Павел Астахов - Продюсер Страница 38

— Пожалуйста! Проходите.

В ту же секунду сзади раздался знакомый визгливый голосок и смех. Она обернулась и увидела, что в клуб вошел Клим Чук. Он собрал вокруг себя таких же худосочных пацанов, и они дружно подхихикивали ему, а по обрывкам фраз Виктория поняла, что речь идет о каком-то анекдоте из жизни «голубых».

Виктория сокрушенно покачала головой и приблизилась. Чук что-то нашептывал совсем юному мальчишке, который не фокусировал взгляд и, шатаясь, позволял себя обнимать. Ей стало тошно смотреть на эти подростковые ласки, и она дернула Климчука за руку:

— Эй! Очнись! Мама пришла.

Мальчики при слове «мама» дружно умолкли и растерянно захлопали глазами, а Чук недовольно оторвался от своего любовника.

— А-а-а… Это ты, Вика? — прищурил он глаза… но руку парня не отпускал.

— А когда это мы с тобой стали на «ты», Клим? То есть Феденька. Ты еще имени-то своего не позабыл?

— А ты мне не указывай! — зашипел вдруг Чук. — Ты кто? Тьфу! Пустое место. Без Иосифа ты никто. И звать тебя никак! А я — Клим Чук! Меня страна боготворит. Я — кумир! Я порвал МТВ, выиграл «Евровижин», отымел «Сингл года». Я — велик!

Он так раззадорился, что даже забрызгал слюной Викторию и своих дружков, что, открыв рот, слушали вопли своего кумира.

Медянская поджала губы.

— Ну-ну, кумир недоделанный! Где бы ты был, если бы не Иосиф? И не его деньги? Кстати, и мои тоже! Он два года все наши деньги на тебя, сучонка, тратил. Вот и премии твои. Нет никакого Клима Чука! Есть Федька Климчук! Гей-потаскушка из Бобруйска. Не хочешь по-людски, добром на добро, бог с тобой! Катись в задницу! Иуда!

Свита затихла и даже немного протрезвела, но вот сам Клим — было видно — обиделся.

— Ой, как страшно! — юродствуя, запричитал он. — В задницу, как вы выражаетесь, мадам, мы всегда с удовольствием! Все остальное — хрень!..

Но крик его становился все громче, а сам Клим густо покраснел и напрочь потерял всякий самоконтроль.

— Себе ее засунь! — верещал он. — Будет еще выеживаться… Охрана!

Сзади немедленно выросли три мордоворота — судя по смуглым и небритым лицам, явно представители Юга. Они молча подхватили Медянскую и так же молча понесли к выходу. Тут и вмешались охранники клуба, которые ждали, когда же она пройдет к Гарику. Имя Иосифа Шлица, а тем более скорость, с которой Гарик отозвался, давали им основания вмешаться.

— Парни, спокойнее! Эта дама — гостья хозяина. Оставьте ее.

Оба клубных охранника вплотную подошли к охране Чука и преградили путь. Те остановились и меряли взглядами широкие фигуры «гоголеффцев». Оружия у посетителей не было, а вот пиджаки клубных вышибал подозрительно топорщились в районе левой подмышки. Кавказцы отпустили дрожащую от возмущения Медянскую. «Гоголеффцы» тут же закрыли ее своими могучими торсами и синхронно расстегнули пиджаки. Троица чуковцев отступила к своему повелителю. Тот ехидно прыснул:

— Фи-и-и! Великая вдова! Знай свое место! Я теперь с Алимчиком дружу. Сегодня для него всю ночь буду жарить! А ты вали отсюда. Ты теперь без Иосифа — никто! А я — все! Потому что я — Чук! Клим Чук!

Его свита неуверенно захихикала. Виктория приостановилась, слегка отодвинула своих спасителей и, держась за рукав одного из них, громко обратилась ко всем:

— Мальчики. Пару слов о Чуке. Я смотрю, у вас тут дружная компания Чука и Геков. Тебе, Федька, к сведению! И тем, кто не читал повести Аркадия Гайдара. Так вот. В древности жили-были на земле племена Чуков и Геков. У Чуков были жены-чуи, а вот Гекам с женами не повезло… — Она подхватила второго «гоголеффца» и, бросив презрительный взгляд на притихших парней, скомандовала:

— Пошли, ребятки! Гарик заждался!

День защитника

Несмотря на неожиданную стычку с Климом, бывшим другом семьи, делившим с ней и Иосифом не только кров и стол, Медянская почувствовала в себе необыкновенный прилив сил, энергии и желания действовать. Она буквально летела по ступенькам, волоча за собой удивленных охранников. Им, в принципе, можно было и не подниматься вместе с вдовой, но ребята невольно подчинились ее харизме. Лишь у двери кабинета она остановилась, огляделась, поправила прическу и одернула кофточку. Улыбнулась:

— Спасибо, мальчики! С днем защитника вас! — кокетливо усмехнулась и нырнула за дверь.

«Гоголеффцы» переглянулись, и один из них покрутил у виска пальцем:

— Ку-ку! Полный привет! Вот что делает горе с женщинами.

