может, и приказывал. Мне кажется, нам ни к чему устраивать дискуссии по этому поводу.

— Почему же нам не подискутировать? — повышает голос Пит. — Господи, я просто не могу в это поверить! Кто еще проголосовал подобным образом?

— Я, — говорит пенсионер, в прошлом почтовый служащий.

— Вы, Роланд? Но почему?

Тот пожимает плечами. Отвечает не сразу, говорит очень медленно:

— Просто. Мне кажется. Что прокурор был. Недостаточно убедителен. Это все.

Потом почтальон судорожно сглатывает слюну. У него землистый цвет лица, глаза налиты кровью. Смотрит он куда то в сторону и Энни пытается прочесть его мысли. Неужели он работает на Учителя? Хоть бы почтальон посмотрел в ее сторону, тогда она догадалась бы.