Кирилл Григорьев - Галатея Страница 4

— Пашка, — распорядился Барс, — имена, адреса и телефоны скинь Тополеву. Пусть займется. Может найдет где-нибудь их фотографии.

— К кому двигаем? — посмотрел на него Титов.

— К Тимофеевой, — мгновение подумав, ответил Саня. — С одним мальчиком мы сегодня уже поговорили. Может быть, девочка знает больше?

Титов сверился с адресом.

— Может к мальчику вначале? — предложил он. — Он совсем рядом живет. А к девке через весь город пилить.

Барс молча смотрел вперед.

— Часа через два только будем, — тоскливо протянул Титов.

Барс не реагировал.

— А обед?

— По дороге поедим, — сказал Пашка сзади.

— Что ж, девочка, так девочка, — вздохнул Титов и завел машину.

Конечно, Барс не знал и не мог знать, что старший другой команды, ищущей Авалкина, по имени Саша Смагин, тезка, тоже, несколько мгновений подумав, решил побеседовать с девочкой. Барс не мог предположить, что ее домашний адрес был оперативно выяснен помощником Немченко — Димой Стременниковым и уже лежал на коленях Смагина, записанный на клочке бумаги.

И те, и другие, взяв старт в разных концах города, прорываясь по пробкам, неотвратимо неумолимо сближались. Каждая из групп была готова на все, ради достижения своей цели. И каждой хотелось получить главный приз — Петра Авалкина по кличке Тензор.

Андрей Симонов

Это опять я. Привет, заяц. Я жду тебя. Я буду всегда ждать тебя. Живой.

Я так решил, еще стоя на кладбище, когда холодный ветер швырял колючие льдинки в лицо. Когда двое небритых пьяных могильщиков, оскальзываясь на тонком льду, опускали на ремнях твое тело в замерзшую землю. Когда твоя мама…

Хватит, не могу.

Люди никогда не ценят то, что имеют. Вспоминаю, как мы ссорились, кричали друг на друга… Мне становится стыдно. Как все мелко перед Концом! Вот он, настоящий Господь!

Я купил отличную рамку для тебя. В ней теперь твоя фотография, тебе, правда она не нравилась. Прости, что я выбрал именно ее из нашего толстого альбома…

Господи, как же мне без тебя плохо!

Пустота и тишина поселились в моей душе в тот проклятый день, когда я увидел тебя в морге. Из-под белой простыни торчала нога. Твоя прекрасная точеная ножка, холодная, бледная, мертвая. Тогда я понял. Жующий что-то ублюдок из морга пытался рассказать, как было дело, но я уже знал. Я знал, что наше «мы» никогда уже не будет нашим. А детали были не важны.

Я стараюсь вернуть это «наше». Вчера я познакомился с одним типом в чате…

Ладно, не буду тебя обнадеживать. Не буду говорить ни о чем заранее.

Ната! Малышка моя! Я буду всегда рядом. Я помню…

Я жду…

Ната моя, дорогая!

Эти письма, которые никогда не будут оправлены (конечно, если у небес вдруг не появится Интернетовский адрес), очень помогают мне. Когда все будет закончено, я наверняка, дам тебе их прочитать.

Уже скоро! Уже скоро я смогу вновь видеть тебя, моя девочка!

Так сказал мне мой новый знакомый.

Я ему верю.

Даже если он сам Дьявол, я ему верю. Тем более, что душу мою он пока не просил.

Познакомились мы с ним случайно, вчера. Да, как ты, наверное, уже поняла, в чате. На нашем любимом с тобой «Диване».

Через пару дней после нашего с тобой расставания, да, именно расставания (теперь я говорю это почти уверенно) я выбрался в Инет. На «Диване» были все наши: и Зайка, и Серая Туча, и Мерцающая, и даже пропавший давным-давно Грустный киллер. Было, конечно же, и полно посторонних, но они в разговор не лезли, так, тусовались сами с собой.

Я рассказал им про тебя.

Что тут началось!

Мерцающая, ну, Алена, помнишь же ее, расплакалась. Туча с расстройства отключился и даже Админ вмешался и объявил минуту молчания в чате. Всегда хладнокровный Грустный киллер ни с того, ни с сего взорвался и «отстрелил» с «Дивана» двух олухов, посмевших эту минуту нарушить.

Я видел все это и, честно тебе скажу, тихо плакал за монитором. Надеюсь, ты простишь мне эту маленькую слабость?

И вдруг появляется этот парень, ReSurrector и ставит весь чат на уши.

Сейчас, подожди, скопирую в письмо кэш этого разговора. Я его сохранил, зная, что тебя он заинтересует. Я в нем под своим прежним ником с приставкой «Одинокий».

ReSurrector: Привет всем, ребята, что грустные такие?:-(((

Грустный киллер: Черт, и этот туда же… 8-]]]

МЕРЦАЮЩАЯ: Хватит, киллер. Сходи лучше свою винтовку почисти. Может, успокоишься, наконец.

Грустный киллер: МЕРЦАЮЩАЯ, не лезь.