На что другой покачал головой и задумчиво выдал:

— Нет. Она не «ку-ку». Она великая женщина. Не зря говорят, что за большим продюсером всегда стоит великая женщина. Или что-то в этом роде.

Слов охранников Медянская уже не слышала. Снизу доносилась грохочущая музыка. Она толкнула вторую дверь. Кабинет Гарика утопал в клубах какого-то сладкого дыма. У Виктории сразу закружилась голова и защипало в глазах. Она закашлялась, а затем вдруг расслабилась. И дым уже не досаждал, и Гарик появился совсем неожиданно. Он вышел из туалета, совмещенного с кабинетом.

— О-о-о! Кто к нам пришел?! Виктория Станиславовна. Бонжур, мадам!

— Здравствуй, Гарик. Я пришла к тебе с приветом! — засмеялась Виктория и сама удивилась, почему ей вдруг стало так весело — от одного только вида этого парня, что мнит себя неотразимым мачо.

Она опустилась в мягкое кресло и замерла. Виктория этого не знала, но именно на этом месте совсем недавно сидели по очереди Леня Булавкин, затем Митя Фадеев и, наконец, Иван Бессараб — все трое по поводу присвоения денег ее мужа, а совсем скоро должен был появиться сам Алимджан Джабраилович Фархутдинбеков. Именно сегодня ночью он праздновал свой юбилей в очень узком кругу посвященных. Для этого и был арендован самый модный и лучший на сегодняшний день столичный клуб «Гоголефф».

— Чем могу? — Гарик тоже вытянулся в своем кресле.

Его совершенно не расстраивал и не пугал разговор со вдовушкой. Он заранее знал, что она будет сейчас говорить. Небось спросит денег, а потом документы. Начнет клянчить проценты от прибыли. Самого Шлица это все никогда не интересовало. Он был человек высочайшего полета. Страшно, что закончил вот так, в подъезде, на пороге своего дома, с пулей в груди.

Гарик передернулся. Его пугали любые разговоры о смерти. Он был мнительным и суеверным. Он даже думать боялся о Шлице, потому что верил в привидения и опасался ночных визитов убитого продюсера. Говорят, что убитый всегда бродит сорок дней по земле и ищет всех своих обидчиков. Гарик скривился, и эта гримаса не ускользнула от взгляда Виктории. Она засмеялась:

— Ты чего кривишься, Гарик? Косяк тухлый попался или нос запудрил кривовато?

Гарик пожал плечами.

— Да нет, косяк — то, что надо. И пудра ничего. А ты что, приобщиться хочешь?

— Не-а! Я уже тут сидя унюхалась. Можно уносить. Но пришла к тебе не за этим. Мне теперь, Гаричек, нужно иметь светлую голову и трезвый ум. Начинаю самостоятельный бизнес.

Гарик поднял густые брови.

— Интересно, какой? Поделись.

— Мне? С тобой? Делиться? Гарик, ты что? Точно, улетел! Это ты со мной поделишься сегодня же. Ты забыл, кто бизнес поднял? Кто клуб перелицевал? Кто сделал его модным?

Гарик опешил. Он думал, вдова, как и все остальные, попросит денег, а она посягает на основу основ!

— Это все моя заслуга! — затряс он головой. — Это я клуб создал. С нуля. И всегда этот клуб принадлежал мне! И только мне!

Медянская возмущенно пыхнула, а Гарик озабоченно глянул на часы. Его намного больше заботило, что вот-вот нагрянут бойцы Алимджана. Они должны провести «зачистку» часа за два до начала праздника. Он снова глянул на часы.

— У тебя все?

Медянская с презрением покачала головой:

— Быстро же ты, Гарик, позабыл все, что для тебя сделал Иосиф.

— Я ничего не забываю! — отрезал Гарик. — С Иосифом я рассчитался сполна. Не хочу даже слушать никаких упреков. Если у тебя есть документы — предъяви. Тогда мои адвокаты с тобой свяжутся. А если ты пришла не по делу, то мне сегодня некогда!

Бестофф и впрямь ничего не забывал, а потому говорил и пугался собственных речей. Он сейчас посылал подальше жену самого могущественного олигарха от шоу-бизнеса. Шлиц не простил бы подобного обращения со своей любимой. Гарик сам однажды видел, как в клубе Шлиц сломал стулом челюсть здоровенному братку из какого-то ближайшего Подмосковья. Тот зацепил Викторию, которая просто зашла поужинать и сидела за отдельным столиком, не мешая мужчинам говорить о делах. Тогда-то к ней и подсел здоровенный амбал. Лысый, с толстенной золотой цепью на загривке. Он что-то мурчал Виктории, а потом стал хватать за руки — вроде как потанцевать захотел. Она пыталась не реагировать, однако тот все настаивал. И тогда Вика просто всадила ему в лапающую руку острую вилку для мяса. Тот взвыл, ударил ее по лицу и отошел за свой столик, где такие же битюги ржали и жрали. Им еще было смешно.