МЕРЦАЮЩАЯ: Грустный киллер, а я и не лезу. Успокойся, киллер!

ReSurrector: Да что случилось, объяснит кто толком?

Одинокий Клайв: ReSurrector, умерла наша подруга… Моя девушка… Позавчера…

ReSurrector: Одинокий Клайв, это я уже понял… Но почему все такие убитые? Жизнь остановилась?

Грустный киллер: ReSurrector, ты что, придурок?

Одинокий Клайв: …

МЕРЦАЮЩАЯ: … Я в шоке …

ReSurrector: Грустный киллер, я нормальный. Это вы все ненормальные, если считаете, что смерть — это конец всему. Понял?

Грустный киллер: ReSurrector, ну сейчас я тебе покажу, дружок, кто из нас более нормален!

Одинокий Клайв: Грустный киллер, СТОЙ!!! Не делай ему ничего. А ну-ка, ReSurrector, объяснись.

Грустный киллер: Одинокий Клайв, ты, что не видишь, что это очередной отморозок?

МЕРЦАЮЩАЯ: Даже имя себе выбрал — Оживитель. Вот гад!:-[[[

ReSurrector: МЕРЦАЮЩАЯ, а если я на самом деле могу оживлять? Мне надо было назваться Necromancer?:-)))

Грустный киллер: ReSurrector, ты точно ненормальный!

Одинокий Клайв: ReSurrector, ты можешь ОЖИВЛЯТЬ ЛЮДЕЙ?!

ReSurrector: Одинокий Клайв, а что тут такого?

МЕРЦАЮЩАЯ: ReSurrector, может, и рыбку мою золотую оживишь? Она на днях сдохла, объевшись корма…

ReSurrector: Одинокий Клайв, тут нам не дадут поговорить спокойно. Пошли на отдельный Диван. Или нет… Скинь-ка мне лучше номер своей Аськи…

И я сбросил ему свой номер ICQ пейджера.

Сегодня мы договорились о встрече. Я верю и не верю. Но я надеюсь. Я верую в то, что он сумеет вернуть тебя мне.

А больше мне в этой жизни ничего и не надо.

Ладно, заканчиваю… ОН меня ждет…

Целую. Всегда твой, Андрей.

Вадим Немченко

Андрей Палтус сидел напротив него в кресле, отрешенный, чужой, незнакомый, словно был он не племянник вовсе, а совершенно посторонний Вадиму человек. Взгляд его был холоден и пуст, наверное, как у Кая из «Снежной королевы», когда в глаз тому угодил осколок льда. По крайней мере, Немченко глаза замороженного Кая такими именно себе и представлял.

— Ну, здравствуй, — произнес Вадим. — Рад видеть тебя снова.

— Я тоже, Вадим Дмитриевич.

— Что-то не заметно, — усмехнулся Немченко сквозь зубы. — Надеюсь, я сегодня, наконец, узнаю, где ты был, что делал, где пропадал все это время. И как Машка попала в руки этого мерзавца. Ты ее ведь охранять должен был, разве нет?

— Должен, — покорно склонил голову Андрей.

Немченко поймал себя на острейшем желании вскочить, со всей силы садануть по столу и заорать в полный голос, что бы, наконец, выражение лица Палтуса изменилось. Например, на недоумение. Или может, на отвращение. На что угодно, лишь бы непроницаемая маска на его лице превратилась хоть на мгновение в нечто, более свойственное обычным людям.

Но так, конечно, делать не следовало. Следовало терпеливо и внимательно — вдумчиво! — разбираться в сложившейся непростой ситуации.

— Где ты пропадал, дорогой друг целых четыре месяца? Мои люди излазили все места, где ты хотя бы чисто гипотетически мог появиться. Вдоль и поперек. А сегодня ты заявляешься и говоришь мне — здрасте, дядя. Прошу любить и жаловать. Это первое. И второе, наверное, даже самое главное. Как получилось, что моя дочь, известная тебе Мария Немченко, оказалась у Тензора? У этого уродца, которого пока, к огромному сожалению, я тоже так и не смог найти. Где она сейчас, что с ней?

Палтус молча шевелил губами.

— Я внимательно слушаю тебя, Андрюша, — напомнил о себе Немченко.

— Ничего не помню, — после паузы признался Палтус, глядя теперь куда-то вниз, под ноги. — Очнулся я сегодня рано утром в двухстах километрах от Москвы. В каком-то старом, гнилом автобусе. Вылез, поймал попутку. Сразу приехал сюда.

— Похожую историю я уже от тебя когда-то слышал, — терпеливо заметил Вадим. — Четыре месяца назад, когда ты исчез в первый раз. Это ты помнишь?

— Дало Ханиных? — поднял Андрей голову. — Конечно.

Прекрати ты так на меня смотреть, едва не заорал Немченко. Где моя дочь, сволочь?! Однако, вместо крика он всего лишь несколько раз глубоко вздохнул.

— Прекрасно, — кивнул Вадим. — Что ты помнишь еще?

— Как забрал машину из гаража. Приехал за Машей. А дальше — ничего, автобус.

Немченко с хрустом размял шею.